… Пусть понервничает, пусть. Ему сейчас только одно и остается – нервничать!.. Брат не в себе, выходит, этому Николаю Михайловичу одному придется весь воз тащить!.. Так что пусть попереживает, самое время переживать. Николай Михайлович в самом деле нервничал, дергал шеей, облизывал губы, оглядывался по сторонам, время от времени взглядывал на брата, который трясся и качался из стороны в сторону на своем стуле. Мишаков развязал наконец папку и стал выкладывать на стол бумаги – по очереди. Выложит, полюбуется, достанет следующую. – Что ж вы так неосторожно? – перестав выкладывать, неожиданно спросил он Галицкого-брата. – Нужно было подождать, покуда дедуля сам… того… отойдет. А вы? Поторопились, поторопились!.. По расчетам Мишакова, второй Галицкий после таких его речей должен был непременно взвиться на дыбы. Но тот лишь мельком посмотрел на майора, поднялся, в два шага оказался в углу, где на столике теснились стаканы и початые бутылки с минеральной водой. Он выбрал стакан почище, набулькал в него воды и сунул брату. Тот обеими руками принял его и стал жадно пить, проливая воду на «бомбер». Все смотрели, как Сандро пьет. – Вам что нужно? – спросил Галицкий-второй. – Говорите быстрей, мне надо на работу! У меня эксперимент, а я тут с вами! – Вам вот этот человек хорошо знаком? – И майор Мишаков по одной, как игральные карты, выложил перед Галицким фотографии с места преступления. Фотографии были… рабочие. Мертвое тело, сфотографированное криминалистом, как положено, а не как показывают в кино. На неподготовленного человека такие снимки производят сильное впечатление. Вот это самое впечатление Мишаков и должен был зафиксировать и затем действовать в соответствии!.. Галицкий мельком глянул на фотографии, забрал у брата пустой стакан, отошел в угол и набулькал еще воды. Уселся, помолчал и сказал как-то на редкость убедительно: – По этим фотографиям узнать человека невозможно. По крайней мере, я не берусь. – Да, труп несвежий, – согласился Мишаков. – Да и убит был… зверски. Ну, хорошо, вот сюда посмотрите. Это прижизненная! Галицкий посмотрел, на этот раз пристально. – Нет, я его не знаю, – сказал он. Мишаков с досадой махнул на него рукой. – Ну вот, начинается! Хоть бы один душегуб, на вашем месте сидя, сказал что-нибудь другое! А вы все одно и то же – не знаю, не знаю! Скучно с вами. – Мне с вами тоже скучно, – неожиданно сказал Галицкий. – Мне на работу давно пора!.. – Вы про работу лучше пока забудьте, Николай Михайлович, – посоветовал Мишаков. – Она теперь без вас как-нибудь обойдется. – Ник, ты зачем приехал? – вдруг спросил Сандро. – Я тебя не звал! И где, мать ее, Маргарита?! – А он рэпер, да? Знаменитый! – не выдержал лейтенант Павлуша. – Мы поспорили, он или нет? Так с виду вроде он! – Он, он, – быстро и тихо ответил Галицкий-второй. – Точно, да? – восхитился лейтенант. – Говорю же – он! Рэпер Пародонтоз!.. Сандро встрепенулся, сделал движение рукой и пробормотал: – Е-е, бро!.. После чего Павлуша проворно, как белка, выбрался из-за стола и бросился вон из кабинета. – Так значит, каяться не будем, – подытожил очень недовольный майор Мишаков, – значит, не хотим мы каяться!.. – Мы, может, и хотим, – опять неожиданно сказал Галицкий-брат, – только мы не знаем, в чем!.. – В убийстве с отягощающими гражданина Милютина Александра Аггеевича, вот этого самого, сорокового года рождения, проживавшего по адресу Подколокольный переулок, двенадцать!.. – Нас в переулке имели суки, – неожиданно захрипел рэпер ПараDon’tOzz, – под ногтями грязь и в цыпках руки, и нам хватило всей их науки, чтоб по ночам приходили глюки о землях иных, где иные шлюхи… Брат крепко взял рэпера за плечо, повернул к себе, слегка встряхнул и сказал твердо: – Замолчи. Сандро поморщился и сделал вялую попытку стряхнуть с плеча братнину руку. Галицкий-второй перехватил его покрепче и спросил майора Мишакова: – Чем мы можем вам помочь? Майор рассвирепел: – Признание подпишете, и дело с концом! Когда и каким макаром вы с братом – или без брата, или, может, брат