Мэри закатила глаза. Даже на райском облаке, под периной из ангельских перьев, Маргарет станет сетовать на неудобную постель. – Крайне жаль это слышать, – ответил лорд Хендерсон. – Трудно вам, должно быть, живется, если вы изнежены так, как говорите. К счастью для вас, вы скоро вернетесь в свою, удобную, спальню. Маргарет вспыхнула от гнева: замечание лорда в учтивой форме сообщало, что испытания она не прошла. Ей потребовалась вся ее выдержка, чтобы вежливо кивнуть в ответ. Лорд Хендерсон залпом допил чай и вышел. Едва за ним закрылась дверь, как Мэри и Мэй засыпали сестру вопросами. Но просчитались. Все еще в бешенстве и растерянности от своего провала, она не сказала ни слова. Сославшись на недомогание, Маргарет вернулась к себе в комнату, задернула шторы и отказалась от любого общества. Предоставленные себе Мэри и Мэй, желая заглушить тревогу, вышли прогуляться в сад вместе с горничной. Если главная аллея перед замком огорчала запущенностью, то прятавшийся за главным крылом парк пленял очарованием. Все росло здесь без особого порядка, но в гармонии с излучинами ручья и чуть холмистыми лужайками. Садовник лорда Хендерсона знал свое дело, потому как тюльпаны здесь уже зацвели. Клумбы в стежках цветов напоминали ковры. Девушки в восторге побежали по извилистым зеленым аллеям. Мэри вскрикнула от изумления и показала Мэй золотую статую в виде дерева, совсем как настоящего. Сестры подошли поближе. Тонкие веточки гнулись, золотые листья дрожали от ветра. Казалось, дерево живое. Может, садовник покрыл настоящее золотой пудрой? – Что ты говоришь, Садима? – спросила Мэй, услышав, как служанка у нее за спиной бормочет. – Тут что-то не так, мисс, – ответила она. – В этом замке все как-то неправильно. Сестры усмехнулись наивности их горничной. Садима упрямо покачала головой. – И все-таки… Вот, например, видели ли вы здесь хотя бы одного слугу, кроме дворецкого? Как такое может быть? – спросила она. Девушки привыкли, что их обслуживают, причесывают, моют, одевают, обувают и обогревают, и, по правде говоря, не замечали суетящуюся вокруг прислугу. Садима рассказала, что хотела пойти на кухню, чтобы познакомиться с другими слугами, но только проблуждала по анфиладам пустых комнат, пока дворецкий не спровадил ее назад к хозяйкам. – Садима! Это лишь доказывает, что прислуга здесь образцовая! Ах, как бы я хотела жить в этом замке! – воскликнула Мэй, и сестра ее кивнула с завистливым вздохом. Они пошли обратно к усадьбе, и вдруг горничная тихонько их остановила. Они посмотрели, куда та указывает, и увидели вдали лорда Хендерсона. Юноша стоял у западного крыла в очень странной позе: уткнувшись лицом в стену. – Может, нам следует подойти и поприветствовать его? – спросила Мэри. – Или помочь ему? – прибавила Мэй. Но, пока они огибали купу деревьев, юноша исчез. Вечером ни лорд, ни Маргарет не спустились в столовую. Сестры ужинали вдвоем. После ужина Садима помогла Мэри приготовиться. На этот раз, когда пришел дворецкий, она проводила госпожу до таинственной комнаты. Когда Мэри вошла, Садима заглянула внутрь и успела заметить очень странную кровать. Непомерно высокую. Следующим утром Мэй снова спустилась на завтрак чуть свет. Вскоре к ней присоединилась Маргарет с непроницаемым видом. Они сидели и ждали. Вошел лорд Хендерсон, бесцеремонно утопив приветствие в зевке. Минуло уже десять, когда наконец появилась Мэри, вся розовая и улыбающаяся. Лорд Хендерсон тут же спросил: – Хорошо ли вы спали? Улыбка Мэри сделалась еще шире. – Милорд, честное слово, это была лучшая ночь за всю мою жизнь. Раз сестра ее, привередничая, провалила испытание, Мэри выбрала противоположный подход. – Рад это слышать, – ответил лорд Хендерсон, – Вижу, отдых придал вам сил. Тем легче вам покажется дорога домой. Выходит, Мэри тоже дали отставку. Она не смогла сдержать слез. И выбежала из залы, провожаемая удовлетворенным взглядом Маргарет и скучающим – лорда Хендерсона. Мэй в тревоге поникла: нынче ночью наступит ее