— Да, конечно, — кивнула она. Иван никак не мог понять, обиделась она или нет, и вообще, что именно он сделал не так. Это чувство — что он сделал что-то не так — не отпускало, даже когда Третьяков оказался на улице. Впрочем, своих проблем хватало. Третьяков прикурил и затянулся с наслаждением. Утро было морозным и ясным, самое время тащить детей в лес на лыжах кататься. Жена ненавидела лыжи всей душой, а Третьяков любил, когда снаружи холод обжигает щеки, а внутри — жар от того, как разогнавшаяся кровь бегает по венам. Он вообще любил напряжение, физическую нагрузку и тренировки, на которых выкидывал из головы все лишнее, был здесь и сейчас. Любой оперативник или следователь должен быть в хорошей физической форме, и не потому, что таковы требования, а потому, что такова жизнь. Оперативник редко ходит на опросы с табельным оружием, но иногда хороший удар ногой может спасти жизнь — тебе или кому-то еще. Иван много лет занимался джиу-джитсу, иногда захаживал в качалку — но это больше так, для развлечения и чтобы полежать в сауне. Иван дошел до машины, завел мотор — тот поддался с недовольством, похрипывая на морозе. Город спал, снег был усыпан ошметками от фейерверков и петард. С Новым годом, Москва! Иван оставил двигатель прогреваться, а сам собрал мусор, выкинул остатки вчерашнего пиршества в помойку у подъезда и набрал номер управления. Ответили не сразу, с десятого гудка, хотя звонил он на свой, недоступный обычным гражданам, номер. — Филоним? — хмуро поинтересовался Третьяков, продолжая хандрить без видимых причин. — Где вас всех там носит? — Третьяков, а ты чего не спишь? Работать тянет? Тебе надо доктору показаться, — с ходу хохотнул дежурный на телефоне, Леха Никонов. — Искал меня кто? — Супруга твоя звонила, спрашивала, с кем ты Новый год справляешь. Грозилась жаловаться начальству. — Серьезно? — Нет, шучу, конечно, что ты. Ничего она не звонила, она лично приезжала. Что, не ждал? Не бойся, мы ей сказали, что ты на трупе. Так что с тебя — бутылка. — Леха, не дури. — Да звонила, звонила она, успокойся, — ослабил хватку дежурный. — Но про труп мы ей и правда сказали. Чего у вас там происходит, поругались? — Кто-нибудь еще меня искал, кроме жены? Оказалось, ему звонили из криминалистической лаборатории Твери. Эта новость заставила Ивана встрепенуться. Не ждал так рано. Впрочем, дело же высшей категории срочности, так что объяснимо. Кто-то в Твери вместо застолья корпел над морозовским телом. Некто по фамилии Карташов. — А зовут-то как? — Не знаю, не записали. Да какая разница! — возмутился Леха. — Ты пишешь номер-то? Бумажки у Третьякова не было, записал телефон эксперта прямо на ладони. Набрал и подумал — лучше бы из управления позвонил, а то со своего мобильника разоришься. Привычка экономить каждую копейку сказалась, а потом — вдруг в первый раз за эти два дня — его обожгла мысль: «А кому он теперь-то должен? Морозова нет в живых, расписок тоже нет. Дочь его, кажется, вообще не в курсе. — Мысль была мерзкой и грязной, но манящей, как реклама стриптиз-клуба. — Не отдавай. Два миллиона — это же огромные деньги. Плевать на эту принцессу. Соблазн, черт возьми. Какой соблазн». — Майор Третьяков из Москвы. Мне нужно поговорить с Карташовым, мне оставляли информацию в управлении. — Ах, да, точно. По поводу идентификации тела сейчас позову вашего Карташова. — В смысле — идентификации? — опешил Иван, но говорящий уже исчез. Вернулся другой, он говорил медленно, нараспев и все время вставлял в свою речь «дорогой мой». — Да, — подтвердил он после всех нужных представлений. — Нам хорошо бы родственника на опознание привезти, дорогой мой. — Какое опознание, я видел тело, там невозможно ничего опознать. — Дорогой мой, при