без вас! – лишили жизни гражданина Милютина. Самая лучшая помощь будет!.. – Ту-ру-ру, – словно протрубил Галицкий-второй. Подумал немного и продолжил: – Смотрите. Вариантов у нас два на самом деле. Первый: мы сейчас во всем разбираемся, приходим к выводу, что произошла ошибка, и я увожу его домой. – Он кивнул на Сандро. – Вариант второй: вы продолжаете нести всю эту ахинею, я звоню его адвокату, – он опять кивнул на брата, – и дальше как пойдет. Мишаков исподлобья смотрел на Галицкого-второго. …Что такое?.. Этот второй – никому не нужный научный сотрудник в никому не нужном научном институте, – должен был оказаться рохлей и мямлей, его следовало ошарашить, взять на испуг, и готово, дело закрыто!.. А он, ты погляди, разговаривает, адвокатов поминает!.. Или он такой храбрый из-за брата, знаменитого рэпера?! Уверен, что тот бабла отвалит, и они оба тихо-мирно пойдут по домам – сладко жить, вкусно есть, много пить, от души нюхать и колоться?.. Тут Галицкий-второй майору немного помог. – Вы объясните, – сказал он. – Что за человек на фотографиях? И при чем тут мы с братом? – А вы не знаете? – уточнил майор. – И даже не догадываетесь? – Я догадался, что все напрасно, – забубнил на своем стуле рэпер, – ключи в помойку, и жизнь прекрасна, мы станем вместе ходить по крышам, не ждать, что кто-то нас услышит!.. – Сандро, – предостерегающе сказал брат, и рэпер послушно умолк. Вернулся лейтенант Павлуша – очень радостный – и почему-то оставил дверь в коридор нараспашку. – Покойный Милютин Александр Аггеевич все свое имущество завещал вам, – сообщил майор Мишаков с явным злорадством. – Этого вы тоже не знали, конечно, и даже не догадывались!.. Месяц назад он завещаньице составил, а на той неделе… того. Зверски убили дедулю. Это вам как? – Никак, – сказал брат рэпера твердо. – Я не знаю никакого Милютина. Сандро, ты знаешь Милютина? Рэпер снова было понес околесицу, но брат опять спросил – на этот раз строго, и тот сказал, что никаких Милютиных он не знает и знать не хочет, зато желает знать, куда делась домработница Маргарита Степановна, мать ее. – Ник, найди ее, скажи, чтобы аспирину принесла! – прохныкал он. …Показал бы я тебе аспирин, придурок, с раздражением подумал майор Мишаков, ты бы несколько дней голову свою искал, чтобы в нее аспирин засунуть!.. – Почему вы решили, что завещание в нашу пользу? – спросил брат рэпера. – Мало ли Галицких на свете!.. – Может, и немало, но в завещании указаны именно вы, и паспорта ваши с прописочкой, с номерами, со всеми делами-пирогами. А больше у покойного гражданина Милютина никаких связей нету!.. Ни сродственников, ни друзей, ни знакомых. – Так не бывает. – По-всякому бывает. Павлуша, – вдруг заревел майор, – дверь закрой! Из коридора то и дело в кабинет заглядывали любопытствующие – словно по ошибке! Даже дознавательницы Таня и Соня сунулись по очереди, вид у обеих был взволнованный. Лейтенант вскочил и прикрыл дверь, но не до конца. – Кому сказал!.. Дверь захлопнулась перед чьим-то носом. – Ну что ж, пойдем проверенным путем, хоть и долго это, – заключил майор, – но деваться нам некуда. Спрашивать буду под протокол. Где вы, Николай Михайлович, были двенадцатого апреля? – Апрель, – неожиданно сказал рэпер ПараDon’tOzz человеческим голосом, – самый гнусный месяц!.. В лесу цветет подснежник, а не метель метет, и тот из вас мятежник, кто скажет – не цветет. – Сандро, – твердо перебил его брат. – Тихо. Какой это был день недели?.. Майор фыркнул и покрутил головой, как бы не веря, что Галицкий не помнит, отлистнул календарь, хотя сам отлично знал, какой это был день. – Четверг. – В четверг двенадцатого апреля я был на работе. – До ночи? – Почему, нет, конечно. Я уехал часов в восемь. – Куда поехали-то? В Подколокольный переулок? К Милютину в гости? – В гости, да, – согласился Галицкий почти весело. – К маме. Двенадцатого апреля мы всегда бываем у мамы. То, что он говорил «мама», а не «мать», Мишакова позабавило. Ишь, нежности какие!.. Ему сорокет скоро, а туда же – мама у него!..