– Логово бесовское, – сказал вслух Билый, когда казаки, рассредоточившись, спустились к неширокому ручью, текущему из аула. – Василь! – позвал Микола. – Гореть огню, – пробормотал кто-то из станичников за спиной. – Туточки я, господин сотник, – мгновенно отреагировал приказный Рудь. – Вот что, хлопец. Метнись вдоль ограды и побачь, есть ли дозорные на вышках. Ты у нас кубаристый, тэбэ и в ступи не пиймаешь. Тильки нозирком! – дал наказ Василю Билый. Через мгновение Рудь уже пластался вдоль высокой, в человеческий рост ограды, тянувшейся по периметру территории аула. 8.2 Ничего удивительного в том, что Филимон обнаружил среди камней казака – горазд он был следы читать и видел то, что другие обычно не замечали – чуйку имел обостренную. Принюхался к ветру, улавливая запахи, а дальше проще стало, когда пошел в нужном направлении – здесь каменюка сдвинута, здесь трава примята, тут капелька крови – растер в руках, а тут и тело лежит. – Михась! Сюда подь! Кажись, нашел! – Да ну?! Не брешешь? – Друг встрепенулся, замирая на другом конце поляны. – Вот тебе крест! Михась в три прыжка рядом оказался. Присел на корточки, разглядывая тело казака в рваном, с кровавыми подтеками, исподнем, спросил шепотом, пугаясь собственного голоса: – Живой? Филя не ответил, пожимая плечом. Казак в ободранном исподнем кровью запекшейся был изрядно попачкан и лежал на животе неподвижно. – Живой? – снова тревожно прошептал Михась. – А я знаю? Кто це такой… С неба, что ли, свалился? – Посмотрим! – Михась осторожно дотронулся до чужого плеча и уже вдвоем с Филей они перевернули тело на спину. Вздрогнули оба, когда увидели знакомые черты скуластого лица: заостренный нос с горбинкой, тонкие брови и подстать им усики, сейчас коркой крови покрытые. – Это же Павло Кочубей с заставы Гамаюна! – Что он так далеко делает от крепостицы? Мишка потрогал шею казака, склонился низко к избитому лицу. – Дышит? – спросил Филя, протягивая флягу с водой. – Не пойму пока. Лей. Тонкая струйка стала омывать разгоряченное лицо казака, очищая ссадины, несколько капель Филя влил и в приоткрытый рот. Михась придерживал тяжелую кудлатую голову и резко дернулся, когда Пашка застонал, ворочаясь. – Марийка! Марийка! – затвердил он, не открывая глаз. – Живой! – обрадовался Филя, прекращая лить воду. Михась бережно положил под голову казака ком подорожных листьев, стараясь не смотреть на любопытного друга. – Звал кого или показалось? – настаивал тот. – Сестру никак, – хмурясь, ответил Михась, разглядывая каменную стену – это же каким упертым надо быть, чтобы карабкаться по ней. Шашку бросил. Зачем? Или с горя совсем сбрендил? Знал он, к кому Павло неровно дышит – случайно подслушал разговор старших, но тайны решил чужой не выдавать. – Смотри-ка! – оживился Филя. – Еле живой, весь поломанный, а о сестре думает! Павло открыл глаза и довольно осмысленно посмотрел на ребят, с секунду собирался с мыслями, признал: – Хлопцы. – Павло! Сорвался, что ли?! – Сорвался. – Казак тяжело глотнул чистого воздуха, обеспокоенно рукой заводил вдоль тела. Обеспокоился не на шутку. – Хлопцы… – снова прошептал он, и взгляд его остановился на Михайло. – Я шашку схоронил, когда полез. Найти надо. Парубки поняли чужую тревогу. Казаку без шашки нельзя – позор на весь род. Филя усмехнулся: – Вот она. Нашли мы ее первым делом, а потом тебя. Держи! Казак судорожно дернулся, ухватился за скромную рукоятку, сжимая изувеченные пальцы и прижимая оружие к груди. Михась не мог отвести взгляда от чужой распухшей почерневшей кисти и с трудом выдавил из себя: – Как же тебя подхорунжий Гамаюн из крепостицы отпустил? Или дело какое? – Дым видели? – Видели! – живо отозвался Филя. – Поэтому и в станицу возвращаемся – с охоты свернули. – Шли к секретам. Только два уже кинутых. Новости какие знаешь? – спросил Михась, хмурясь. – Новости? – переспросил Павло и надолго задумался. Так, что друзьям надоело ждать ответа. И когда они уже особо не надеялись ничего вразумительного услышать, Кочубей продолжил: – Новостей много, хлопцы. Но главная: крепостицы и Гамаюна больше нет. Глава 9 – Момуля и Мищника ко мне, швыдко, – распорядился сотник Билый, когда приказной Рудь погайсал вдоль изгороди, представлявшей собой традиционное для черкесов плетневое укрепление с воротами, задвинутыми изнутри засовом. Микола, ожидая казаков, нахмурился, рассматривая аул, от цепкого взора ничего не могло скрыться. Высокие караульные башти, видневшиеся сквозь туман, мрачно упирались колосами в утреннее небо. Они