– И что ей сказать? – спросила я. – Здрассти, здрассти, я коллега покойного Петра Заикина, у нас возникла необходимость поговорить с вами, – объяснил Димон. – Давай попробую, – согласилась я. Через пару секунд Коробков сунул мне в руку свой телефон. – Давай, шпрехай. – Алло! – произнес звонкий голос. – Добрый вечер, будьте так любезны, позовите к телефону Инну Ивановну, – попросила я. – Уже тут, – сообщила девушка. – Вы, наверное, тезка своей бабушки, – предположила я, – хочется побеседовать с представительницей старшего поколения. – К сожалению, никогда не видела свою бабулю, а заодно и мать, – без тени сожаления пояснило юное создание. – Выросла в интернате. Вас ввел в заблуждение мой голос. Представительница старшего поколения у телефона. С кем имею честь беседовать? – Меня зовут Татьяна… – начала я. – Сергеева, – с готовностью перебила меня Инна Ивановна. Я постаралась изобразить восторг пополам с удивлением: – Да вы экстрасенс! – Не имею ни малейшего отношения к мошенникам, которые прикидываются чтицами чужих мыслей, – возмутилась Инна Ивановна. – Мне только что звонила Клавдия Пестова. Вы ее недавно посетили. Она решила меня запугать! Совсем из ума выжила! Вспомнила барышня давние дела! Муж мой умер, сына нет. Чего теперь стесняться? Да я теперь все расскажу! Татьяна, жду вас завтра, в одиннадцать утра. У меня сейчас определился номер. Он ваш? Или это хитрость какая-то? – Я доступна по этому телефону, – ответила я, не объясняя, что сейчас пользуюсь трубкой Коробкова. Глава 34 Первая, кого я увидела, войдя в подъезд, оказалась Проня. – Дорогая, ты сбежала из дома? – удивилась я. – Это неправильно. – Мы тут, – закричал голос Вари, – Андрюша Гаврилу Гавриловича рассматривает, а я и Пушистик ему помогаем. Мы внизу. Если спуститься по лестнице за лифт, там будет машинное отделение. Я пошла в указанном направлении. Хорошо знаю, что за шахтой есть несколько ступенек, а за ними находится железная, всегда запертая дверь. Но сейчас она оказалась открытой, перед моими глазами распростерлось огромное помещение, целый зал, из которого вились в разные стороны коридоры. – Вот это да! – ахнула я. – Не предполагала, что здесь такой пейзаж. – В старых московских домах всегда делали бомбоубежища, – пояснил Андрей. – Слышал об этом, – кивнул Димон, – но ни разу судьба в них не заносила. И предположить не мог, что они настолько огромны. Кузнецов улыбнулся. – Люблю рыться в подвалах, брошенных домах, дачах. В школьные годы увлекся собирательством солдатиков. Выпросил у мамы все виды, которые тогда продавались. А выбор-то был невелик. Несколько коробок мне из-за границы привезли. И все, коллекция перестала пополняться. Потом на мой день рождения пришел одноклассник Костя, увидел оловянных офицеров-солдат, поинтересовался: – Армию формируешь? Я честно ответил: – Да. Но в магазинах больше ничего нет. – Мой дед увлекался тем же, – объяснил Костя, – после его смерти родители все вещи старика вроде на чердак его хаты отнесли. Хочешь, поедем поищем, в развалюхе давно никто не живет! Мы отправились в деревню, и я нашел настоящее сокровище. А заодно понял, что в заброшенных избах может отыскаться все что угодно. Ну и стал ездить по Подмосковью, затем принялся ходить по расселенным домам в Москве. Изразцы старых печей, оконная фурнитура, дверные ручки, иконы, петли, на которых разные двери держались, книги – чего я только ни находил. Ну а потом взрастил бизнес под названием: «Можем сделать все». Обзавелся томами фотографий. Каждую находку снимал, описывал. Сейчас легко ее повторю. Хотите оригинальные ручки для стеклопакетов? В виде драконов, например? Пожалуйста. Батареи, которые как лоза винограда? Легко. Все придумано до нас, но в пятидесятых годах двадцатого века народ стал массово выбрасывать то, чем пользовались бабушки-дедушки. Людей восхищал разноцветный пластик, мебель на «паучьих