Нападение на старшего по званию… Как-то вдруг мне стало совсем не смешно. Ударил Зима? И за это парня повесят? Ну да, почти каждый в роте замахивался кулаком на сержанта Зима, некоторым даже удавалось ударить… когда он занимался с нами рукопашным боем. Он брался за нас после всех инструкторов, когда мы начинали задирать нос и считать, что все умеем. Тогда он брался наводить на нас лоск. Да я сам однажды видел, как Судзуми так врезал ему, что вчистую нокаутировал. Бронски вылил на сержанта ведро воды, Зим поднялся, ухмыльнулся, пожал японцу руку — и зашвырнул Судзуми аж за горизонт. Капитан Франкель огляделся по сторонам, дал мне знак подойти. — Вы. Свяжитесь со штабом полка. Я так и сделал, путаясь в собственных пальцах, и отошел, когда на экране появилось лицо офицера. — Адъютант, — буркнул офицер. — Командир второго батальона обращается к командиру полка, — отчеканил Франкель. — Я требую и прошу прислать офицера для заседания трибунала. — Когда он тебе нужен, Ян? — спросили с экрана. — Как только, так сразу. — Сейчас. Я уверен, Джейк в штабе. Статья и имя? Капитан Франкель назвал Хендрика и процитировал номер статьи. Офицер на экране присвистнул и помрачнел. — Мы живо, Ян. Не смогу дозвониться до Джейка, сам приеду, только Старика извещу. Капитан Франкель повернулся к Зиму. — Те, что с вами, — свидетели? — Так точно, сэр. — Командир полувзвода видел? Зим на секунду замялся. — Думаю, да, сэр. — Сюда его. Есть там кто-нибудь в скафандре? — Да, сэр. Зим подошел к аппарату, а Франкель тем временем обратился к Хендрику: — Каких свидетелей вы можете назвать в свою защиту? — Да не нужны мне никакие свидетели, он знает, что сделал! Просто дайте мне лист бумаги — я убираюсь отсюда. — Все в свое время. И по мне, время наступило быстро. Меньше чем через пять минут прискакал капрал Джонс в офицерском скафандре, волоча в лапах капрала Махмуда. Он выгрузил Махмуда и попрыгал прочь, как раз к появлению лейтенанта Спиексмы. — Добрый день, кэп. Обвиняемый и свидетели здесь? — Все здесь. Бери стул, Джейк. — Запись пошла? — Уже. — Отлично. Хендрик, шаг вперед. Хендрик послушался, хотя был озадачен, да и нервы у него стали сдавать. — Полевой трибунал созван по приказу майора Ф. К. Мэллоя, командира третьего учебного полка, лагерь Артура Карри, приказ номер четыре, согласно Уставу вооруженных сил, Земная Федерация. Офицер, представляющий обвинение: капитан Ян Франкель, мобильная пехота, занимающий должность командира второго батальона, третьего полка. Судья: лейтенант Жак Спиексма, мобильная пехота, занимающий должность командира первого батальона, третьего полка. Обвиняемый: Хендрик Теодор К., рядовой РР-семь-девять-шесть-ноль-девять-два-четыре, статья девять-ноль-восемь-ноль. Обвинение: нападение на старшего по званию в условиях, приравненных к боевым. Я поразился, как все быстро происходило. Я вдруг оказался назначен «судебным чиновником» и должен был выводить свидетелей и извещать их. Я слабо представлял, как буду «выводить» сержанта Зима, если тому не захочется, но сержант только глянул на Махмуда и двух наших ребят, и все они оказались снаружи, так, что ничего не могли слышать. Зим отошел в сторону и стал просто ждать, Махмуд опустился на корточки и скрутил сигаретку, но его вызвали первым, так что курево было отложено на потом. Не прошло двадцати минут, а все три свидетеля были опрошены, все рассказали ту же историю, что и Хендрик. Зима не вызывали вообще. — Хотите устроить перекрестный допрос свидетелей? — спросил у Хендрика лейтенант Спиексма. — Суд поможет вам, если пожелаете. — Нет. — Стоять «смирно» и говорить «сэр», когда обращаетесь к судье. — Нет, сэр, — Хендрик подумал и добавил: — Мне нужен адвокат. — Устав не разрешает иметь представителя на трибунале. Хотите дать показания в свою защиту? Вы не обязаны этого делать, тогда суд ограничится предоставленными уликами и не будет принимать во внимание ваш отказ. Но должен предупредить, что любые ваши показания могут быть использованы против вас, и что вы не можете подвергаться перекрестному допросу. Хендрик пожал плечами. — Мне нечего сказать. Что толку? — Суд повторяет: хотите ли вы дать показания в свою защиту? — Э… нет, сэр. — Суд