— Не плачь, Розали. Я прощаю тебя. И это истинная правда. Эти соблазнительные изгибы прекрасного женского тела так долго снились ему в самых сладких кошмарах. И вот сейчас она в его объятиях, близкая, как никогда. В первый раз смотрящая на шрамы без омерзения. В произошедшем есть и моя вина, говорит себе Лука. Мы вместе должны были растить светлые чувства. Но я устранился, надеясь, что кода-нибудь Разали сможет увидеть за моим изувеченным телом нечто большее. И вот результат. Думаю, не стоит рассказывать тебе, родная, что стало с Анселем — в гневе я бываю несколько… несдержан. Он осторожно целует супругу. — Не плачь, Розали. Все будет хорошо. Хоть им и предстоит еще долгий путь. В свою очередь, и Аларик с Лидией обретут гармонию и взаимопонимание. Несомненно. — Все будет отлично, — улыбается дракон, подходя к принцу и касаясь дружески его плеча. — Уверен, ты не раз еще порадуешь нас добрыми вестями. Например, о рождении первенца. *** Ночь в своих правах, и Аларика ждет еще один разговор. — Сдохни, тварь. Сдохни! Это злобное шипение — услада для него. — У тебя был шанс помочь мне в этом. Но ты его упустила, — мягко улыбается Аларик. За окном — луна в зыбком мареве. Круглая, будто жемчужина, цвета клубничной пастилы. Холодный свет растекается по надменно-белоснежной скатерти, льнет к лепесткам роз в высокой хрустальной вазе. Принц с нескрываемым удовольствием разглядывает жуткие увечья Кариззы. Он откровенно гордится делом рук своих. Исполосованное лицо — когда-то, без сомнения, оно было прекрасным. До того злополучного момента, когда наследнице правящего рода веров пришла в голову очень плохая идея — сделать Аларика своим рабом. Ожоги и рубцы. Грудная клетка вскрыта жестоко, грубо, — будто движимый извращенной страстью исследователь пожелал узнать все тайны женского тела. Например, есть ли у женщин сердце — или же они просто куклы, созданные на погибель роду мужскому? Что же, у Кариззы сердце было. Принц дроу знал это точно. Вернее, когда-то было. Темно-аметистовое, трепещущее в его руках. Невыразимо вкусное, сладковатое едва. Было, несомненно. Пока Аларик его не вырвал и не полакомился ним. Запекшаяся кровь, цвета яшмы, на зелени платья. Эта сука умирала долго. Очень долго. — Сдохни. Желтые глаза мерцают тускло. Тигрица, без сомнения, разодрала бы сейчас дроу на куски — если бы могла действовать самостоятельно. Чужая воля проникает в сознание легко, будто раскаленный нож в горячее масло. Каризза оскалилась. Но дроу вовсе не обратил на это внимания, полностью уверенный в том, что творил. Когда-то тигрица держала его в плену. Истязая и заставляя страдать. Желая сломать. За ним долг теперь. — Будь любезнее, — Аларик не скрывает насмешки в голосе. — Как в тот раз. Последний. Помнишь? Тигрица лишь зарычала от ядовитой боли. О, эти воспоминания. Мертвые вены наполнены тоской и яростью, не кровью. Как она могла попасться на уловку? Веры, как и звери, всегда чуют опасность. Но в тот раз Каризза ошиблась. Тигрица слишком остро реагировала на близость желанного самца. Его член тверд и готов для нее. Такие восхитительно-мучительные, глубокие толчки. Бледные пальцы сжимают горло так сильно, и от воли Аларика зависит, сможет ли она сделать следующий вдох. Принц заставляет ее нагнуться ниже, проводит ладонью по узкой спине — кожа смуглая, будто плоды миндального ореха, — и связывает руки Кариззы. Укусы — завтра они нальются сливовым соком. Ее пылающее лицо прижато к шелку покрывала — прохладному, золотистому. Тигрица изгибается в томлении. Нежные ткани лона саднят, принимая — какое наслаждение и какая мука — член