– Мы тогда решили, что они все пенсионерки, – пояснил Иван, – одни по возрасту, другие, вероятно, по здоровью. Я встала и начала ходить по комнате. – Странно, одна жертва живет на пенсию, вторая. Но чтобы все! Из-за полного отсутствия тех, кто мог беспокоиться об исчезновении женщин, их и не искали. Валерий отлично продумал, кого убивать. Где вы взяли эти фото? – В землянке, в шкафу. Они находились в альбоме. Ни подписей под снимками, ни дат, ни отпечатков. Они случайно остались в моем столе. Просто фото, – объяснил Иван. – Есть мысли по поводу женщин? – Ни одной, – призналась я, – давайте теперь поговорим о Заикине. Что о нем известно? – Петр Павлович, – начал Димон, – родился в семье учителей, Павла Николаевича и Людмилы Сергеевны Заикиных, они преподавали в школах рабочей молодежи, которые после перестройки переименовали в экстернат. Знаешь, что это такое? Я кивнула. – В советские годы там обучались люди, которые по разным причинам не смогли закончить школу, ушли из нее лет в четырнадцать, а потом решили получить аттестат об окончании десятилетки. Занятия в таких образовательных учреждениях шли по вечерам три-четыре раза в неделю. Еще туда отдавали учеников, которые собирались поступать в серьезный вуз, например физтех. Ну зачем им география и биология? Ребятам нанимали репетиторов по нужным предметам, и два последних класса они занимались только тем, что им понадобится на вступительных экзаменах. Экстернат они вообще не посещали, их просто отмечали на уроках, ставили оценки, а потом выдавали аттестат со сплошными пятерками, которые разбавляли три четверки. За таких «учеников» родители вручали начальству экстерната конвертик. Учителя в таком месте постоянно менялись, они там работали не постоянно, а вот директор плотно сидел в кресле. – Родители Пети преподавали в такой школе, – повторил Коробок, – но они работали на одном месте до своей смерти, которая случилась, когда Пете исполнилось пятнадцать. Тань, ты же тоже у нас педагог-репетитор. Подтягиваешь балбесов по русскому языку и литературе. – Все наши соседи и дальние знакомые абсолютно в этом уверены, – засмеялась я, – близких друзей у меня очень мало, и все они сотрудники бригад. Только не говори, что отец Петра тоже из наших. – Не! Из другой конторы, – улыбнулся Коробков, – мы это узнали сегодня. У Ивана родилась гениальная мысль. Он мозг. – Прямо скажем, мозг этот – просто тормоз, – вздохнул мой муж. – Отчего мне раньше не пришел в голову вопрос: если у Петра нет родни, то он в пятнадцать лет остался сиротой… – Его не отправили в детдом? – перебила его я. – Нет, это меня не удивило, – возразил Иван, – Петр в четырнадцать лет ушел из школы. А если парень занимается в техникуме или училище, как Петр, то его попечителем становится учебное заведение, и сирота может жить дома. Я уже говорил, что мы с ним с первого курса знакомы, но после получения диплома не встречались. Увиделись, когда он пришел наниматься в бригаду. Я его взял и вот тут совершил ошибку. По студенческим временам помнил, что его родители умерли, когда Петя в училище занимался. Велел Димону его проверить, сказал: «В ранней биографии ничего предосудительного не найдешь, я с Заикиным вместе в институте учился, он уже тогда был сиротой. Прошерсти внимательно, чем парень занимался, получив диплом». – Я легко выяснил, что Петя без проблем в милиции работал, – подхватил Димон. – Всегда позитивный, готовый заниматься делом. Не пил, не стонал по поводу ненормированного трудового дня. Надо ночь пахать? Нет проблем. В Новый год дежурить? Да пожалуйста. Женат, у него маленькая дочь. Родители давно умерли. Ничего криминального. Братьев, сестер у Петра не было, он опытный следователь, вдумчивый, честный, характеристики прекрасные. Я его отца и мать дотошно не проверял. Да и зачем? – Из МВД он решил уйти по понятным причинам, – дополнил Иван, – зарплата маленькая, работы