чем здесь это? ДНК, знаете ли, самое оно в таком случае. Нам нужен родственник, чтобы взять образец для сравнения, как делают при авиакатастрофах. Там опознавать вообще нечего. — И как срочно вам нужен образец? Как вам его переслать? — Переслать… Нет, лучше бы, чтобы ваш родственник просто приехал к нам. Можно, конечно, установить личность по зубкам. Вы знаете, у кого он зубки-то лечил? Я бы хоть снимки посмотрел, а так, дорогой мой, я даже не могу написать «предварительно опознан». — Хорошо, это я понял. А что еще удалось установить? — спросил Иван, вклиниваясь в этот раздражающий распев. — Предварительно, вы имеете в виду? — с намеком уточнил он. — Что же еще я могу иметь в виду? — ответил Иван, с трудом удержавшись, чтобы не добавить «дорогой ты мой человек». — Я в чудеса не верю, в том числе в экспертизу под елочкой. — Это вы правильно делаете, дорогой мой. Как, вы сказали, вас зовут? — Майор Третьяков. — А по отчеству? — хитро переспросил эксперт. Иван невольно улыбнулся. В Москве криминалисты другие: суетные, на пятой передаче, быстрые и злые. Их никогда не интересуют имена. Тверской эксперт действовал спокойно, тщательно, с умом — как и положено. — Иван Юрьевич. — Ну, а я — Илья Константинович. Так вот, Иван Юрьевич, мой дорогой, относительно того, что нам удалось установить предварительно. Картина у нас с вами складывается престранная. — Что вы имеете в виду? — Ну, к примеру, причину смерти. В нашем случае — это асфиксия. — Значит, задохнулся дымом? — уточнил Иван. — Чего же странного? — А вот и нет, дымом он не задохнулся, — посерьезнел Карташов. — Убитый скончался еще до начала пожара. — До пожара? — оживился Третьяков. — В дыхательных путях нет продуктов горения, то есть он не сделал ни одного вдоха, когда начался пожар. Во-вторых — и это даже важнее — там же, в дыхательных путях, имеются микрочастицы пластика. И не просто пластика, а термопластичного полимера этанола средней плотности, используемого обычно при изготовлении так называемых пакетов-маек, которые раздают на любой кассе любого «Ашана». — Ему на голову надели пакет? — уточнил Третьяков, тоже моментально посерьезнев. — Вы уверены? — Я не могу быть ни в чем уверен до окончания экспертизы, мой дорогой, но да, такой вариант представляется вполне вероятным. Тип пакета я вам, конечно, не уточню, только материал, из которого он был изготовлен. Однако есть еще одна интересная деталь. Следы пригоревшего пластика снаружи отсутствуют, только в легких. — Задушили и сняли, — кивнул Иван. — Сначала убили, затем сожгли, вероятнее всего, чтобы скрыть улики. — Вероятности — не моя специализация. Но, думаю, мой дорогой, вам будет интересно узнать, что на шее убитого остались следы стягивания. Вероятнее всего, использовалась та же кабельная стяжка, которой у убитого были зафиксированы руки и ноги. — Я не видел следов на шее, — возразил Иван и в ответ получил длительную паузу. Затем эксперт Карташов откашлялся. — Мы, мой дорогой, потому и эксперты, что можем исследовать то, чего не видно. Следы на шее визуально почти не сохранились, так как именно его голова явилась очагом возгорания, причем с использованием катализатора. — Значит, его облили каким-то горючим материалом, перед тем как поджечь, — пробормотал Иван. — Голова, шея, плечи, корпус и руки обгорели сильнее всего, местами до костей. Нам достаточно микроскопических объемов, скажем, легких, чтобы провести исследование, но у нас имелись определенные сложности с извлечением образцов. Что еще вам сказать. Ах, да. Перед тем как задушить, убитого опоили снотворным. — Что? — Тут уж Иван не сдержал удивления. — Именно то, что вы услышали, — отрезал эксперт. — Следы психотропного вещества присутствуют как