— И чего? — А? Она приедет на праздник. — Здорово, — одобрил Кирилл. — А потом? — Потом? Александр явно ни о каком «потом» не задумывался. А стоило бы. У него с работой, к примеру, как? Или Рыжая будет содержать? — Ты уволился? — Нет, взял за свой счет. У нас сезон в конце сентября начинается. Репетирую тут, Костик, вон, помогает. — То есть, все-таки планируешь вернуться? — …Наверное. Подумай, Саня, подумай. С одной стороны — невеста, работа, зарплата. С другой — секта и Костик — великолепный, конечно, со всех сторон, но жениться на нем нельзя, и денюжки придется, наоборот, отдавать. Великолепный снова воздвигся на крыльце, и Александр устремился к нему, сияя такой же улыбкой, какой улыбался невесте. М-да. Глава 8. Праздник Праздник приближался. Старец объявил строгий пост, ужины отменили вообще, в обед и завтрак кормить стали так же скудно, как в монастыре. Сектанты, с одной стороны, бегали быстрее, суетились, все больше времени проводили с паломниками, а с другой, наоборот, затихли, ушли в себя, почти не разговаривали и ходили с такими торжественными лицами, будто готовились ко всеобщей коронации или, не дай бог, массовому самоубийству. Кириллу было неуютно. Вроде бы что-то надо делать, а вроде и не надо. А потом будешь над кучей трупов стоять. Ясно представился окровавленный Александр, которого перешагивает довольный Костик. Кирилл затряс головой и напомнил себе не сходить с ума. Чай, не в Америке живем. Помолятся и разойдутся с миром. В среду вечером почти все отправились в монастырь, Кирилла не взяли. Вернулись за полночь. Старец еле брел, Костик ругался под нос, Наташа вздыхала, остальные шуршали молча, и мгновенно испарились, едва войдя в дверь. В четверг картина повторилась. Как интересно. В пятницу Кирилл уже думал напроситься сам, но его опередил Костик. — Вечером идешь с нами. — Ок. А что делать? — Смотреть. Посмотрим, конечно, посмотрим, чем они там занимаются, что старца приходится нести, а Костик все больше напоминает нечисть в подряснике. К вечеру Кирилл был готов, торчал у двери и пристроился в хвост процессии, к «физрукам». Церковь была разукрашена цветами, они стояли в вазах и венками окружали репродукции. На аналоях лежали свежие полотенца с вышивкой. Бабушка Кирилла называла такие рушниками и вешала на иконы. Народу было много. Нарядные паломники, обтрепанные трудники, братья и сестры из внешнего монастыря — все набились в немаленькое помещение. Горели свечи, к духоте добавлялся навязчивый запах ладана. У Кирилла немедленно зачесалось в носу. Перед их шествием расступились. Народ зашептался, загомонил. Старец прошел на возвышение, заменяющее алтарь, кивнул расположившейся справа свите, те запели медленное и тихое. В перерыве старец сказал: «Покаемся же!» и ушел влево за загородку. Туда тут же выстроилась очередь. Кирилл стоял рядом с поющими, ему было видно, как за загородку входили люди. Старец сидел на стуле и слушал коленопреклоненных исповедников. Те что-то торопливо говорили, показывали бумажки, кто-то даже плакал. Старец слушал с полузакрытыми глазами, кивал, рвал бумажки и торжественно отдавал обратно. Как Кирилл ни приглядывался, не заметил, чтобы старец читал молитву или изображал священника на исповеди. Просто слушал, советовал, сопереживал. Прямо прием у психолога какой-то, только в стиле «рюс». Людей в очереди не убывало и каждый, кто выходил, совал в стоящий рядом ящик купюру. Неплохо они тут наварятся за праздник. Стоит того, чтобы жопу на стуле отсиживать и слушать сопливый бред. Кирилл быстро устал и закрутил головой: знакомых лиц не было. Поющие монотонно тянули микс из «господипомилуй», «господиочисти» и «господиисцели», и глаза немедленно стали слипаться. Если бы не голод, Кирилл так бы и задремал, но жрать хотелось по расписанию, а исповедь и не думала кончаться, и он начал пробираться на улицу — хоть подышать нормально. — Кирилл Борисович! Да что ж они все такие внезапные! Кирилл едва удержался и не гаркнул на подкравшуюся сзади девицу. — Дарья! — Здравствуйте, Кирилл Борисович. — Ты что тут делаешь? — На праздник посмотреть приехала. Их бухгалтер, на вид — типичнейшая отличница: высокая, худая, со светлыми косичками, радостно ему улыбалась и хлопала ресницами. — Тебе дома делать нечего? — Так интересно же! — Она оглянулась и повела руками, приглашая его рассмотреть осточертевший монастырский двор с облезлым забором. — Мне и Руслан Анатольевич говорил, что вы здесь. Я смотрела-смотрела, а тут вдруг наткнулась. Подержите пожалуйста. Дарья сунула в руки Кириллу сумочку и принялась перевязывать платок. — За вами из дверей подглядывают, — тихо сказала она. — Начальству что-нибудь передать? — Пока нечего. Ехала б ты отсюда. — Я еще исповедуюсь пойду. И на праздник посмотрю, зря, что ли приезжала. — Она прибавила громкости. — Спасибо! Кирилл Борисович, а вам тут нравится? Кирилл чуть не передразнил этот дебильный пионерский голос, но сдержался: — Нравится. — Мне тоже! Так все интересно! Я до завтра останусь. — Ну и дура! — тихо буркнул Кирилл. — Зачем ко мне подошла? Что, теперь и тебя охранять? Дарья хмыкнула и пошла к церкви. Кирилл шел сзади. Костик посторонился в дверях и смерил Дарью заинтересованным мужским взглядом. — Знакомая? — Коллега. — Ничего так. Наташку напоминает. Кирилл чуть не подавился. Дарья напоминала балерину, то есть ничего выпуклого в ней не было. — Да в каком месте? Ростом, разве что? — Блондинка. Добрая? — Тупая. — Так даже лучше. — Что, Саня уже наскучил? — Саня прекрасен, но я повыше люблю. Вот примерно с тебя. — Что ты несешь? — разозлился Кирилл. Даже не разозлился, а испугался за Дарью. — В святом месте! — А вот сейчас и покаюсь. Ты как, не решился еще? — Нет! — рявкнул Кирилл в ухмыляющуюся морду. — А что такой злой? Для себя девушку бережешь? — Жрать хочу! Костик перестал лыбиться, похлопал руками по бедрам и задрал подол подрясника. — Ты чего? — Где-то у меня тут… На! Кирилл развернул шоколадку и благодарно пробубнил полным ртом: — Спасибо. А сам? — Доедай, — отмахнулся Костик, прислушался и нырнул в дверь. Кирилл вошел следом, увидел где-то у загородки платочек Дарьи и недовольного Костика уже на клиросе. Видимо, что-то они не так спели, и господин солист разбушевался. Вон, даже Александр съежился и покаянно кивает. Вера молча улыбается. Забавно как.