— Ну что вы! Предвкушаю, − шепнул он в ответ, едва не коснувшись губами мочки её уха. — Может, поэтому я и не танцевала ни с кем? Ждала того, кто не испугается, — шепнула она с усмешкой. И, поддавшись нарастающему ритму музыки, потянула его за собой, заставляя обнять ещё сильнее. И от этого прикосновения руки и ноги сами вспомнили, что нужно делать. Первые шаги были неуверенными, он пытался поймать ритм, но когда поймал… Ему казалось, что в руках у него зефир — лёгкий ветер в облике женщины. Такой невесомой, гибкой, словно скользящей над мозаичными плитами пола. Они двигались словно единое целое, так легко и непринуждённо всё у них получалось, и Виго даже не сразу понял: нет, это не она ведёт в танце, а он. Не просто ведёт, он завладел её телом полностью, словно сросся с ним, и даже в центре патио танцующие пары расступились, давая им возможность двигаться быстро и смело. А спасительные сумерки не позволяют разглядеть, как бесстыдно он обнимает свою даму в танце. И как уверенно и страстно она прижимается к нему. Ритмичные аккорды бились в воздухе разгорячённым пульсом, и их тела двигались в унисон. И, скользя руками по гладкому шёлку платья, Виго с восхищением подумал: сколько смелости в этой незнакомке! Она падала ему на руки, не глядя, словно знала — он поймает. Так можно делать только с тем, кому доверяешь абсолютно. И она доверяла… или как ещё назвать это безумие? В ней сочеталось несочетаемое: развратная элегантность и горячая целомудренность. И каждый шаг, который она делала, будто сближал их ещё сильнее, сокращая расстояние. Он не мог объяснить этого, но чувствовал её всю: прикосновение локонов, дыхание, оборки платья, скользящие по его руке… Каждое прикосновение добавляло что-то в букет ощущений, собиравшихся в единый образ. Как вино, глоток за глотком раскрывает свой вкус и в итоге опьяняет, так и с ней он чувствовал то же самое. И лукавый взгляд в прорезях маски будто спрашивал: ну что… ещё? Ещё… Ещё… И ещё! Он кружил её, ловил на лету и прижимал к себе, так смело, зная, что она совсем не против. Он отвечал на каждый её вызов, удерживая в своих руках, когда она делала самые смелые па. И на последних аккордах не удержался и скользнул рукой вверх, к затылку, прижавшись ладонью к обнажённой коже на шее, чтобы почувствовать её по-настоящему. И… … оставить своё клеймо. Метку. Чтобы потом найти её. Но в ответ на это прикосновение она внезапно обняла его, прижалась и поцеловала так страстно, что он инстинктивно сжал её в ответных объятиях, вдыхая её поцелуй и отвечая. Но это длилось лишь одно безумное мгновенье, сладкое, тягучее и короткое, как выстрел. Она тут же отпрянула и присела в лёгком реверансе. Они замерли друг напротив друга, бурно дыша и скрестив взгляды. Откуда-то издали донеслись хлопки — гости оценили их танец. Незнакомка облизала пересохшие губы, на которых не осталось помады, и улыбнулась, разжимая пальцы и отпуская его ладонь. А Виго с какой-то необыкновенной ясностью осознал, что во время танца совершенно отбросил мысль о том, что должен поймать воровку. Он словно оставил свою оболочку, выбрался из неё, как бабочка из кокона, чтобы парить здесь с ней, и только теперь вернулся в своё тело. Это было похоже на какой-то волшебный сон, а вот теперь он неожиданно проснулся. Но руку незнакомки ему почему-то отчаянно не хотелось отпускать. − Благодарю, − тихо произнесла она, отступая назад, и ему снова показалось, что он видит в её глазах прозрачные серебряные озёра, а позади неё светящееся облако, будто… …крылья. И это, конечно, не могло быть правдой, если только… Болван! Идиот! Это же аругва*! Тот самый порошок, который позволяет таким, как она, оставаться неузнанными среди людей. Перед ним была не просто воровка, это была самая настоящая эйфайра*. Эйфайра здесь. На фиесте в его доме! О, Святая Маргарита! Она перехватила у слуги бокал вина и вложила его в пальцы Виго со словами: − Выпейте, сеньор Кот, вам это точно понадобится. Голова стала кружиться, и, будь на его месте кто-то другой, он обессиленный упал бы прямо посреди этого патио, а может быть, даже умер. Но Виго лишь чувствовал хмель в голове и странную эйфорию, от