черед. Юная Мэй провела ужасный день. Маргарет рассталась со своим оскорбленным молчанием. Не молчала и Мэри. Общая обида объединила их, а главное, обеим была невыносима мысль, что их младшая, третьего дня впервые вышедшая в свет, может их обойти. Всю вторую половину дня они шептались, поглядывая на сестренку, и посмеивались. Одна начинала, другая подхватывала: – А в десять минут первого, помнишь? – Боже, да! Такой ужас! – Мэй точно не продержится всю ночь, она, бедняжка, такая хрупкая… И младшая сестра дрожала, думая о том, что ее ждет. Она до того истерзалась, что незадолго до чая вызвала Садиму. – Я отправляюсь домой, – сказала она. – Уложи мои вещи, пожалуйста. Горничная хорошо знала свою хозяйку. Мать Садимы была кормилицей у Уоткинсов. Свою дочь она вскармливала вместе с Мэй, родившейся на пару недель позже, и первые годы растила их обеих. Но затем каждая заняла положенное ей место. Однако из-за молока, которое они делили, из-за общих детских воспоминаний между девушками сохранялась некоторая непринужденная близость. Садима прочла в глазах Мэй страх. И знала по опыту, что уговаривать ее бесполезно. – Хорошо, мисс, – сказала она. – Мы отправляемся прямо сейчас? Пешком? – Если нужно, пойдем через лес, да. Я больше ни минуты здесь не останусь. – Вы правы, мисс. Эх! То-то ваши сестры обрадуются! Мэй положила шляпную коробку. – Что ты хочешь сказать? – Они ревнуют, – продолжала Садима, складывая ночную сорочку. – Боятся, как бы вы не прошли испытание, в отличие от них. – Я и шагу не ступлю в сторону этой спальни, – заявила Мэй. – И правильно, мисс. Так благоразумнее, тем более что вы не знаете, что там в ней. Мэй снова замерла. – Садима, может, хватит твоих уловок? К чему ты все это говоришь? Садима улыбнулась. – К тому, мисс, что нет причин ждать ночи для того, чтобы наведаться в эту спальню. – О! – воскликнула Мэй и прикрыла рот рукой. Пойти самим в таинственную комнату было крайней дерзостью! А что, если их увидят? – Ваши вещи готовы, – сказала Садима. – Отправляемся? Мэй расправила плечи и объявила: – Пойдем посмотрим, что это за спальня. Садима поклонилась, чтобы скрыть улыбку. В коридорах, как и в прежние дни, не было ни души. Мэй шла за Садимой. Но когда та повернула на лестницу, ведущую наверх, удивилась: – Куда ты? Спальня в конце коридора, совершенно точно. – Да, мисс, – согласилась Садима, продолжая подниматься, – в конце коридора. Только дверь в нее заперта. Когда они поднялись наверх, Садима объяснила шепотом: – В спальне одно окно, оно смотрит на запад. Стена там совершенно гладкая, залезть по ней невозможно. – Садима, так ты успела весь замок обрыскать? Не понимаю, что ты такое говоришь. Если спальня закрыта на ключ, что мы делаем на другом этаже? – Вчера вечером я провожала мисс Мэри, и мне удалось заглянуть внутрь. Ничего необычного я не увидела, если не считать удивительной кровати. Очень высокой. – Как это – очень высокой? – Не знаю. Будто дюжина матрасов один на другом. – Какая глупость! – А может, наоборот, – ответила Садима. И зашептала еще тише: – Через окно в комнату не войти, как я уже сказала. Однако, возможно, в потолке есть люк. И если милорд рассчитывает присоединиться к вам этой ночью, спустившись с потолка, то, чтобы не убиться при падении… Словом, лучше, если кровать будет повыше. Мэй тихонько вскрикнула. Прижав ладонь к сердцу, она проследовала за Садимой. Девушки прошли по коридору до последней двери. – Вот, – сказала Садима. – Если не ошибаюсь, эта комната как раз над таинственной спальней. – Будем надеяться, она не заперта на ключ. Садима взялась за ручку и повернула. Дверь открылась. Мэй тут же подошла к лежащему посередине комнаты ковру и приподняла его. Обычный пол. С какого бы конца они ни заглядывали под ковер, люка под ним не было. Садима из упорства решила простучать каждую плитку на полу. Все звучали одинаково глухо. Комната была довольно простой, почти без мебели. Только на камине стояла безделушка – маленькая шкатулка в форме яйца.