Джунгли вплотную подступали к задней части дома, в котором размещался кабинет сержанта Кабуры. Мино и Пепе уже заметили, что сюда крайне редко подходили люди, ведь Кабура справлял свои интимные вонючие делишки между двумя кустиками бромелии, к тому же жителям деревни строго-настрого запрещалось приближаться к кабинету сержанта Кабуры ближе чем на десять метров. На задней стороне дома было окно, оно располагалось таким образом, что, протянув руку, можно было почти коснуться волосатой шеи сержанта, когда тот сидел в своем кресле. Остальные армейцы, их насчитывалось пятнадцать человек, размещались в казарме прямо напротив конторы Кабуры. Мино и Пепе прокрались между деревьями. Время наконец приблизилось к двум часам. Кроме жестяной банки, которую Мино осторожно держал в руках, у Пепе была с собой палка длиной около двух метров, на ее конце была сделана глубокая зарубка в виде крюка. Мальчики старались не наступать на сухие ветки. Они остановились за огромным корнем метадора. Они видели Кабуру: он сидел в кресле и клевал носом, а перед ним стояла полупустая бутылка. Мино и Пепе кивнули друг другу. Вдруг зазвонил телефон. Сержант Кабура встрепенулся и взял трубку. Они слышали, как он пробормотал что-то невнятное между ругательствами и проклятиями. Наконец он положил трубку на место, схватил бутылку и жадно отпил из нее. После этого он от души отрыгнул и откинулся на кресле, положив свои кожаные сапоги на стол. Он закрыл глаза. На нос ему села муха, но он сдул ее. Мино и Пепе задержали дыхание и оглянулись. Все шло по плану. Через пять минут Кабура открыл рот, чтобы воздух свободнее поступал в легкие. Еще через две минуты Мино и Пепе услышали первые раскаты храпа. Через десять минут храп стал громким и ровным. Пепе задрожал. Ему пришлось отложить костыли и ухватиться за корень дерева. – Я думаю, у нас ничего не выйдет, Мино! – прошептал он. – Он точно проснется от зловония. Что с нами будет? Бедные мы! Бедная моя мамочка! Бедные твои родители, братья и сестра! – Ерунда! Не бойся! Свинья Кабура больше не проснется. Вот увидишь. Мино сжал губы – и тонкое красивое мальчишечье лицо преобразилось. Глаза под темной челкой вспыхнули огнем. Они подождали еще десять минут. Слюна потекла по подбородку Кабуры. Он глубоко спал. Мальчики прокрались к окну. Вторая фаза закончилась. Начиналась важнейшая, решающая третья фаза. Здесь была нужна аккуратность и твердая рука. Мино и Пепе долго тренировались для того, что им предстояло совершить. – Дай мне палку, – прошептал Мино. Пепе протянул ему палку. Мино быстро открыл жестяную банку. Появился резкий неприятный запах. Мино достал пропитавшуюся тряпку, связал ее и прикрепил к кончику палки. Затем он очень осторожно просунул палку в окно над грудью свиньи Кабуры, выше к горлу и подбородку. В нескольких сантиметрах от раскрытого рта сержанта он остановился. Тряпка висела прямо под носом Кабуры. Мино прислонил палку со своей стороны к подоконнику. Держать ее нужно было очень ровно, не шевелясь. Это было тяжело, Мино быстро дышал. Пепе в ужасе зажал руками рот. Внезапно Кабура дернулся в кресле. Храп прервала икота. Мино вздрогнул, но отвел палку немного в сторону от лица Кабуры. Подбородок Кабуры слегка завибрировал, храп приобрел высокие тона и превратился практически в свист. Мино снова поднес тряпку поближе. Теперь до спящего носа и распахнутого рта оставалось всего несколько миллиметров. Мино приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не выдернуть палку обратно и не убежать. Когда же сдохнет эта свинья? На тряпке было в тысячу раз больше яда, чем на ватке, которую Мино использовал для бабочек. Вдруг сержант перестал храпеть. Грудь его поднималась и опускалась неровно, толчками. Уже близко. Мино почувствовал, что больше не может держать палку в этом напряженном сосредоточенном положении. Ему нужна была помощь. – Пе-Пепе! – прошептал он. – Подержи! Ровно! Не двигайся! Так, как мы тренировались. Я больше не могу. Застыв от ужаса, Пепе взял палку. Напряженный, словно пружина, он перегнулся через подоконник, а Мино немного подался