на стенках бутылки, обнаруженной около покойного, так и в крови покойного. Причем вещество там присутствует в такой концентрации, что можно с уверенностью сказать, что в момент убийства он был без сознания. Только, пожалуйста, не спрашивайте меня опять, уверен ли я. Ваши коллеги уже спрашивали. — Мои коллеги? — Ко мне приезжал капитан Ком. — Понятно, — выдохнул Иван. — Не берите в голову, они просто хотят закрыть дело. Давайте исходить из того, что я не стану доставлять вам никаких проблем глупыми вопросами. Что за вещество? Вы сказали, психотропное? Клофелин, что ли? — Что интересно, нет. Не клофелин, хотя, казалось бы, самый очевидный кандидат. Препарат, с помощью которого ввели в бессознательное состояние вашего убитого, называется флунитразепам. Не слышали о таком? — Флунитразепам? — сощурился Иван. — Погодите, погодите, это же транквилизатор, да? Снотворное? — Не совсем. Этот весьма сильнодействующий препарат можно, конечно, отнести к группе транквилизаторов, так как, определенно, он имеет седативный эффект. Однако флунитразепам действует значительно сильнее традиционных седативных средств. Этот препарат использовался для анестезии и в лечении некоторых серьезных неврологических заболеваний и психических расстройств. Однако больше всего этот препарат прославился как наркотик изнасилования. Любимый препарат киносценаристов. В принципе, суть действия такая же, как и у клофелина, за небольшим исключением. В сочетании с алкоголем вызывает провалы в памяти. Человек отключается, находится без сознания несколько часов, а затем приходит в себя и ничего не помнит. Очень удобно для насильников. Вы «Мальчишник в Вегасе» смотрели, мой дорогой? Вот там героев «накормили» аналогичным препаратом, там он называется рофинолом. Хороший, кстати, фильм, смешной. Особенно момент, когда в гостиничном номере находят тигра Майка Тайсона, н-да. — Интересно, отчего мы с ним не сталкиваемся, если он такой эффективный? — Вопрос правильный, но ответ на него тоже есть. Изначально этот препарат выпускался в форме белой таблетки без вкуса и запаха, что делало ее незаменимой для криминальных целей. Именно поэтому еще в конце девяностых производственный цикл полностью изменили, таблетки стали горькими и при размешивании давали яркий голубой цвет. Впоследствии флунитразепам в принципе перестали применять даже в медицинских целях, так что сегодня этот препарат вообще не встретишь и не купишь. К тому же есть более эффективные вещи, в том числе и для представителей преступного мира. Тот же клофелин. Дешевый, да и черный рынок им наводнен, легче найти. — Откуда, по-вашему, тогда у убийцы взялся этот флунитразепам? — спросил Третьяков. — Понятия не имею. Но добавлю, так как это мне кажется важным, что подмешанный убитому в алкоголь флунитразепам был именно белый, безвкусный и без запаха. — Тот, который больше не производят? — Да, но, к сожалению, несмотря на просрочку, препарат не утратил своих свойств. — Есть над чем подумать, — пробормотал Третьяков, рассматривая потихоньку оживающий вокруг него двор. Люди с усталыми, опухшими, похмельными лицами тянулись к «Дубравушке». — Кстати, еще кое-что вам в копилочку. Замок на металлической двери в доме был взломан. — Серьезно? Все-таки был взлом? Внешних следов я не нашел. — Да, внешних следов не было, а внутренние нашлись. Взломщик работал профессионально, воспользовался отмычкой, так что замки не повредил. Но следы взлома присутствуют. — Вот это действительно говорит о многом, — сказал Иван. — Ну, строить теории — это не моя работа, у меня своей хватает. Так как насчет родственника? — Да-да, конечно. Я что-нибудь придумаю, — с тоской выдохнул Иван. Не совсем еще оформившаяся мысль не давала ему покоя.