ножках». Сейчас времена изменились. Я очень люблю катакомбы под жилыми домами. Большинство из них законсервировано в конце сороковых годов, после победы над фашизмом. Но любой замок можно открыть, что и сделали граждане некоторых старых домов, они в подвалах устроили хранилища для своих вещей. Держат там то, что не нужно, но выбросить жалко. А вдруг пригодится? Я до сих пор, кстати, раритеты в брошенных домах нахожу. – Андрюша обещал меня с собой на охоту за сокровищами взять, – похвасталась Варя. – Вы знали, что Варечка прекрасно рисует? – сменил тему Андрей. – Посмотрите, это ее виденье вашего нового Гаврилы Гавриловича. Я глянула на лист бумаги. – Варя! Да у вас талант! – Скажешь тоже, – смутилась девушка, – карандашом по бумаге любой царапать сумеет! – Никогда не думал, что под домом Тани такой лабиринт коридоров, – вернулся к прежней теме Коробков. – Там комнаты есть, залы огромные, – уточнил Андрей, – наверное, кое-где бомжи живут. Вода есть, туалет, тепло. Чего еще надо? – Сортир? – изумился Димон. – Ну конечно, а куда тем, кто в бомбоубежище прячется, по нужде ходить? – засмеялся Кузнецов. – И все до сих пор работает? – в свою очередь, удивилась я. – Почему нет? – пожал плечами мастер на все руки. – В квартирах-то клозет пашет. Просто труба спускается на минус первый этаж, и делу конец. Хотите взглянуть? Варя захлопала в ладоши. – Ой, только посмотрите! Так здорово! Девушка взяла меня за руку, потащила по коридору, довела до маленького закутка и щелкнула выключателем. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка, которую поместили в железную клетку. – Свет! – оторопела я. – Не впотьмах же людям бродить, – заметил за моей спиной Андрей, – в прежние годы строили на века, качественно, не косячили. Электричество в подвалах есть, правда, не во всех помещениях, и накал скромный, но мимо толчка не промахнешься. – Во! – запрыгала Варя и открыла узкую дверь. – Унитаз эмалированный, – восхитилась я. – Чугунный, – уточнил мастер, – вечный. Только покрытие может отколупнуться. И… Он отвернул кран в стене над раковиной, родной сестрой унитаза. – Вода, – по-детски восхитился Димон. – Холодная, – подчеркнул наш экскурсовод, – но от жажды не погибнешь. – Если в дом попадет бомба, то из подвала могут и не вытащить, – протянул Коробков. Я представила, что сижу под землей, а сверху горы битого кирпича, обломки мебели, и вздрогнула. Лучше не думать, что испытывали люди, запертые в ловушке. – Поэтому многие бомбоубежища соединены между собой, – продолжал Андрей, – если случался обвал дома, жильцы переходили в другое подземелье, то, что под целым зданием. Большинство старых домов стоит впритык друг к другу или находится на небольшом расстоянии. Если же объединить минус первые этажи не представлялось возможным, то делали отводные галереи. Они имели выходы на улицу, приходилось вылезать через люк. Непростая задача для стариков и детей, а в основном они прятались от налетов. Молодые-то люди ушли на фронт. Но не всякий пенсионер развалина, если спасаешь свою жизнь, непонятно откуда силы появляются. Правда Варя здорово рисует? – У нее талант, – повторила я. – Надо учиться, – заметил Коробок, – поступать в художественный институт. Девушка махнула рукой. – Ой, да ладно! Нашли репейник. – Что? – не поняла я. – При чем тут репейник? – Ну ты даешь, – хихикнула Варя, – вроде в Москве живешь, не как я, за углом у медведя. Но даже я знаю – был художник по фамилии Репейник. Он рисовал известные картины, например, «Медведи на лесоповале». Коробков закашлялся, а Андрей спокойно поправил девушку: – Варюша, наверное, ты имеешь в виду живописца Илью Репина. – Ой, я немного перепутала, – всплеснула руками наша гостья, – спасибо, что поправили. – Хочешь, сходим в Третьяковскую галерею? – вдруг предложил мастер на все руки. – Полюбуешься на полотна. – Навряд ли туда Проню пустят, – пригорюнилась Варя.