через край, да еще время настало беспредельное, честному человеку в милиции было тяжело. Старых опытных людей повыгоняли, потому что они новым не разрешали за взятки дела рушить. На службу пришли людишки с уголовным прошлым. Таких в советские годы на десять километров никто бы к районному отделению не подпустил. Честных ребят просто выживали, вынуждали увольняться. Если они отказывались, то могли сесть по статье, им подбрасывали наркоту. Ну почему Петра не взять? Когда Заикин пропал и семья его исчезла, никто мне звонить не стал, что лишний раз подтвердило: никакой, кроме жены-дочери, родни у Петра нет. А сейчас Дима… Пусть сам рассказывает. Коробков быстро дожевал очередной бутерброд. – Я решил просмотреть дела, которые Петр вел до того, как Кругликовым заниматься начал. Ну вдруг что выплывет? И наткнулся на его беседу с Геннадием Симаковым. Это свидетель, нормальный мужик. В разговоре прозвучало… сейчас… вот! Читаю: «Заикин: Если я правильно вас понял, плохие отношения у Филимоновой с Рогиным сложились еще во времена студенчества? Симаков: Нет. Нас всех родители после окончания девятого класса определили в медучилище имени Котакова. Отстойник. Заикин: Почему вы так называете учебное заведение? Симаков: Да потому что там директриса очень конвертики любила. Принимала к себе весь сброд. Честно скажу, от меня школа рада была избавиться. Тройки мне натянули, чтобы я только ушел. Мы с Филимоновой и Рогиным еще те перцы были. Хулиганье. Вот нас и пристроили в училище, где таких приголубливали. Да там ни одного нормального ученика не было, все сплошь уроды. Только я потом за ум взялся, диплом получил, в больницу санитаром пошел. В клинике у меня сознание перевернулось». Димон остановился. – Дальше не интересно. Меня как тюкнет что-то по лбу! Заикин-то в медучилище имени Котакова учился. И после окончания отстойного заведения отправился в престижный институт, на одни пятерки экзамены сдал. Возраст у Петра и Геннадия совпадает. Они же должны были в одном классе сидеть! Но они друг друга не узнали. Смешно, если учесть, что у следователя документы были под носом. Петру следовало прийти к Ивану и доложить: «Мне надо опросить Симакова, но мы с ним подростками в одно училище ходили. Я не имею права близкого знакомого допрашивать». И говорили они сухо, официально. Вопрос: может, Петр то училище не посещал? Что он делал? Как жил? Коробков налил себе еще чаю. – Я решил еще раз проверить под лупой биографию Петра и его родителей. Не стану долго повествовать, как правду выяснил. Всю ночь не спал, утро пахал и дорылся. Фамилия отца не Заикин, а Зайкин. Маленькая загогулинка над буквой «и», и уже другая личность. Отец – Павел Петрович, а не Николаевич. И он правда умер, но не тогда, когда сын в школе учился, а позднее. Мать зовут Асолева Инна Ивановна, она жива до сих пор, обитает в московской квартире. Павел Петрович с супругой служили в учреждении, о котором ты подумала, услышав мой рассказ. Они мегапрофи, уникальные, гениальные создатели легенд для агентов. – А-а-а, – протянула я, – специалисты, которые придумывает новую биографию агенту, делают из него другого человека. – Точно, – согласился Иван, – организуют новое имя, отчество, фамилию, год рождения. Подбирают других родителей, сочиняют другое детство, юность. Сложная, кропотливая работа, требует массу времени, внимания, нельзя упустить ни одну деталь. Иван посмотрел на меня. – Я ценил Петра за то, что он неведомыми путями всегда мог раздобыть такую информацию о человеке, какую и Дима не сразу найдет. – А кое-что мне никогда не отыскать, – признался Коробков. – Помнишь, как он нам подсказал фамилию первой жены преступника? У меня челюсть отвисла, никакого упоминания о бывшей супруге нигде не было. Как Петя ее нашел? Я спросил у него, он ответил: «У меня много информаторов еще со времен работы в милиции осталось». Мать ему небось помогала! Она