Когда в дверь постучали, матери пришлось послать Анджея, чтобы тот привел отца. Пока отец шел назад, стряхивая землю с рук, стук повторился еще дважды, все более настойчиво. Отец открыл дверь и встал на пороге, заполнив своей рослой крепкой фигурой дверной проем. – Что вам нужно? – требовательно спросил он на общем вместо польского, и дети сразу поняли, что пришел какой-то иностранец. Последовал негромкий ответ, который Ян Павел отчетливо расслышал. Голос принадлежал женщине. – Я представляю программу тестов Международного флота. Как я понимаю, у вас трое мальчиков в возрасте от шести до двенадцати лет? – Наши дети никак вас не касаются. – Как вам известно, господин Вечорек, предварительные тесты обязательны по закону, и моя задача – исполнить его требования. Если предпочитаете, могу вызвать военную полицию, которая вам все объяснит. Ее слова звучали так спокойно, что до Яна Павла не сразу дошло, что это вовсе не предложение, а угроза. Отец мрачно отступил назад. – И что вы мне сделаете – в тюрьму посадите? Вы приняли законы, которые запрещают моей жене работать, нам приходится учить детей дома, а теперь вы вообще лишаете мою семью куска хлеба? – Я не определяю правительственную политику, – ответила женщина, окидывая взглядом полную детей комнату. – Все, что меня интересует, – тестирование детей. – Петр и Катажина уже прошли правительственные тесты, – вмешался Анджей. – Всего месяц назад. Уровень их знаний подтвержден. – Речь не об уровне знаний, – сказала женщина. – Я не представляю ни систему образования, ни польское правительство… – Нет никакого польского правительства, – заявил отец. – Только оккупационная армия, требующая подчинения диктатуре Гегемонии. – Я представляю Флот, – продолжала женщина. – По закону нам запрещено даже высказываться по поводу политики Гегемонии, пока мы в форме. Чем раньше я начну тестирование, тем раньше вы сможете вернуться к своим обычным делам. Они все говорят на общем? – Конечно, – с некоторой гордостью ответила мама. – Уж точно не хуже, чем по-польски. – Я понаблюдаю за тестами, – сказал отец. – Прошу прощения, сэр, – ответила женщина, – но такой возможности у вас не будет. Предоставьте мне комнату, где я смогу побыть наедине с каждым из детей, а если в вашем жилище только одна комната – уведите всех на улицу или к соседям. Проводить тесты буду я одна. Отец попытался ее припугнуть, но понял, что в этом бою он безоружен, и отвел взгляд. – Мне все равно, пройдут ли они тесты. Даже если пройдут – я не позволю вам их забрать. – Не будем загадывать заранее, – сказала женщина. Вид у нее был грустный, и Ян Павел вдруг понял почему: потому что она знала, что никакого выбора у отца не будет, но ей не хотелось говорить об этом прямо. Ей просто хотелось сделать свое дело и уйти. Ян Павел понятия не имел, откуда он это знает, – порой знание просто приходило к нему само. Не так, как с историческими фактами, географией или математикой, когда, чтобы что-то узнать, требовалось этому научиться, – ему достаточно было посмотреть на кого-то или кого-то послушать, и вдруг он узнавал о них нечто новое. Чего они хотели или почему поступали именно так, а не иначе. К примеру, когда ссорились его братья и сестры, он обычно отчетливо понимал, что стало причиной ссоры, и, как правило, даже не задумываясь, находил подходящие слова, чтобы эту ссору прекратить. Иногда он молчал, поскольку ему было все равно, ссорятся они или нет, но когда кто-то начинал злиться по-настоящему и уже готов был полезть в драку, Ян Павел говорил то, что следовало сказать, и ссора тут же заканчивалась. С Петром обычно срабатывало нечто вроде: «Делай, что Петр говорит, он тут главный», после чего лицо Петра заливалось краской и он выходил из комнаты, на чем спор завершался, поскольку Петр терпеть не мог, когда кто-то заявлял, будто он считает себя главным. Но с Анной это не работало, и, чтобы повлиять на нее, требовалось сказать нечто вроде: «Да уже красная как рак», после чего Ян Павел смеялся, а она с воплем вылетала за дверь и носилась по всему дому, но ссора все равно заканчивалась – поскольку Анна ненавидела даже мысль о том, что может показаться кому-то смешной или глупой. И даже теперь Ян Павел знал, что, если бы он просто сказал: «Папа, мне страшно», отец вытолкал бы эту женщину взашей и потом у него была бы куча проблем. Но если бы Ян Павел спросил: «Папа, а можно мне тоже пройти тест?» – отец бы рассмеялся и больше не выглядел таким пристыженным, несчастным и злым. Именно так он и сделал. – Это наш Ян Павел, – рассмеялся отец. – Все время хочет чего-то большего. Женщина посмотрела на Яна Павла. – Сколько ему? – Еще нет шести, – резко бросила мать. – Ясно, – кивнула женщина. – Что ж, как я понимаю, это Миколай, это Томаш, а это Анджей? – А меня вы тестировать не будете? – спросил Петр. – Боюсь, ты уже слишком большой мальчик, – ответила она. – К тому времени, когда Флот смог получить доступ к