назад. – Кажется, получается! – восхищенно прошептал он. В этот момент сержант издал булькающий звук, в панике Пепе попытался вытащить палку. Но руки его не слушались, палка попала в лицо Кабуре, тряпка упала и осталась лежать на носу и раскрытом рту сержанта. Мальчики в ужасе бросились в джунгли. Пепе выбросил палку, а Мино пнул ногой жестяную банку, та ужасно загрохотала. Стуча зубами от страха, мальчики забрались под большой корень и стали ждать судного дня. Но ничего не произошло. Из кабинета Кабуры на раздалось ни звука, зато они прекрасно слышали кудахтанье ручных краксов у дома сеньора Мукко. А еще клекот тукана на дереве за ними. И жужжание тысячи насекомых. И крики торговцев овощами на площади, зазывающих покупателей. И гул машин Компании вдалеке. В остальном было тихо. Жутковато. Почти полчаса пролежали мальчики под корнем дерева, прежде чем решились выглянуть наружу. Они взглянули в окно сквозь листву. Они ясно видели шею Кабуры. И его ноги на столе. Он сидел точно так же, как и тогда, когда они в панике убежали. Вот только храпа не было слышно. Слишком напуганные, чтобы шептаться, мальчики подобрались поближе к окну. Засунув голову в окно, Мино тут же вытащил ее обратно, от заполнявшей комнату вони его затошнило. Он зажал нос пальцами и заглянул внутрь еще раз. Тряпка так и лежала на носу сержанта. Кабура не двигался и не дышал! Его грудная клетка застыла, Мино заметил, что кожа на лбу и носу посинела. Руки сержанта, до этого прижатые к груди, безвольно свисали до пола. Они тоже были синими. Мино повернулся ко все еще дрожавшему Пепе. – Мертв! – сказал он громко. – Свинья Кабура мертв. Мы его убили. Теперь и Пепе отважился взглянуть внутрь. Он серьезно кивнул Мино. Они убили свинского сержанта Фелипе Кабуру! Мальчики уселись под окном и стали возбужденно обсуждать, какие же они молодцы. Они осыпали друг друга похвалами. Каждое движение, которое они совершили ради осуществления плана, имело огромное значение. Как твердо держал Мино палку в первые минуты! Как удачно Пепе накрыл тряпкой рот и нос свиньи Кабуры, прежде чем они удрали в джунгли! Как терпеливо они выждали удачный момент! Они совершили настоящий подвиг! Они с легкостью лишили жизни жестокого тирана. Видел бы это сеньор Гонза! Которому сержант Кабура размозжил голову прикладом. Был бы здесь сеньор Тико! В которого армейцы Кабуры всадили восемнадцать пуль. И сеньор Гомера! Которому пришлось съесть ядовитые растения, из-за чего он считал себя собственным отцом и никого не узнавал. Знали бы они, чего добились Мино и Пепе! Они отомстили. Мальчики благоговейно перекрестились и поблагодарили Святую Деву и покровителя деревни за мужество, данное им. Целый час они просидели под окном, болтая, пока яд из тряпки не испарился, а тело свиньи Кабуры не застыло. Потом Мино пролез в окно и снял тряпку с лица сержанта. Когда он увидел глаза Кабуры, мурашки побежали по его телу. Зрачков видно не было, глаза напоминали яичный белок. Никаких следов. Никто ничего не узнает. Их подвиг должен остаться тайной навеки. Остаток дня Мино и Пепе провели, играя с Лукасом и черепахами. Мальчики нарисовали им на панцирях забавные рожицы, лица жителей деревни. И хохотали до икоты. Прямо перед сумерками радостная новость разлетелась по деревне: свинский сержант Фелипе Кабура упился до смерти «Old Kentucky Bourbon. Five Years Old». Во многих домах эту новость отметили щедрым стаканом тростникового самогона. А когда отец Макондо зазвонил в церковный колокол, возвещая смерть, многим показалось, что даже в колокольном звоне слышались оттенки ликования. Но, избавившись от безжалостного сержанта, деревенские жители ненадолго почувствовали облегчение: через неделю после его смерти сержантом назначили Питрольфо с бычьей шеей. Его жестокость была всем известна. К тому же в течение следующих недель произошло несколько тревожных событий, которые привели к тому, что деревенские старейшины не сомневались: грядет Судный День, и не только для их деревни, но и для всего мира. Прежде всего это касалось Д. Т. Стара и Компании. Вырубались всё новые участки джунглей, нефтяные вышки появились в опасной близости от деревни. Делегации протестующих ездили даже в районный центр, но результата не добились. Американцы имели право добывать нефть в любом месте принадлежащего им участка страны. Об этом президент заключил очень важное соглашение. Кабокло, полуиндейцы и индейцы не имели особых прав на землю и лес. Впрочем, им могли предоставить работу в небольших городах, которые появились по всей стране. Об этом делегации сообщили в районном центре. Да и асьенда дона Эдмундо в саванне. Некоторые жители деревни получали там работу, пусть и сезонную. Да, постепенно ее становилось все меньше, потому что машины отвоевывали свое место, но было хотя бы что-то. А теперь все замерло. Дон Эдмундо перестал возделывать землю. Заработанные от продажи земли деньги он вложил в экскаваторы, грузовики и бульдозеры. Его сыновья стали инженерами. Строили новую современную дорогу между нефтяными скважинами и районным центром. Выращивать зерно и заниматься скотоводством стало немодно. В результате потерявшие работу крестьяне пришли в деревню: захватили площадь, дрались, пили и играли в кости. Многие из них вели себя весьма агрессивно, они хотели подбить жителей деревни восстать против дона Эдмундо и Д. Т. Стара. Они громко говорили о el socialismo. Немногие в деревне понимали смысл этого слова, лишь сеньор Гомера от лица своего отца объявил себя социалистом. Поэтому он ежедневно здоровался за руку и представлялся каждому из сидящих на площади крестьян. В результате этих событий сержант Питрольфо получил подкрепление: теперь в деревне размещалось не менее тридцати армейцев. Все стало только хуже, рынок и площадь постоянно патрулировали, к тому же армейцы имели право досмотреть и обыскать любого человека, от старой Эсмеральды до отца Макондо. Можно было бы ожидать, что приток новых жителей подстегнет торговлю и улучшит благосостояние деревни. Но, к сожалению, случилось ровно противоположное: у крестьян было мало денег или их не было совсем, так что они либо крали еду на рынке, либо выпрашивали ее. Возле прилавков торговцев овощами теперь нельзя было разжиться даже скорлупой кокоса. Что же касается армейцев, их снабжала американская лавка Д. Т. Стара или районный центр. Деревенские жители испытали облегчение, когда в один прекрасный день на площадь выехали четыре пустых военных автобуса, и армейцы с силой затолкали в них всех крестьян. Их депортировали в районный центр, там, по слухам, они должны были постепенно прижиться и найти себе законную и полезную для общества работу. Под крики и ругань автобусы отъехали, а из открытых окон высовывались кулаки и слышались восклицания: «Viva la revolucion!»[8] Поразительно, но многие, в том числе Себастьян Португеза, сеньор Мукко и старый Олли Оккус, заметили, что кулак отца Макондо сжался, а его губы ответили: «Viva la revolucion!» Через несколько недель после депортации крестьян произошло нечто такое, что действительно переполнило чашу терпения жителей деревни: Д. Т. Стар въехал в деревню с восемью грузовиками, двумя бульдозерами и экскаватором. Прямо возле деревни, а точнее, прямо посреди урожайных помидорных грядок сеньора Гомеры, которые плодоносили только благодаря тому, что сеньора Гомера продолжала выращивать их так же, как до этого делал ее муж, то есть используя ядовитую белену, собрались построить нефтяную вышку. В тот вечер, когда это стало известно, отец Макондо созвал всю деревню на мессу, на очень важную мессу, объявил он, где он произнесет речь. В церкви не осталось ни одной пустой скамейки. Люди сидели в проходах и вдоль стен. Отец Макондо сказал: – Наше будущее теперь находится не только в руках Всемогущего Бога Отца Нашего, но и в наших руках. Мы пытались, мягко и вежливо, мы молили власти о помощи, но все напрасно. Мы босыми ходили на поклон к дону Эдмундо, к его сыновьям, к Д. Т. Стару, к Компании. Нас прогнали, нас втоптали в пыль, словно вредоносных насекомых, на нас наплевали, нас презирали. Разве мы когда-либо плевали на кого-то? Разве мы презирали и издевались? Спросите свое сердце, оно ответит вам. На протяжении многих поколений наша деревня вела мирную жизнь. Мы не были богаты, но от бедности никто не умирал. В городах, куда нас выселят, люди мрут от голода как мухи. Люди болеют, но больницы не принимают бедняков, у которых нет денег. Каждый день американцы возводят все новые нефтяные башни в нашей провинции. Нефть струится из нашей земли. Но никто из сидящих здесь не может напиться или наесться этой нефтью. Однако ее продают за большие деньги. Эти деньги получает Компания и отправляет в Северную Америку. Там они строят дома, поднимающиеся до самых небес, машины, которые продают богачам в нашей стране. Из-за нефти, которая совсем скоро хлынет на грядки сеньора Гомеры, поедет много автомобилей, но еще больше детей заплачут от голода. Где же Божья справедливость? Божья справедливость – в наших руках. С этого дня Он наделил нас великой ответственностью: раньше мы могли довольствоваться тем, что думали у себя в голове. Теперь же нам нужно думать вне головы. На земле, в горах, в джунглях живут потрясающие, удивительные создания. Большинство из них живут осмысленной жизнью. Даже гиена может доверять своей матери. Мы не можем доверять правительству, не можем доверять армейцам, нам нечего ждать от сеньора Детестара. Сегодня нам нужно обратиться к самим себе и задать себе вопрос: есть ли у нас новый путь? Какие мысли рождаются за пределами головы? С сегодняшнего дня все будет иначе. Вернемся ли мы когда-нибудь к нормальной жизни – зависит от каждого из нас. Да обратимся же ко Господу и преклоним колени перед Богоматерью! Помолимся о даровании силы. Силы не для того, чтобы смириться с презрением и издевательством. Силы для того, чтобы плюнуть в ответ. – «И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем»[9]. Речь отца Макондо благоговейно обсуждали группами возле кладбищенской стены. Мужчины собрались в отдельные кружки. Чудесным образом появились двое крестьян. Они сумели ловко избежать депортации. Марио и Бенедикто, приятные молодые люди, которые никогда не ссорились с местными жителями. Марио встал рядом с сеньором Фрейтасом, Луисом Энкатором, сеньором Мукко и еще четырьмя подростками. Бенедикто оказался в группе с сеньором Риверой, Себастьяном Португезой и беззубым Эусебио. Они перебивали друг друга, но смысл их высказываний был один и тот же: своей пламенной речью отец Макондо хотел сказать, что мужчинам пора перейти к действиям. О том, как именно нужно было действовать, мнения разошлись. Постепенно две группы мужчин объединились, и для того, чтобы привести в порядок мысли и идеи, сеньор Ривера пригласил всех в свою лавку. После того как двадцать три мужчины набились в маленький магазинчик, двери предусмотрительно заперли на засов. Сквозь щели стен не просочился бы ни один звук. Мино и Пепе, разумеется, были в церкви и всё слышали. Теперь они сидели в полутьме на камнях у запруды, в секретном местечке Мино, и водили веточкой камыша по воде. Жизнь в деревне совершенно не улучшилась после того, как они убили свинью Кабуру, так что не проходило ни дня, чтобы они не напоминали друг другу о своем подвиге. Это был настоящий подвиг, никаких сомнений. Пепе на полном серьезе заговорил о том, чтобы убить и свинью сержанта Питрольфо, а еще самого Д. Т. Стара, и парочку-тройку армейцев, но Мино не поддержал его. Появятся новые армейцы, сержанты, хуже прежних, а уж сколько jèfe водится в Северной Америке, которые заменят Д. Т. Стара! Точно больше десятка, решил Мино, никакого этилацетата не напасешься. – Уже завтра бульдозеры уничтожат грядки сеньора Гомеры, – сказал Пепе. Мино кивнул, но внезапно его глаза вспыхнули. – Бульдозер, конечно! – воскликнул он. – Можно же убить бульдозер! Пока мужчины спорили в лавке сеньора Риверы, Мино и Пепе под покровом ночи подползли к жуткой машине, которая должна была уничтожить прекрасные грядки помидоров. Четырнадцать горстей земли закинули они в бензобак, не оставив за собой никаких следов. Все следующие недели в деревне царило небывалое настроение. Внешне все было как обычно: торговцы овощами зазывали покупателей