– Ох уж все эти твои модные дружки, – сказал Тайсон. – Пойдешь теперь плакаться насчет нас в своем блоге? Лидия снисходительно улыбнулась Тайсону, изогнув бровь. – О, бог с тобой. Думаешь, ты достаточно значимая персона, чтобы я писала о тебе в блоге? Хотя, конечно же, ты очень много значишь для нас, ты наш особенный малыш. К ним с утомленным видом подошел Трэвис. – Привет. – Тайсон, придумай шутливое прозвище для Трэвиса, – сказала Лидия с озорной улыбкой. Стычка Трэвиса с Алексом, возможно, и не повысила его социальный статус, но люди его все равно боялись. Трэвис был выше Тайсона минимум на двадцать сантиметров и почти на полсотни килограммов тяжелее. Тайсон схватил Мэдисон за руку. – Да пошли вы. Мы и так достаточно времени на вас угробили, придурки. Они удалились. Мэдисон, не оборачиваясь, показала Лидии средний палец. Лидия, Дилл и Трэвис повторили этот жест им в спины. Сердце Дилла все еще глухо колотилось, но он хотя бы снова мог дышать. Возможно, у Бога было для него другое послание. – Похоже, они никак не переварят то мое интервью? – сказала Лидия. – Ну ты же назвала нашу школу «модной пустошью», – заметил Трэвис. – Где полно одевающихся в торговом центре тунеядцев, от которых пахнет так, словно они выжили после столкновения школьного автобуса с автоцистерной, перевозящей дезодорант Axe, – добавил Дилл. – Ух ты, парни, вы тоже читали! – Почему ты не натравишь своих фанатов на тех, кто доставляет тебе неприятности? – спросил Трэвис. – Ну, прежде всего потому, что люди, которым нравится мой блог, не асы кибербуллинга. И это хорошо. Не хотелось бы мне, чтобы меня читали люди из этой сферы. Они поднялись и направились к школе – большому зданию неопределенного стиля, построенному в 1970-х и обладавшему колоритом государственной психиатрической лечебницы. – Мне в ту сторону, ребят, – сказал Трэвис. – Слушай, почему у тебя такой вид, словно за ночь тебе удалось поспать от силы минут пятнадцать? Ты в порядке? – спросила Лидия. – Ничего особенного, просто допоздна общался с друзьями с форума. Встретимся после того, как я закончу работу? – Ага, – ответил Дилл. Они с Лидией продолжали идти. Она молчала, и у нее был вид боксера, выигравшего поединок: торжествующий, но помятый. Во всяком случае, именно так показалось Диллу. – Ты совсем не толстая и не уродина, – произнес он. Лидия засмеялась. – Очень мило с твоей стороны, но со мной все в полном порядке. Я себя люблю, и никакому Тайсону на это не повлиять. Еще год с этими двуногими кучками дерьма. А потом я никогда больше их не увижу. Ну, если только кто-нибудь из них не продаст мне картошку фри лет через десять. По всей видимости, я ее большая поклонница. Дилл думал, что ему прекрасно удается это скрывать, но он и сам, похоже, выглядел побитым. – Знаешь, а ты не дилдо, – сказала Лидия. – Не понимаю, почему они не прозвали тебя Даллардом[3], например: намного забавнее и креативнее. Но для этого требуется больший словарный запас. – Их слова меня не задели. – Их? Я, что ли, что-то не то сказала? Они подошли к основному входу в школу. Мимо них торопился народ. – Все нормально. Я в порядке. – Дилл шагнул к дверям. Лидия остановила его. – Не-не-не, постой. Что не так? – Когда ты говоришь о тех, кто по-прежнему будет здесь через десять лет… Лидия закатила глаза. – О господи. Давай прямо сейчас оговорим, что, когда я произношу нечто подобное, я не имею в виду тебя. – Просто… Что если через десять лет картошку тебе продавать буду я? Значит ли это, что я, по твоему мнению, такой же тупой, как и Тайсон? – Ты серьезно, Дилл? – Ты сама спросила, что не так. – Отлично, ты прав. Я сама спросила. Нет, я не считаю, что я в чем-то лучше тебя. Нет, я не думаю, что ты будешь продавать мне картошку через десять лет. Боже, можно как-то обойтись без драмы? После того как я вступилась за тебя? – Но что если?.. Что если я окажусь не лучше Тайсона? – Я этого не допущу, ясно? Сделаю тебя своим старшим лакеем. – Это не смешно. – И правда, не смешно. Потому что лакей из тебя выйдет ужасный. Ты всегда будешь витать в облаках и играть на гитаре, когда люди будут стучаться в дверь, а когда наконец откроешь, произнесешь нечто вроде: «Послушайте, разве это не странно, что Земля летит сквозь космическое пространство, а мы с вами не умеем летать», – сказала Лидия, подражая голосу Дилла. – А еще будешь скручивать свои панталоны в узелок всякий раз, когда какой-нибудь гость заденет твои чувства. – А как насчет того, что ты сказала Тайсону: ну, что он недостаточно значимая персона, чтобы ты писала о нем в своем блоге? Обо мне ты тоже никогда не писала. Они стояли и смотрели друг на друга. – Мне действительно необходимо, стоя здесь, в дверях школы, говорить, как ты важен для меня? Что вообще происходит, Дилл? Тебя беспокоит что-то другое. Прозвенел звонок, предупреждающий о том, что занятия начнутся через пять минут. Дилл отвел взгляд. – Нам лучше пойти на урок. Лидия схватила его за руку. – Что? Взгляд Дилла блуждал из стороны в сторону. – Вчера вечером мама пыталась уговорить меня бросить школу и пойти работать. У Лидии открылся рот, как это было во время разговора с Тайсоном и Мэдисон, только на сей раз ее удивление было неподдельным. – Что? Это ужасно. Кто так поступает?! – Моя мама, по всей видимости. По коридору прошагал заместитель директора школы, мистер Блэкберн. – Мистер Эрли, мисс Бланкеншип, первый звонок уже прозвенел. Хоть вы и старшеклассники, опаздывать не положено. Поторапливайтесь. – Да, сэр, – ответил Дилл, провожая его взглядом, пока он не повернул за угол. – Мама сказала кое-что еще. – Что? – Она сказала: однажды я пойму, что от своего имени не уйти. – Что ж, она ошибается. Поговорим об этом и обо всем остальном, когда будет возможность. Они разошлись – каждый в свою сторону. Спеша в класс, Дилл уловил запах какого-то едкого чистящего средства. * * * Внезапно ему снова двенадцать лет, и он помогает отцу прибраться в церкви субботним утром, чтобы она сияла перед вечерней службой. Он покормил змей, запертых в деревянных клетях, а теперь оттирает одну из церковных скамей – и тут его отец смотрит на него с улыбкой и говорит ему, что Господь им доволен и в поте лица своего будет он есть хлеб свой. И сердце Дилла поет: он чувствует, что угодил отцу и Богу. * * *