были, как правило, оснащены сигнальным костром, который вспыхивал при малейшей тревоге. Охрана велась и днем и ночью, караульные сменялись регулярно по установленному распорядку. Сотник думал дальше, взвешивая все возможные варианты. Данные сооружения возводились на некотором расстоянии от хижин. При нападении противника черкесы, бывшие в карауле, сначала разжигали костер на баште, чтобы подать жителям аула сигнал к эвакуации в безопасное место. После чего, расположившись на своих баррикадах, они начинали обстреливать противника, тем самым удерживая его на время, необходимое для побега и укрытия соплеменников. Затем горцы оставляли укрепление и быстро скрывались сами: только разили из своих рушениц – и вдруг разом исчезали, растворяясь тенями. Билый вздохнул, подобное в план не входило. Надо было учесть многое. Что еще? Наряду с этими средствами защиты черкесы делали различные выходы в своих жилищах, чтобы в случае нападения с одной стороны спастись через противоположно направленный выход. Микола снова тревожно вздохнул. Зная об этих особенностях, необходимо было выработать тактику боя таким образом, чтобы взять черкесов в кубырь, не дав уйти через запасные выходы в жилищах. Сотник на собственном опыте владел информацией, что если удавалось напасть на аул внезапно и, полностью окружив его, перекрыть все пути к отступлению, то в этом случае черкесы от мала до велика, все, кто мог держать оружие, становились похожими на загнанных зверей. Мужчины, женщины и дети бросаются с неистовыми криками из домов и стараются воспрепятствовать врагу проникнуть во двор. О сдаче и покорности не может быть и речи. Смысл этого слова черкес даже не понимает, и каждый, без различия пола, защищается до тех пор, пока он может еще двигать хотя бы одним членом. Если враг ворвался во двор, то в домах и вокруг них начинается неистовый бой. Горцы защищаются отчаянно, и почти всегда взятие приступом нескольких саклей и хижин может стоить значительных жертв. «Надо избежать потери», – и снова Микола тревожно вздыхает. Очень редко бывают взяты пленные. Билый знал, что легче схватить голыми руками дикую лесную кошку, чем десятилетнего черкесского ребенка. В любом случае жители аула дрались до конца, и их жилища играли роль баррикад, облегчавших горцам ведение боя и позволявших им наносить противнику большой урон. «Но и казаки были не лыком шиты». – Микола не смог удержать сорвавшейся ухмылки. Постоянная война многому научила. Многолетний опыт ведения военных действий против абреков на их же территории позволил казакам выработать свою, особенную тактику ведения боя. Аул, как правило, окружали, снимали втихую караул на баштях, и затем следовала внезапная атака. Как удар клинка, мгновенный и разящий. Эта тактика приносила свои плоды. Многие аулы были уничтожены. Те, кто предпочитал жизнь смерти, переходили на сторону Российской империи, вливаясь в ряды российской императорской армии. Из этих горцев создавались дикие дивизии, принесшие славу и доблесть русскому оружию. – Докладывай! – приказал Билый возвратившемуся Василю. Казак отогнал назойливую мошку от лица и начал четко рапортовать: – По одному черкесу на баштях стоят. Еще двое у загона с конями. Бдительно сторожат, настороже абреки. Кони, наши и горцев, в одном большом загоне, но разделены перегородкой. В остальном тихо. Ворота закрыты на засов изнутри. В дальнем углу, у второй вышки, плетневое укрепление ниже. Через него можно перемахнуть на территорию, – закончил Василь с неким бахвальством в голосе, ожидая похвалу – разведку местности произвел умело. Сотник нахмурился, скрывая улыбку. – Добре! – ответил Билый. – Молодец! Укрепление ниже, говоришь?! То нам на руку. Приказной, истолковав по своему, решил проявить инициативу. – Дядько Микола, дозволь… – начал было Василь и осекся под суровым взглядом, пошел красными пятнами. В горле разом пересохло, так что закашлялся, прочищая. Все не давала ему покоя мысль о геройстве. – Цыц, баламут! – оборвал его Билый. – Коза мэкае, Мыкола кумэкае. Здесь не нахрапом да удалью брать нужно. Здесь особый подход требуется. Хитростью черкеса брать трэба. Загрустил Василь, закручинился – жарко ему стало. Думал, что добрую идею подаст. Но вышло по-иному. Не доверяет, видать, сотник. Билый заметил его настрой: – Что губы накопулыл?! Пойми, Василь, черкес – то не турок. Здесь одной жоглости мало. Ум нужен да смекалка, чтобы горца победить и одолеть. А без ума казаку – сума. Нэ журысь. За службу тебе спаси господь. Навоюешься еще.