должен задать вам один процедурный вопрос. Были ли вы ознакомлены со статьей, по которой вас обвиняют, до того, как совершили предусмотренное в ней преступление? Можете отвечать «да», или «нет» или не отвечать вообще. Но вы несете ответственность за ложные показания по статье девять-один-шесть-семь. Обвиняемый молчал. — Хорошо. Суд зачитает вам вслух статью, по которой вас обвиняют, а потом вновь вернется к вопросу. «Статья девять-ноль-восемь-ноль: Каждый служащий вооруженных сил, который ударит или нападет или предпримет попытку ударить или напасть…» — Да, я думаю, нам зачитывали. Нам каждое воскресенье читают подобную чушь. У них там целый список, чего нельзя делать. — Была или не была эта статья зачитана вам? — Н-ну… да, сэр. Была. — Отлично. Отказавшись свидетельствовать в свою пользу, желаете ли вы, тем не менее, заявить о каких-либо смягчающих вашу вину обстоятельствах? — Сэр? — Хотите ли рассказать суду что-нибудь об инциденте? Какие-либо обстоятельства, которые, по вашему мнению, могли бы представить в ином свете уже данные показания? Есть ли что-нибудь, смягчающее ваше преступление? Например, вы были больны, находились под влиянием наркотиков или медикаментов. Вы не находитесь под присягой, вы можете сказать все, что вам поможет. Суд пытается выяснить следующее: не заставляет ли что-либо в этом деле считать, что с вами поступили несправедливо? Если так, то что именно? — Да? Разумеется, несправедливо! Все тут несправедливо! Он первым меня ударил! Вы же слышали, все говорят, что он первый начал! — Еще что-нибудь? — Э? Нет, сэр. А что, недостаточно? — Разбирательство окончено. Рядовой Теодор К. Хендрик, шаг вперед! Лейтенант все это время стоял, теперь поднялся и капитан Франкель. Вдруг стало холодно. — Рядовой Хендрик, вы признаны виновным в предъявленном вам обвинении. У меня скрутило желудок. Неужели они все-таки… они собираются сделать из Теда Хендрика «Дэнни Дивера». Еще сегодня утром я завтракал рядом с ним. Пока я боролся с тошнотой, лейтенант продолжил… — Суд приговаривает вас к десяти ударам плетью и увольнению с резолюцией: «За нарушение Устава». Хендрик сглотнул. — Я хочу уволиться! — Суд не дает вам разрешения на увольнение. Суд хочет добавить, что к вам применено столь мягкое наказание исключительно потому, что данный суд не уполномочен наказывать вас строже. Представитель обвинения настаивал на проведении трибунала этого уровня по неназванным причинам. Будь на его месте генерал, за то же преступление по представленным уликам вас приговорили бы к повешению за шею, пока не умрете. Вам очень повезло: офицер, властью которого вы преданы трибуналу, обошелся с вами весьма милосердно, — лейтенант Спиексма помолчал. — Приговор будет приведен в исполнение, как только офицер, созвавший трибунал, подаст рапорт о случившемся. Заседание окончено. Увести обвиняемого и взять его под стражу. Последняя фраза была адресована мне, но мне не пришлось делать что-то особенное, разве что позвонил в караулку и вызвал наряд, а потом получил с них расписку за Хендрика. Днем капитан Франкель отослал меня к врачу, а тот сказал, что я годен нести службу. Я вернулся в свое отделение как раз вовремя, чтобы переодеться, выйти со всеми вместе на поверку и получить от сержанта Зима взбучку за пятна на кителе. У него самого было пятно побольше моего — вокруг глаза, — но я не стал об этом упоминать. Кто-то установил на плацу большой столб позади того места, где обычно стоял адъютант. Когда дошло время до зачитывания приказов, вместо обычных дневных распоряжений огласили приговор трибунала над Хендриком. Потом его вывели под конвоем двух вооруженных часовых и со скованными впереди руками. Я еще ни разу не видел порки. Дома, разумеется, случались публичные наказания, перед федеральным центром, но отец строго-настрого запретил мне подходить близко. Один раз я попытался нарушить его приказ… но порку отложили, а больше я не предпринимал попыток. И одного раза было много. Охрана подняла Хендрику руки, и зацепили наручники за крюк на столбе. Затем сорвали с Теда рубашку, она была как-то так устроена, что снялась сразу, а майки под ней не было. Адъютант отрывисто произнес: