Дальше Болячка не стал говорить, ему помешал Замотайло, незаметно наступив на ногу. Сам же продолжил: — Вы спросите его, отдыхал ли он когда-нибудь по-человечески. Видел ли он настоящее море? Эх, житуха у него — горше хрена. Денег не хватало, он брал отпуск и уезжал на заработки на Урал: строить коровники, зернохранилища, дома. В это время его Соня укатывала в Ялту. А он ей — телеграфом денежки. Отдыхай, милая, наслаждайся. Тьху! Чтоб ее черт забрал, — сплюнул собеседник. Итак, в мастерской комбината выполняют частные заказы из государственного сырья. Вот куда нужен был гипс! Теперь нужно было выяснить: какие это заказы? Чьи? На второй день утром я решил сходить на рынок, надеясь увидеть гипсовые изделия и таким путем утвердиться в намеченной версии. Но, к моему большому сожалению, на рынке подобными изделиями не торговали. Возвращаясь обратно, я шел мимо городского кладбища. Решил зайти туда, там было множество всякого рода памятников. Кладбище было огорожено железным забором, вдоль которого росли деревья и шиповник… Войдя на его территорию, начал рассматривать обелиски. Их было много. Все они были изготовлены из гипса и мраморной крошки. По всей вероятности, на комбинате. Я стал переписывать памятники, кто под ним похоронен и когда, и радовался своей находке. Но эта радость была недолгой. В течение недели все было проверено милицией и, к моему удивлению, установлено, что все памятники и обелиски были изготовлены в Запорожье и привезены сюда. Начал работать по другим версиям. Ко мне пришла мысль проверить отходы производства комбината. Выбрал путевые листы, по которым значился вывоз на свалку с комбината отходов. Таких путевок я нашел пять. Вызвал шоферов, допросил их, а затем предложил им показать места, куда они сгрузили отходы. Пригласил понятых и поехал на свалку. Свалка была огромная и занимала территорию в пять гектаров. Попробуй что-либо найти там. Каждый день туда привозили мусор со всего города. На эту работу потратил два дня. Найденные подходящие детали из гипса мною описывались и тут же фотографировались. Наконец мне попалась деталь, отлитая из гипса: часть крылышка с головкой. «Что это могло быть?» — ломал я голову. Но так и не догадался. Деталь мы оттуда увезли. На комбинате я просмотрел наряды по экспериментальному цеху, но там такого литья не значилось. Вызвал главного инженера Севастьянова и предъявил ему найденную на свалке вещицу. — Это не с нашего предприятия, — категорически запротестовал тот. И я решил поговорить с Глесом. Вызвал его в прокуратуру. Явился он с большим опозданием., Был заросший, опустившийся, в мятой одежде. — Что стряслось? — спросил я. — Вы не больны? — С женой развожусь, — сказал он, вздохнув. Я не стал больше интересоваться, почему он вдруг решился на такой шаг. Мало ли бывает причин. Объяснив, что допрашивается он в качестве свидетеля, я заполнил протокол, предупредил об ответственности за дачу ложных показаний и, вытащив из стола найденную на свалке деталь, спросил: — Это ваша визитная карточка? Кто заказывал эту деталь? Глес растерялся. Лицо его посерело, а затем покрылось багровыми пятнами, задрожали руки. — Я… Мы… — начал он бессвязно, заикаясь. — В общем… Глес ерзал на стуле, хватался за голову, будто вспоминал эту деталь. А может, перебирал в памяти эпизоды своей жизни, искал выход из создавшегося трудного положения. — Ну, ну, смелее, — поторопил я его. — Старухи… священник… не давали проходу… Жене деньги подсунули, — невнятно бормотал Глес. — Навязали мне… Интересно, что он скажет о гипсовой детали, для чего она изготовлена, и где ее искать? — Сколько же вам уплатили? — Десять тысяч, — тихо промолвил Глес. — Где брали материалы? — продолжал я наугад, так как еще не знал, что же они изготовили для церкви и старушек. — Да там же… — На комбинате? — Конечно… Гипс портился… Жалко стало… Потому пустили в дело. — Что же вы отливали? — наконец задал я главный вопрос. — Иконостасы. — Как же их вывозили с комбината? И Глес рассказал, что в экспериментальном цеху они по заказу церковников изготовили из гипса три иконостаса для никопольской, запорожской и днепропетровской церквей и получили за них двести восемьдесят тысяч рублей. Изготовленные детали иконостасов вывозил шофер комбината Дохленко (муж главного бухгалтера), а затем Глес со своей бригадой монтировал их в церквях. Нужно было определить, какое количество гипса ушло на изготовление каждого иконостаса, и установить сумму ущерба. Необходимо было со специалистами осмотреть иконостасы, замерить каждую деталь, определить ее объем. Я решил начать эту работу с Днепропетровска. Прежде нужно было изъять необходимые документы; договор, платежные ведомости, наряды на выполненные работы. Обратился к архиепископу Запорожскому-Днепропетровскому, канцелярия которого находилась на улице Красной в Днепропетровске. Архиепископ Анисий принял меня с большим удивлением. — К нам следователь? По какому поводу? Церковь отделена от государства! — Отделена, — согласился я. — Но нас интересует, почему святая церковь покупает похищенное? — Да вы что? — вскрикнул он. — Церковь не могла допустить этого! Упаси господь! У нас все законно, оплачено своевременно… — А иконостасы? — перебил я его. — Как вы их изготовили? — Иконостасы? — переспросил отец Анисий, и глаза его заискрились. — Заключили договор, оплатили деньги, удержали подоходный налог и перечислили государству. — Иконостасы ваши изготовлены из ворованных материалов, — продолжал я. — За хищение арестованы кладовщик, мастера… Как же церковь допустила это? — О том, что воровано, нам неведомо, думали, все законно. — Он вышел из-за стола, прошелся по кабинету. — Да, неприглядная история. И что же нас ожидает? Штраф? Мы уплатим! — Не в штрафе дело, деньги общественные необоснованно расходуете, — сказал я. — Платите шабашникам, поощряете воров. — Как же нам нужно было все оформить? — вдруг спросил он. — Таких мастерских сейчас нет, чтобы на церковь работали… — Нужно было обратиться в тот же комбинат, перечислить деньги, и все было бы законно. А так деньги попали в руки дельцов, которые нажились за счет государства. — Нехорошо, нехорошо вышло, — забеспокоился святой отец. — Иконостасы заберете? С таким трудом приобрели. Старые-то развалились. — Все решит суд. Думаю, они останутся в церквях, — ответил я, тут же попросив дать указание посодействовать мне в расследовании. Архиепископ вызвал настоятеля собора и распорядился выдать мне документы, обеспечить осмотр иконостасов. Интересно, что скажет теперь кладовщик Лакодей? Позвонил на комбинат и обязал его явиться в местную прокуратуру, назначив время и день. Однако кладовщик не явился. Пришлось направить ему повестку через работников милиции, и его доставили ко мне на мотоцикле. В кабинет он не зашел, а влетел и тут же, прямо с порога, начал возмущаться: — Снова по этому делу? Я же заявил вам: не вызывайте — все равно не явлюсь!.. Сколько можно издеваться надо мной? Я что, дойная корова? Новый следователь, а вопросы старые: «Куда делся гипс и цемент?» А я почем знаю? Я же рассказал… Все записано там у вас, в вашем деле! Черным по белому. Я не возражал ему, а слушал и изучал этого человека. — Садитесь, — предложил Лакодею, когда он выговорился. Лакодей медленно сел, и только теперь его взгляд остановился на столе, где лежала гипсовая деталь. Он задрожал, его лицо вдруг стало багровым, покрылось потом, он стал вытираться рукавом. — Можно водички? — тихо попросил он. Пил он жадно, захлебываясь, а выпив, жалобно произнес: — Что же будет теперь? — Расскажите все по порядку. Он взял деталь в руки, подержал ее, словно взвешивая, сколько на нее пошло гипса, и заговорил: — Я… Я только давал гипс… делали они… Глес… — Какую долю вам платили? Лакодей глубоко вздохнул и попросил у меня закурить. — Вы же не курите? — А, теперь все равно… — Так сколько вам платили за ворованное? — напомнил ему свой вопрос. — Пустяк… Четвертую часть. Сколько всего — не помню… Они себе брали больше… — Обхватив руками голову, он исподлобья посмотрел на меня. — Сегодня заберете или домой отпустите переночевать? — спросил. Следствие продолжалось. Все шло по плану. Сделали обыск у подозреваемых, изъяли крупные суммы денег, золотые изделия, описали на значительные суммы имущество.