которой хотелось вдыхать воздух сильнее и глубже, раскинуть руки, петь в голос, смотреть в ночное небо, полное серебряных звёзд, и любить весь мир. Вот потому их и зовут эйфайрами. От слова эйфория. Она его просто отравила. Дерзко, безрассудно и очень смело. Кому-то они дарят смерть, а кому-то чувство бесконечно счастья… а потом смерть. Как она могла явиться сюда и сделать это на глазах у всех?! Отчаянная? Отчаявшаяся? Или самоубийца? Ведь завтра, если он выживет, а он, конечно же, выживет, все ищейки города будут брошены на её поимку. Он медленно поднёс бокал ко рту, пригубил и жадными глотками выпил всё до дна. Кумпарситу сменила милонга, и вокруг него уже кружились пары. Незнакомка растворилась среди гостей, а он не мог оторвать ног от пола, не мог позвать на помощь, чувствуя себя полным дураком. Она обвела его вокруг пальца, но в данный момент он был абсолютно счастлив, хотя где-то отдалённо вертелась мысль, что, когда этот хмель уйдёт, когда он протрезвеет, и наступит похмелье, он будет жестоко сожалеть о собственной доверчивости и глупости. И если будет жив, то обязательно найдёт её и поквитается. Ему бы позвать Мориса, а он не мог. Не мог себя заставить двинуться с места, не мог разрушить это острое и ни с чем не сравнимое ощущение счастья, которым она его одарила. Но он найдёт её всё равно. Потом. Обязательно найдёт. Ведь он тоже оставил «подарок» на её теле. И он знает, как взять этот след. *El gato (исп.) — кот. *Кумпарсита — (исп. La Cumparsita) — танго, одно из самых известных произведений этого жанра. *Бандонеон — язычковый музыкальный инструмент из семейства ручных гармоник. *Эйфайры — люди, обладающие особенными способностями. Вымышленный термин. *Аругва — вымышленное вещество, маскирующее ауру эйфайров. Часть 1. Слуга двух господ Глава 1. Гонцы Несколькими днями ранее событий в прологе Гонец постучал среди ночи. Гулкий звук ударов кулака о дверь ворвался в вязкую глубину сновидения, как огромная муха, на лету попавшая в паутину. Он заметался бестолково и тревожно, заставил распахнуть глаза и уставиться в темноту. Эмбер рывком села на кровати и, как часто бывает при резком пробуждении, не сразу осознала, где она сейчас и что происходит. Темно, душно и тихо, и только настойчивый звук мечется вокруг невидимым сгустком тревоги. Бежать! Нужно бежать… И пока сознание пыталось определить, где верх, где низ, и понять, реально ли всё вокруг, тело среагировало моментально, откликнувшись быстрее разума. Заставило одним отточенным движением выхватить кинжал из-под подушки и бесшумно скользнуть к двери. Эмбер замерла у стены, крепко сжимая оружие, и инстинктивно потянула ноздрями воздух в поисках источника опасности. Но источника не было. Вернее, источник, конечно, был. Не было опасности. Гонец даже сквозь толстую дверь смачно вонял дешёвым табаком, сапожным кремом, потом, въевшимся в подмышки хлопковой робы моряка, чернилами и немного… дорогим одеколоном. Эмбер выдохнула и тут же погасила чувствительность. Вынести эту какофонию запахов можно лишь с очень хорошим насморком. Ну, или опрокинув в себя пару кружек горячительного пойла, что щедро наливают в таверне местресс Арно. И да, наконец-то сознание вернулось полностью: она именно здесь, в маленькой каморке, что ютится под крышей развесёлого заведения под названием «Дон Лоро». Эта каморка сегодня служит ей домом, и бежать никуда не нужно. − Да иду я! Иду! Нечего так тарабанить! — крикнула она, нашаривая спички, и зажгла фонарь. Быстро оделась и звякнула засовом. Дверь отворилась нехотя, с натуженным скрежетом. Её край слегка просел и при открытии цеплялся за грязные доски пола, отчего на них появился отчётливый светлый полукруг. Эмбер поставила фонарь на стол и, впустив гонца, с силой захлопнула дверь ногой. — От Его светлости, − тихо произнёс гонец и протянул ей сложенный вчетверо листок, запечатанный красным сургучом. − Только письмо? На словах ничего? — спросила Эмбер, взламывая сургуч. − Ничего. Впрочем, Его светлость, граф Морено, чересчур осторожен для того, чтобы доверять что-то на словах посыльному, пусть даже надёжному человеку. Гонец приложил два пальца к плечу, бросил