дроу вновь и вновь. Принц рывком ставит Кариззу на колени перед собой. Он держит ее крепко, и тигрица покоряется. Ее ладони гладят узкие бедра, а губы касаются пряной плоти. Все то время, что Аларик был в плену, тигрица забавлялась, принуждая его к соитию. Всегда необходима особая мазь, чтобы его член был возбужден. Но в тот день он имел ее, повинуюсь своему собственному желанию — разве нет? Трахал жестоко и больно. То, чего она хотела. Глупая, глупая Каризза. Каждый раз, когда Аларик был в ней — он забирал силу ее прародителей. Капля за каплей. Из прикосновений ее рук, из ее стонов. Из ее соков. А затем этот дроу убил ее, и его отец и его союзники не оставили от дома Кариззы камня на камне. О том, насколько был разрушен в дикой злобе Саон, тигрица могла лишь догадываться. Они искали Аларика долгих три Круга. Он сын. Он верный друг, проверенный в боях. И не укрыли шкуры предков. Не сберегли оборотней. Сейчас ее палач сидит напротив. Взгляд ледяной, тяжелый. В его руках — она прекрасно помнит эти руки — простая глиняная чашка с нарисованным на ней гранатом. Рубиновая жидкость. Вишня, гибискус, шиповник. И кровь ее брата. Этот запах теплой меди — удар наотмашь. — Что ты сделал с Мариусом? — прищурившись, сдавленным голосом спрашивает тигрица. — Пока что, он жив. Аларик делает неспешный глоток. Наслаждается вкусом. И улыбка у принца такая, что Каризза искренне печалится: неужто никто и никогда не пояснял итилири, что значит «милосердие»? Тварь. — Пей. Перед Кариззой — такая же кружка. Тигрица хмурится — неужто он серьезно? — и вскидывает упрямо голову. — Нет! — Тогда я сам волью это в твою глотку, — тихо — как тих свист топора у шеи приговоренного, — говорит принц. Не лжет. — Так. Шиповник — знак семейных уз. Кровь будет проводником. — Нет! — что еще этот ублюдок задумал? Хищные, плавные движения. Дроу сел на край стола, рядом с Кариззой. Сжал пальцами подбородок тигрицы, заставляя смотреть в свои глаза. — Заткнись и слушай. Я позволю тебе поговорить со своим отцом. Скажешь ему, что если веры еще хотя бы один раз нарушат наш покой — пускай винят только себя. Я истреблю вашу расу. Ты все поняла? Эта жестокость могла бы возбудить ее — будь обстоятельства другими. Никогда Каризза не любила вишен, а теперь — и вовсе возненавидит. Кровь вот — другое дело. Но не родная ведь. Тягуче, приторно, будто патока. Ужасная тошнота. Лишь гордость позволяет хоть как-то бороться со спазмами. Ее сейчас вывернет наизнанку. Запечатанные лаской пера голубки уста — дабы не сказала она лишнего. Белый цвет — знак очищения страданиями, которые претерпевают духи за свои деяния. Аларик нежно гладит белоснежную голубку с глазами черными, будто самые порочные мысли. Каризза, напуганная и ожесточенная, хочет сказать что-то — но покуда она нема. Девушка уменьшается до размеров рисового зернышка, поддетая клювом голубки, а затем — лишь ледяная вода. Аларик откинулся в кресле и вытянул ноги, наблюдая с довольной улыбкой, как мгновенно растворился в пространстве силуэт птицы. Еще один глоток рубинового напитка. Все прошло хорошо. Стражники порталов мира оборотней не узнают, кто прячется в белоснежных перьях вестницы мертвых. В случае необходимости, это облегчит путь в Саон — голубка укажет безопасный путь, что позволит напасть внезапно. К тому же, Каризза — прекрасная возможность спровоцировать веров, дабы те развязали военные действия первыми. Если будет желание поиграть. *** — Зачем ты лжешь? Почему улыбаешься, если чувствуешь себя усталым? Выходя, Лидия закрыла за собой двери потайной комнаты, откуда наблюдала за разговором с тигрицей.