неподчинившимся государствам… – Она не договорила. Петр встал и угрюмо вышел. – А девочки? – спросила Катажина. – Девочки не хотят быть солдатами, – ответила Анна. Внезапно Ян Павел понял, что это вовсе не обычные правительственные тесты. Это был тест, который хотелось пройти Петру, а Катажина завидовала, что его не могут проходить девочки[3]. Если суть теста заключалась в проверке на пригодность к военной службе, глупо было считать Петра слишком большим мальчиком – он был единственным, кто уже достиг роста взрослого мужчины. Они что, считали, будто Анджей или Миколай могли бы носить оружие и убивать людей? Может, Томаш и смог бы, но он был несколько полноват, несмотря на рост, и не был похож ни на кого из виденных Яном Павлом солдат. – Кого хотите первым? – спросила мама. – И не могли бы вы заняться этим в спальне, чтобы я могла продолжить уроки? – Правила требуют, чтобы тесты проводились в помещении с выходом на улицу и с открытой дверью, – ответила женщина. – Господи, да ничего мы вам не сделаем, – сказал отец. Женщина лишь коротко взглянула на него, потом на мать, и оба они, похоже, сдались. Ян Павел понял, что, вероятно, во время такого же теста кто-то пострадал. Кого-то, вероятно, завели в комнату на задах и ранили, а может, даже убили. Тестирование было опасным делом – некоторых оно могло разозлить даже больше, чем отца и мать. Но почему у них вызывало ненависть и страх то, чего так хотелось Петру и Катажине? Устроить обычные занятия в спальне девочек оказалось невозможно, хоть кроватей там было меньше. Вскоре мама предложила всем почитать, что захочется, а сама занялась кормлением одного из младенцев. И когда Ян Павел спросил, можно ли ему пойти почитать в другую комнату, мама возражать не стала. Естественно, она предполагала, что он имел в виду другую спальню, поскольку, когда кто-то в семье говорил про «другую комнату», подразумевалась другая спальня. Но туда Ян Павел вовсе не собирался, а вместо этого отправился на кухню. Отец с матерью запретили детям входить в гостиную, пока там шли тесты, но это нисколько не мешало Яну Павлу сидеть на полу у самой двери, читая книгу и прислушиваясь к происходящему. Он то и дело замечал, что женщина бросает на него взгляд, но она ничего ему не говорила, и он просто продолжал читать книгу о жизни святого Иоанна Павла Второго, великого римского папы, поляка по происхождению, в честь которого назвали его самого. Книга увлекла мальчика с головой, поскольку в ней он наконец получил ответы на свои вопросы о том, почему католики не такие, как все, и почему Гегемон их не любит. Даже читая, он продолжал прислушиваться. Тесты ничем не напоминали правительственные экзамены с вопросами о разных фактах, математическими задачами и проверками на знание частей речи. Вместо этого женщина задавала мальчикам вопросы, на которые на самом деле не было ответов, – про то, что им нравится и не нравится и почему люди поступают так, а не иначе. Лишь минут через пятнадцать она начала письменный тест, состоявший из более привычных задач. Сперва Ян Павел даже подумал, что эти вопросы – вообще не часть теста. Лишь когда женщина спросила каждого мальчика в точности об одном и том же, а затем начала задавать дополнительные вопросы в зависимости от их ответов, он понял, что это одна из главных причин, по которой она вообще сюда пришла. И судя по тому, с каким сосредоточенным и напряженным видом она спрашивала, Ян Павел сообразил, что вопросы эти для нее на самом деле куда важнее, чем письменная часть. Яну Павлу хотелось ответить на ее вопросы. Ему хотелось пройти тест. Ему нравилось проходить тесты. Он всегда отвечал про себя, когда тесты проходили старшие дети, – просто чтобы выяснить, сумеет ли он ответить на те же вопросы, что и они. Так что, когда женщина закончила с Анджеем, Ян Павел уже собирался спросить, можно ли и ему пройти тест, но тут она обратилась к маме: – Сколько лет этому малышу? – Мы же вам говорили, – ответила мама. – Всего пять. – Взгляните, что он читает. – Он просто листает страницы. Для него это игра – он просто подражает старшим. – Нет, он читает, – настаивала женщина. – Слушайте, вы здесь всего несколько часов, но уже знаете о моих детях больше меня, хотя я учу их каждый день? Женщина не стала спорить. – Как его зовут? Мама промолчала. – Ян Павел, – ответил за нее он сам. Мама яростно уставилась на него. Как и Анджей. – Я хочу пройти тест, – сказал Ян Павел. – Ты еще слишком мал, – заявил Анджей по-польски. – Мне через три недели уже будет шесть, – продолжал Ян Павел на общем. Ему хотелось, чтобы женщина его поняла. – У меня есть право протестировать его раньше времени, – кивнула она. – Право, но не обязанность, – сказал отец, входя в комнату. – Что он тут делает? – Он говорил, что пойдет в другую комнату почитать, – ответила мама. – Я думала, он имел в виду другую спальню. – Я на кухне, – сказал Ян Павел. – Он никому не мешал, – заметила женщина.