на площади, сеньор Мукко кормил своих ручных краксов, а сеньор Ривера торговал разными разностями в своей лавке. Малышня подбирала скорлупу кокосов, а женщины носили таро в подолах широких юбок. Но куда, например, подевались Луис Энкатор, Себастьян Португеза и крестьянин Бенедикто за три дня до того, как рухнул мост через большую реку? А ведь этот мост специально укрепляли, чтобы по нему проезжал транспорт к нефтяным месторождениям. И зачем однажды вечером сеньор Ривера и Марио крались через лес к американской лавке и лавке Д. Т. Стара? И зачем сеньор Фрейтас взял с собой топор в три часа ночи? Можно задать и другие вопросы: почему американцам не удалось завести ни бульдозер, ни экскаватор, которыми они собирались уничтожить грядки сеньора Гомеры? Куда подевались все ящики с инструментами, предназначенными для возведения нефтяных вышек и починки оборудования? Почему дорогу в районный центр постоянно заваливало камнепадом? Как мог рухнуть новый мост через реку? Почему грузовики и джипы постоянно глохли? Почему на том холме, где раньше росли магнолии и лавровые деревья, упали две нефтяные вышки? Почему сгорела дотла частная лавочка Д. Т. Стара? Откуда взялись все эти термиты, которые за несколько дней разрушили казарму армейцев? Почему однажды ночью взорвался кабинет сержанта Питрольфо и склад оружия армейцев, размещавшийся в том же доме? Конечно, можно было задаваться этими вопросами, но факт оставался фактом: через месяц после того, как Д. Т. Стар приехал возводить новую нефтяную вышку прямо посреди томатных грядок сеньора Гомеры, сеньора Гомера продолжала приносить на рынок корзины с вкуснейшими помидорами. За несколько недель до того, как Мино исполнилось одиннадцать лет, Амантея Португеза внезапно улыбнулась, выставляя на стол перед мужем и старшими сыновьями похлебку из чили и риса. – Кажется, я немного недосолила, – сказала она ясным чистым голосом. Мино и Сефрино откинулись на спинки стульев, удивленно уставившись на мать, ведь уже много лет она не произносила ни одного связного предложения. Не говоря уж об улыбке! Себастьян Португеза вскочил со стула и упал перед женой на колени. Из его глаз лились слезы, он шептал: – Матерь Божья, ты услышала мои молитвы! Благодарю тебя! Амантея, моя любимая Амантея, прекрасная моя жена! – Ну же, Себастьян, как ты себя ведешь? Садись и ешь! Так обедать Мино еще не приходилось. Позвали Ану-Марию, которая развешивала белье за домом, Сефрино ринулся за малышом Теофило, игравшим возле кладбищенской стены. Он даже испугался, когда услышал, как она говорит, ведь он не слышал ее голоса с тех пор, как ему исполнился год. Амантея говорила так, словно это было совершенно обычным делом, словно ни минуты своей жизни она не провела в молчании. Казалось, она даже не понимает, из-за чего поднялся такой шум и что они отмечают во время самого обычного обеда. Скоро вся деревня узнала, что Амантея Португеза снова заговорила и заулыбалась. Многие восприняли это как добрый знак. Cerrillo, кабан-пекари, хрюкал в кустах, Мино видел, что он рыл яму под корнем величественного дерева метадор. Мальчик отложил в сторону сачок для ловли бабочек и присел на упавшую ветку. Было бы у него с собой ружье! Он бы подстрелил этого кабанчика! Ох, сколько бы вкусного мяса было бы в маминой похлебке! Мино почувствовал, что у него свело живот от голода. Он привык не наедаться. Но легко представлял себе, как здорово было бы набить пузо до отвала и сытно рыгнуть. Вот бы отыскать какую-нибудь очень редкую бабочку, такую, за которую отцу дадут много денег! Он был уверен в том, что где-то в джунглях есть такие прекрасные бабочки, о которых не говорится ни в одной книге. Он посмотрел в свою жестяную коробку. Морфо он сегодня не поймал. Две статиры, ласточкин хвост семейства Papilionidae, а еще несколько маленьких, но красивых голубянок Lycaenidaes. Ничего особенного. Но теперь все стало именно так: после того как бульдозеры уничтожили значительный участок джунглей возле деревни, многие виды бабочек исчезли. Например, прекрасных Morpho montezuma он уже почти не встречал.