Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 29 из 45 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Костя! От лестницы звал старец, Костик бросился туда, забыв о Кирилле, и это почему-то было обидно. — …а кто еще? Ростик? Дверь в келью старца закрывалась неплотно, и Кирилл хорошо расслышал пренебрежительное фырканье Костика. — Не благословляю. Тебе неполезно. — А что еще мне неполезно? Играть с мальчишками? Ходить без шапки? — Ярослав… — Да, Евгений Виленович? — прозвучало с недобрым намеком. Что же у этих двоих случилось такого, что теперь Костик из старца веревки вьет? — Возвышающий себя падет. — Не упадешь — не поднимешься. Старец помолчал и выдохнул: — Делай, как знаешь. Кирилл поспешил к лестнице. Интересно, что именно Костик у него выпрашивал? И как они все не путаются в именах? Ладно — Ростик, он больше обзывает, чем называет, но Вася, старец, кто там еще его знал Ярославом, они что, привыкли уже? Вечером Кирилл спустился на молитву. Паства тихо переговаривалась. Недоумевали: по субботам старец обычно говорил проповедь, да и исповедники были. Служба началась как обычно: Даша читала, сектанты крестились и кланялись. Дверь исповедальни открылась и оттуда выступил Костик. В светлом подряснике, с причесанными на пробор волосами, он напоминал какого-то неприятного книжного героя. Встал посередине сцены, внимательно оглядел молящихся, вскинул голову и вкрадчиво начал: — Еще один день прожит, дети мои. Возблагодарим Господа! То, что у старца получалось ласково и по-отечески, в исполнении келейника звучало неприятно и даже угрожающе. Все затихли. Пока пел хор, Костик молчал, обводя взглядом паству. В этот раз Кирилл оказался напротив сцены, и Костик уставился прямо на него. Это раздражало. Кирилл стал смотреть за его плечо, на Ростика и хор. — Нам ведь есть за что благодарить, правда? — продолжил Костик ласково. — У нас ведь все хорошо. Мы одеты, не голодны, нас никто не гонит и не держит в темницах. Мы любим друг друга. Заботимся. Молимся. Ни у кого нет тайных мыслей, нечистых помыслов. Так ведь? Мы чисты перед Господом и нам не в чем себя упрекнуть? Кирилл аккуратно скосил глаза. На лицах слушающих отражалось совсем не довольство жизнью или благодарность. Многим было неловко. А Костик продолжал: — Никто ведь не задумал донести на брата и предать отца? Он смотрел на Кирилла, тот сморгнул, но не отвел взгляд. К черту твои приемчики, парень. Мы тоже не пальцем деланы. — Чиста ли наша совесть? Исполняются ли заповеди? Верны ли мы? Не алчем своих тридцати серебряников? Готовы положить душу за ближнего? От издевки, звучащей в голосе, Кирилл поморщился. «Апостолы» и «мироносицы» стояли с застывшими возвышенными лицами, хмурился только Ростик, но тоже молчал. — Господь наш, — почти прокричал Костик, подняв руку к небу, — делает это для нас ежедневно. Распинается ради грешников, живет одной молитвой, и чем же мы отвечаем? Непослушанием. Гордостью. Самостью. Злобой. Предательством. Так ли это? Головы слушающих качнулись, соглашаясь, многие так и остались склоненными. У кого-то тряслись плечи. — Что же делать? Пасть на колени и возопить к Господу о прощении! Ибо нет здесь невиновного! Нет светлого! Ни одного! Все — рабы неверные! Гробы покрашенные, внутри полные костей мертвых и всякия нечистоты! И только любовь Отца защищает вас от геены огненной, Его жертва закрывает от готового пасть огня! Молите же у Всевышнего защиты и милости. Только он спасет от смерти земной и небесной! Костик обвиняюще протянул руку — и сектанты в едином порыве преклонили колени. Кирилл оглянулся: он один возвышался посреди склоненных людей. Костик смотрел прямо на него, и желание упасть со всеми сделалось почти нестерпимым. — Плачьте! Кайтесь! — приказал Костик, не отводя взгляда, и казалось, что он безумен и уверен в своей правоте, как древние инквизиторы. — Господь простит, нужно только осознать свои грехи и смирить гордыню. За спиной Костика Вера аккуратно поддернула юбку и опустилась на сцену. Хор последовал за ней. Теперь на Кирилла смотрели все. Костик — в упор, Ростик — задумчиво, стоящие на коленях сектанты — словно готовы вцепиться и усадить силой.