и не то может! В связи с тем, что сейчас выяснилось, мне еще непонятнее стало: ну как Петр задумал улики спереть? Может, его все же подставили? Иван Никифорович поднял руку. – Дима, мы с тобой тогда, много лет назад, досконально обсудили эту тему. Заикин спустился в хранилище улик, расписался в журнале, его впустили внутрь. На выходе зарегистрировали, как сотрудник покидает склад с коробкой. Та имела соответствующий номер, все по инструкции. Потом камера на выходе из здания запечатлела Заикина с портфелем. В принципе, ничего особенного, он с ним постоянно ходил. – Когда Петр не появился на работе, – перебил Ивана Димон, – никто не забеспокоился, потому что он в пять вечера позвонил мне и сказал: «Дим! Жутко зуб разнылся, я записался на завтра к дантисту. Он только в десять утра может меня принять. Придется опоздать». Конечно, я ответил: «Нет проблем. Если совсем плохо будет, не приходи вообще. Скорей всего, нерв удалят. Я после такого сутки спал, не больно, но страшно, и после анестезии дурно». Поэтому я и не звонил ему рано утром. Глава 13 Коробков стал загибать пальцы. – Как разворачивались события? Вторник, Заикин в районе семнадцати часов берет улики на складе. Вскоре покидает офис со своим портфелем. В среду Петра нет. В четверг он не пришел утром, я начал ему звонить. Мобильный был отключен, по домашнему никто не отвечал. Я поехал к нему на квартиру. Вскрыл дверь. Внутри никого. Ни жены, ни дочери, ни Пети. Полный порядок, все на местах, в холодильнике продукты, легкий беспорядок в комнатах. Как у всех. Плед на диване скомкан, в детской кровать не убрана, в спальне на тумбочке пустая обертка из-под презерватива. Она меня успокоила: если семейная пара решила перед сном развлечься, значит, ничего ужасного у них не стряслось. Почему Петя не отвечает? Ну… Может, мобильный потерял, новый сразу купить бюджет не позволил. Отчего дома никого нет? Дочь в школе, жена где-то бегает. А вдруг Петя опять к дантисту поехал? Я взяла с тарелки пирожок. – И никому на работу не позвонил, не предупредил? Так в особых бригадах не поступают. Удивительно, что тебе эта простая мысль в голову не пришла. Димон отложил очередной недоеденный бутерброд. – Просто не успела, потому что я увидел вырванный из стены шнур домашнего телефона. Это сработало как детонатор, я сообщил об этом Ивану, и понеслось. Я спросила: – Долго вы его искали? – Десять дней, – уточнил Иван, – и не нашли бы тело, да нам повезло. Женщина пошла в лес, то ли грибы, то ли ягоды собирать, забрела в заброшенную избу, а там труп. Прибыли местные опера, нашли портфель, а в нем телефон Заикина. Первый номер у него в книжке – Димон. Ну и звякнули мне. – Знаешь, как я обрадовался, когда определился номер Пети! – воскликнул приятель. – Решил, что он жив, сбежал от похитителей. Но нет. Разглядывать труп не первой свежести неприятно, но опознать его даже визуально можно, одежда была Петина. Ну и анализ ДНК сделали. Стопроцентно был Заикин. Я допила чай. Спрашивать, где взяли образец для сравнения, не стоит. Все сотрудники особых бригад при поступлении на службу сдают защечный мазок, который тщательно хранится. Зачем? Вдруг человек исчезнет, потом найдется тело, понадобится определить, чье оно. В случае с Заикиным просто достали его пробу. Я подвела итог. – Вы предположили, что Петр польстился на некую сумму, которую ему предложила Анна Юрьевна, мать Валерия, вынес улики, отдал их певице. Та уничтожила все, что свидетельствовало о причастности ее сына к убийствам. Но «гонорар» Петр, похоже, не получил, его просто убили. – Вроде того, – кивнул Иван Никифорович. – Нехорошая история, – заметила я, – вопросы возникают. Зачем Петру деньги? – Шикарный вопрос, – рассмеялся Димон. – А ты без них живешь? – Таня проявила тот же интерес, как я, когда узнал, что Заикин украл улики, – поддержал меня Иван. – Чего хотят люди? В материальном плане? Квартиру