короткий неодобрительный взгляд на сваленные в углу вещи и скрылся в сумраке коридора. − Иди уже с миром, − буркнула Эмбер, задвигая засов. В одобрении посыльных она не нуждалась. Зря, конечно, она назвала Его светлости этот адрес. Вполне бы хватило и склепа на кладбище Санта−Муэрте, где так удобно забирать и оставлять послания. Но дело намечалось важное, очень важное, судя по тому, что Его светлость сказал ей в прошлый раз. И плата за него будет очень щедрой. И, если всё пройдёт удачно, конечно, она сможет сменить эту каморку на приличное жильё, а вскоре и вовсе убраться из Акадии навсегда. Именно поэтому она уступила своей осторожности и рассказала Его светлости, где её можно найти. Но сейчас нехорошее предчувствие защипало в ноздрях отголоском предупреждения. А Эмбер никогда не игнорировала предчувствия. Ладно. Это был сознательный риск. Ей нужны деньги и быстро, и она съедет отсюда сразу же, как только их получит. Вот сразу же на следующее утро. Его светлость обещал хорошую сумму. И не только. Ещё новое имя. Документы, с которыми ей будет легко выбраться из города и начать где-то новую жизнь. Может быть, не так скоро, конечно. Для начала нужно сделать то, что он попросит. Потом… Потом отомстить. Ну, а потом можно будет и уехать куда подальше из Акадии. Эмбер решила, что оно того стоит. И хотя это самая крупная ставка и самая опасное дело в её жизни — она не проиграет. Что бы там ни хотел заполучить Его светлость, она это добудет и избавится от каморки местресс Арно, запаха варёных бобов и лука, что проникают сквозь неплотно пригнанные доски пола, крыс на улице и пьяных посетителей, горланящих песни до поздней ночи. А ещё от необходимости всё время бежать. Записка была короткой. «Улица Боскоджо, 12. Завтра. На закате». Она подожгла записку, внимательно разглядывая, как заворачивается обугленный край бумаги. Ноздри уловили слабый аромат одеколона. Письмо оказалось надушено специальным составом. Его светлость себе не изменяет − любовь к роскоши в каждой мелочи. Даже ей, той, кто выполняет для него не самую чистую работу, он отправляет послания на дорогой ароматизированной бумаге. Эмбер на мгновение представила, как граф сидит в лиловом бархатном халате за массивным столом из тёмного дерева, украшенным витиеватой резьбой, и размашисто пишет драгоценным пером, небрежно скользя по лаковой поверхности белой кружевной манжетой. А его служанка-джумалейка*, чёрная, как эбеновое дерево, Малфа, медленно поднимает и опускает над ним опахало из павлиньих перьев. Его светлость, конечно, тоже всего лишь посредник. Истинный заказчик её работы Эмбер был неизвестен, хотя она и догадывалась, что это кто-то из грандов* Лазурного двора. Небожителей, что сидят у трона Его величества и царят на Голубом холме, далеко от Нижней Акадии и заведения местресс Арно. Но грязное бельё друг друга они предпочитают полоскать именно здесь. Бумага истлела. Бросив её на пол, Эмбер растоптала пепел каблуком, зевнула и присела на край кровати. Завтра вечером… Его светлость мог бы послать гонца и засветло, к чему все эти ночные побудки? Но Его светлость осторожен, как кладбищенская неясыть, и не хочет, чтобы хоть одна живая душа узнала о его тайных делах. Вообще-то и для неё это хорошо. Никто не должен знать, кому она служит днём, а кому ночью. Никто не должен знать, что она получает плату из двух рук. Эти два мира Эмбер старалась тщательно разделять. Ведь если господа, которым она служит одновременно, узнают друг о друге, то её, разумеется, убьют. Причём дважды. Для спокойствия каждого из господ. Но ходить по краю пропасти уже давно стало для Эмбер обычным делом. Что же, недолго осталось, скоро она станет свободна. Если то, что она получит от Его светлости, прибавить к тем деньгам, что спрятаны в склепе на кладбище Санта−Муэрте, то уже совсем-совсем скоро она упорхнёт отсюда, как птичка. Предварительно поквитавшись с теми, кто… …неважно. Сейчас она не станет думать о них. Эмбер только потянулась, чтобы снять обувь, и тут же снова выпрямилась. Сзади что-то легонько ударило в закрытую ставню. Кого ещё нелёгкая принесла? — она задула фонарь и глянула в щель между ставнями.