— Не всем дано увидеть свою мерзость сразу. Некоторые живут так долгое время. Но Господь посетит их, как посетил нас. А пока будем молиться о ближних и плакать о них, ибо конец нераскаянных близок и страшен. Подавив ощущение, что за него заступились и запретили трогать, Кирилл сделал над собой усилие и все-таки встал на колени. Костик сдержал улыбку и вскинул руки. Поднявшийся хор запел: — Ныне отпущаеши раба своего Владыко… Кирилла затошнило. Он едва не вскочил на ноги, но сдержался. Сектанты уже перестали хмуриться, на лицах появились улыбки, все явно расслабились. Ростик мягким баритоном выводил: — Яко видеста очи мои спасение Твое… Костик смотрел на склоненные перед ним головы и тяжело дышал, словно бежал или дрался, и удовольствие на его лице было почти неприличным. — Свет во откровение языкам… Дверь исповедальни закрылась, и к ней тут же выстроилась очередь. — И славу людей Твоих Израиля. Остаток службы Кирилл бесился. Все время хотелось отряхнуть колени и умыться, словно лицо в чем-то липком. И набить Костику морду. Ишь, нашелся, великий инквизитор! А рожа-то какая довольная! Словно всех нагнул. «А он и нагнул! — подзуживал гадкий голосок в голове. — И тебя нагнул. И теперь у тебя одно желание — доказать, что ты круче и рога у тебя длинней. Ну, иди, пободайся. Тебя же для этого сюда прислали, с психами малолетними воевать». И голосок этот был до обидного похож на Костиков, оттого Кирилл даже не заметил, как оказался в очереди, а потом и у двери исповедальни. Толкнул ее и пнул, закрывая. Костик повернулся на звук: — Да ладно! Кирилл осмотрелся. В узкой комнатке с занавешенным окном едва помещались кресло, аналой с толстой книгой на нем и подсвечник. Половина свечей догорела, и в полумраке Костик, сидевший в кресле, виден был фрагментами: белым — лицо и руки, серым — подрясник, глаза, когда в них отражался свет, взблескивали ярко-желтым. В голову сразу полезла всякая дрянь про кресты и осину. Креста на Кирилле не было, и хорошо: с волками — по-волчьи. Он и так слишком долго тут отличника изображал. Второго стула не было, наверное, посетителям полагалось встать на колени. Кирилл удобно уселся на пол, и Костику пришлось согнуться почти пополам, чтобы видеть лицо собеседника. — Фиговый ты пастырь, Ярик. Костик оскалился, выпустив сразу и нечисть, и инквизитора. Еще и глаза блеснули. Вышло настолько странно, что Кирилл напрягся: вдруг кинется, загрызет. Не загрыз — огрызнулся: — Ты-то что в этом понимаешь? — А что тут не понимать? Что ты — ублюдок с манией величия? Хочется власти, а старец не дает? Костик дернулся, выдохнул, явно пытаясь взять себя в руки. Не так скоро, парень. — Ты зачем пришел? — Хочу облегчить душу. У меня есть тайные помыслы. — Кирилл поднялся и навис, с удовольствием наблюдая, как Костик ерзает в кресле, пытаясь отодвинуться, только, вот, некуда. — И желания. — Я не буду с тобой разговаривать. Жди отца. — А если мне невтерпеж? Дашь своей водички, как Сашеньке? — Там было успокоительное! Я сам его пил! Костик влез в кресло с ногами и вцепился в подлокотники. Кирилл подавил смех: ну орел! Или бойцовый петух, вон, гребень весь растрепался и глаза горят. — А тебе как раз полезно: дерганый весь. Совесть покоя не дает? — Кирилл поймал Костика за руку и провел пальцами под рукавом, нащупывая следы. — Ты ведь «не хочешь жить, никому не нужный». Неужели не мог погуглить, что резать надо не поперек? Костик вздрогнул. Кирилл пригнулся, чтобы лучше видеть лицо — и как провалился. В сумраке глаза Костика казались совсем бездонными, вспыхивали в такт свечам и не давали отвести взгляд. Версия про гипноз уже не казалась такой бредовой. — А я погуглил, — медленно проговорил Костик. — Мне был нужен месяц до совершеннолетия. Да и с армией потом проще. Значит, погуглил. Продумал. Время, небось, выбрал, чтобы побыстрее нашли. — А старца-то за что? — тихо спросил Кирилл. — А мы в ответе за тех, кого приручили, — зло бросил Костик, оттолкнул Кирилла и исчез в стене.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!