хорошую, дачу, вклад в банке, отдых в приличном месте, работу с перспективой роста и уверенностью, что не выгонят. Все это у Заикина было в полном комплекте. Семья есть, дочь, жена. Здоров. Совсем не идиот. И, обладая всем этим, рушить свою жизнь из-за одноразового получения пусть даже и большой суммы? – Вот-вот, – затараторила я, – открыто взять улики… – Тайно их вынести не получилось бы, – остановил меня Димон, – может, он и не хотел официально действовать, да иного пути не было. А насчет одноразовой суммы… Когда нашли тело, мы перестали заниматься делом Валерия. Его адвокат накатал телегу, что Иван Никифорович из личной ненависти преследует сына великой певицы, пытается представит его убийцей. – Юрист пришел ко мне, – сказал мой муж, – беседа длилась долго. Неприятно, конечно, признавать, но прощелыга выиграл. Что у меня было в руке? Ничего. Могу твердить про отпечатки на пакете с трупом, другие улики, а где они? Объявить, что они были, да их мой сотрудник украл? – Этого не стоило делать, – согласилась я. Иван Никифорович сложил руки на груди. – Адвокат определенно знал о похищении вещдоков. Он говорил: «За что моего клиента взяли под замок? Его подставили. Он никого и пальцем не трогал. Но если Кругликова задержат, то у меня есть ответ. Есть кое-какая интересная информация. Журналюги такое обожают. Хотите спросить, о чем я веду речь? Где улики по делу? А? Пресса будет в восторге, узнав, что сына всемирно известной певицы просто так запихнули на шконку. Вас газеты на тряпки порвут». – Нелегко тебе пришлось, – пожалела я супруга. – Слабо сказано, – махнул рукой Иван, – до сих пор неприятно вспоминать. Адвокат меня разбил. Без улик все, что я говорил о Валерии, – болтовня. Иван Никифорович замолчал. – Жену и дочь Заикина вы тоже не искали? – поразилась я. – А вдруг их похитили? Муж потер затылок. – Мне позвонила Анжелика. Она воспользовалась чужим телефоном, очень спокойно сказала: – Иван Никифорович, не ищите нас с Полей. Мы в порядке. Я потребовал ответа на вопросы: где она находится, что вообще произошло? В ответ тишина, через пару секунд пришла эсэмэска: «Кафе Орлик. Ульяна. Приезжайте один сегодня в любое время». Я отправился по адресу, там официантка отдала мне письмо. Я сел за столик, прочитал послание. Оно было от Анжелики. Почерк ровный, никакой спешки при составлении текста не заметно, знаки препинания на месте, грамматических ошибок нет. Точно не процитирую, но смысл таков: Петр прекрасный сотрудник, на работе он интеллигентный, вежливый и даже галантный мужчина. А дома грубиян, хам, бьет меня, ребенка, не дает денег, не разрешает покупать Полине вещи, игрушки. Прямо инь-ян, белое-черное. Лика понимает, что Петр сейчас будет ее искать, подключит коллег, которым солжет про ссору с женой. Дескать, она попросила купить ей очередную шубу, а Заикин отказал, напомнил: у тебя семь манто в шкафу. Анжелика оскорбилась и сбежала. Но на самом деле она просто не выдержала жизни с садистом, который постоянно распускал руки, схватила дочку и умчалась прочь. Не ищите нас, Иван Никифорович. Если скажете Пете, где мы, наша жизнь с девочкой превратится в ад. Если не меня, то хоть малышку пожалейте. У нас все хорошо, мы у друзей в безопасности. Сбежали, когда Петр сегодня на работу уехал. – Письмо составлено таким образом, что стало ясно: Заикин ночевал дома, а утром направился на службу, – отметила я. – Именно, – согласился муж, – а поскольку тогда тело еще не нашли, у меня в голове выстроилась стройная теория. Петр не такой, каким был на службе. Анжелика не может больше терпеть побои, предпочла скрыться. Я считал Заикина любящим мужем и отцом. Ошибался. Возможно, я не прав и в оценке порядочности Петра. Мне он казался честным человеком. Но ведь я же думал, что Петя заботливый супруг! После обнаружения тела Заикина я попробовал связаться с Ликой, но ее мобильный был отключен.