Дьяр и Лайолешь обернулись одновременно. Кто-то посторонний был в зимнем саду Гранатового дворца. Серебряный положил руку на живот своей женщины, ниже ребер. Он призвал свою силу — их общую силу, и воплощенная, естественная природа помогла своим детям. Лайолешь просто растворилась среди темной зелени листвы и пряного запаха магнолий. Ни один хищник не учуял бы ее сейчас. Дьяр же оказался прямо за спиной чужака. Это двусущий. Пума. Высокий, с песочного цвета волосами, собранными в хвост. В его руке — тонкий прочный шнур, с костяными рукоятками на краях. По всей видимости, собрался незаметно подкрасться к стражникам. Что же, путь иногда делает любопытные повороты. Змеей тонкий ремень Дьяра скользнул на шею оборотня, и змея эта выпила его дыхание. Хруст позвонков. Два воина-итилири вышли из-за ореховых деревьев. Светлый в который раз подивился способности дроу сливаться с тенями. Темнота стирала белизну их кожи, давая возможность напасть неожиданно, и даже прямые обоюдоострые клинки мерцают тускло, не выдавая присутствия. У ног дроу — два мертвых тела. Еще веры. Дьяр определенными жестами, принятыми в военное время, показал, что направится обратно в замок. Получив подтверждение, что он понят, эльф едва слышно сказал Лайолешь: — Идем. Необходимо всех предупредить. *** — Крайне невежливо приходить ранее намеченного срока, — говорит Мирабелла, скрещивая узкие ладони на шелке юбки. Илиасу и Аларику ничто не сможет помешать. В это верит королева. В это верю я. Смотрю на идеальный рисунок подготовки, который будет раскрашен скоро кровью врага, и думаю о том, что все же я многого не знаю о своем мужчине. Например, как привычно лежат в его ладонях рукояти дважды изогнутых, коварных клинков. Любопытно, оружие ревнует из-за того, что эти руки — сильные, с длинными пальцами, покрытые молочными линиями шрамов, — касаются меня? Мой принц действительно не сомневается, лишая жизни. Просто не считает нужным сомневаться. Я пытаюсь успокоить Розали и Лайолешь, а матушка, Ее Величество и Рисса пытаются успокоить меня. Драконесса болезненно бледна, и наряд из кремового льна делает ее кожу почти прозрачной. — С ними все будет в порядке, — я легко касаюсь губами виска Розали. Драконесса сжимает мои пальцы. Ее кожа горяча, и я чувствую, как дрожат нити энергий. — Будь благоразумна. Если ты и нерожденный еще малыш погибните, Луке это никак не поможет, — говорю я. — Отряды итилири контролируют все переходы, — Мирабелла ставит на стол перед девушкой чашку с мятным настоем. Королева вызывает у меня искреннее уважение. Я могу лишь догадываться, каких усилий ей стоит сохранять достоинство — ведь я знала, что ей довелось пережить в определенный период их с Илиасом истории. — Кроме того, — низкие, мурлыкающие интонации в голосе Мирабеллы откровенно жестоки, — большая часть веров просто не сможет попасть в Феантари — их уничтожат наши мертвые. Лайолешь засмеялась. Подобная нервная реакция позволила позволила эльфийке расслабиться и прийти немного в себя. Кажется, я знаю, о чем она думала сейчас: о том, как коснулся лбом ее лба Дьяр перед тем, как покинуть покои. Да, вовсе не время для паники и слез. Наша сила сейчас не менее важна, нежели мужская. Все шло именно так, как должно было. Идеально ровные стежки шелковой нити, рисующие идеальный узор. Да и могло ли быть по-иному? Для итилири ведь что кровь, что гранатовый сок — все одно. Каждый знал четко свои обязанности. По указанию королевы советникам посредством коммуникаторов была направлена информация о нежеланном визите веров, проверена надежность охраны дворца, всех патрулей — и разбужена Камилла. Вани крайне была удивлена, не увидев супруга рядом на кровати. Мирабелла пояснила ей причину, добавив, что Альберт исключительно по собственной воле пожелал помочь принцу итилири. Камилла, прищурившись, смотрит на королеву. Вани умная женщина, и оценив серьезность ситуации, задает уместный вопрос: — Им нужна помощь? Матушка подходит к Мирабелле и кладет ладонь на ее плечо. — Сейчас увидим. Видимо, леди Сиенна с королевой все уже обсудили ранее, потому как сразу же на столе появились низкие широкие чаши из бронзы, принесенные камеристками. Матушка подносит свою курительную трубку к губам. Температура в комнате сразу же стала будто ниже, и голову сдавил холодный обруч. Можжевеловый дым, густой и плотный, туманом стелится над водой в чашах. Взмах руки. Каждая из нас дрожит от волнения, но мы следим за образами на поверхности воды. Первым я вижу отца. Он устало касается рукой лба. На металле его серпов — тяжелые, багряные капли чужой крови. Картины сменяют друг друга, и робкая, будто птица, надежда коснулась меня крылом. Итилири действительно дрались великолепно. Я бы назвала то, что двигало ими, ледяной страстью. Одержимостью убийством. Обманные, плавные движения и сверкание стали. Я видела, как шипы роз впивались в кожу веров, а песок застилал глаза. Оборотни понимали, что попали в ловушку, и были обозлены потерями, которые понесли не только от живых воинов, но и от мертвых. На щеках Лайолешь были слезы, но она улыбалась, глядя, как точным и сильным ударом ее супруг опрокинул противника на спину. Розали же молча созерцала обугленную кожу веров — последствия прикосновений ее дракона. Наверное, в близком бою также есть своя прелесть. Илиас. Ссешес и Ашер. Камео. Альберт. Повреждения на их телах есть, но они не опасны. Все, насколько можно судить, идет неплохо, но… Крик едва не сорвался с моих губ. Я увидела, что Аларик ранен. На его бедре, руках и шее — новые порезы и ссадины. Глубокий вдох. Выдох. Еще один вдох. Нет смысла плакать. Это ничем ему не поможет. Я слышу мысли Аларика смутно, будто сквозь толщу черной ледяной воды. И его раны причиняют боль мне. Не время еще возвращаться, говорит он. Порез на плече. Это капиллярное кровотечение, и густые капли багряной крови — как драгоценные бусины. Бусины, которыми будет вышито твое погребальное покрывало, если ты не вернешься сейчас же, говорю я. Повреждения могут просто не успеть закрыться. Но мой супруг — зверь. Мой безумный, жестокий принц. Он не спешил уходить. Он желал — развлечься. Гибкие виноградные лозы опутывают крепко тело его противника. Темно-янтарные глаза, горящие злобой, и золотистый сок ягод на бледной коже. Аларик сидит напротив, прислонившись к лавровому дереву. Я слышу его голос, произносящий слова принуждения. Кровь искупительной жертвой стекает с кончиков пальцев. Янтарноглазого убил его же брат-близнец. Мертвый и поднятый вновь, с рваной раной на горле, напоминающей распустившуюся розу. Зачем же разлучаться братьям? Аларик считал, что милосердно дать возможность им уйти вдвоем. Хватит, родной. Достаточно. Мы не видим больше живых врагов. Мужчины возвращаются, преисполненные темной радости. Отец обнимает меня и матушку, но сейчас даже его тепло не приносит мне успокоения — ибо сэр Томас пахнет чужой кровью. Чужой ли? — Ты ранен? — я отстраняюсь, чтобы внимательно осмотреть отца. — Все в норме, — отец целует меня в щеку. — Мне понравились эти легкие доспехи итилири — дают маневренность, и надежны к тому же. — Доченька, я позабочусь об отце, — говорит леди Сиенна. Слегка обернувшись, она смотри на дверь. Аларик, оказавшись в комнате, кладет клинки на стол — кровь веров оставляет следы на нежных лепестках белых роз в вазе — и подходит ко мне. Прикосновения его рук. Мы обнимаем друг друга так крепко, что объятия эти вряд ли что сможет разорвать. Я глажу его по волосам, вдыхаю его запах. И запах чужой смерти. Все объяснения и обсуждения оставим на потом.