— Да, я собирался уехать сразу. — Янгеррд смотрит на меня. — Но решил дождаться вашего вечера. Уверен, вы приготовили нечто восхитительное. — Не уверена, что вы не будете разочарованы. До меня у вас была прекрасная возможность восхититься несколько раз. Северянин с трудом сдерживает смех. — Уверен, что не буду, Теарин. Вы неповторимы. — Мне нужно вернуть вам медальон. — Не стоит. Я бы хотел, чтобы у вас осталась обо мне память. Он говорит это совершенно спокойно, но меня всю потряхивает. Должно быть, все дело в моем положении, но зачем мне память о мужчине, который умеет извиняться? Который умеет просить прощения и признавать свою неправоту? Он смотрит на меня, а я на него, пытаясь отыскать во льдах его глаз хоть тень издевки, и не нахожу. На миг в голову приходит сумасшедшая мысль — поговорить с ним о том, что случилось с Ибри. Создать и разрушить связь, о которой рассказала Мэррис, мог только очень сильный иртхан или иртханесса. Эсмира могла. Наверное, могла и Хеллирия, но не уверена. Янгеррд… ему нет никакого дела до одной из наложниц. Думаю, вчера он впервые услышал ее имя. Как бы там ни было, определить, кто это был, невозможно. Разрушение или выгорание означало, что слепка магии иртхана на предмете не осталось. Кто бы это ни сделал, он явно был осторожнее нэри Ронхэн. Я думала об этом все время до начала приема и поняла, насколько устала от дворцовых интриг. Мои родители погибли, преданные Горрхатом. Мать Витхара убили за то, что она осмелилась стать иртханессой. За то, что была слабостью его отца. У власти дрянной привкус от потерь и боли, и об этом мне тоже хочется поговорить. Но не с кем. Наверное. — Расскажите, о чем вы думаете, Теарин? — О том, что хочу танцевать. Янгеррд снова смеется, и в эту минуту звонкий голос Джеавир взлетает над залом: — Дорогие гости, прошу внимания! Сегодня я рада приветствовать вас всех в Аринте. — Она говорит уверенно, улыбка сияет. — Вместе с моим супругом. О да. Это обязательно — говорить о себе как о состоявшейся правительнице, но я испытываю желание опрокинуть на голову Джеавир чашу с чем-нибудь липким. Вроде соуса из ягод вирры. — Все вы знаете, что я родом из Кантеррмина. В наших краях часто бывают засухи. — Все смотрят на нее, и я в том числе. Нет, не на нее, на то, как пальцы Даармархского скользят по ее предплечью, невесомо, словно играючи, и это совершенно точно не включено в официальную часть. — Дожди у нас нечастые гости, но когда они приходят, кантеррминцы празднуют это событие. Надевают маски и яркие наряды, примеряя на себя самые разные роли, и танцуют под дождем. Наряды, разумеется, на вас останутся ваши… Последние ее слова встречают смехом. — Но в остальном наш сегодняшний вечер будет похож на тот, когда мы встречаем дождь. Каждый из вас получит маску и… Янгеррд приподнимает брови. — Хотели танцевать, Теарин? Сегодня у вас будет такая возможность. Это правда. И, пожалуй, единственная возможность для претенденток танцевать с кем-то еще, кроме местара. Джеавир мне уже рассказывала о кантеррминских карнавалах, безудержном веселье и плясках до упаду. Она говорила и о масках, которые раздадут гостям, вот только забыла добавить, что тоже хочет включить в программу танцы. Возможно, боялась, что я стану возражать из-за своего вечера, но они похожи разве что словом «танцы». Джеавир замолкает, и гости встречают ее слова овацией, лицо иртханессы сияет, особенно когда Даармархский подносит ее пальцы к губам и целует. — Вы подарите мне хотя бы один танец? — неожиданно спрашивает ледяной. — Я подарю вам все. — Обещание срывается с губ раньше, чем я успеваю его осознать. Глаза Янгеррда на миг темнеют от заливающей их синевы пламени, а потом снова становятся светлыми. — Ловлю на слове, — говорит он, легко касаясь пальцами моих. Почти незаметно. В ту же минуту меня обжигает знакомым пламенем, и я снова смотрю в сторону главной пары вечера. Сейчас Витхар тоже смотрит на меня, в глазах его темный огонь. Темнее самой черной ночи. Не в силах выносить этот взгляд, отвернулась. Наверное, впервые за все время нашего знакомства просто отвернулась, скрывая собственные чувства. Возможно, потому, что раньше этих чувств не было, а может быть, просто потому, что устала. Устала быть для него той, кого он называет своей, но кого своей никогда не сделает. Гостям раздали маски, и мы направились в «Сердце Аринты». Джеавир выбрала этот парк для проведения своего приема, поэтому на огромной площадке, «застеленной» коротко подстриженной травой, уже расставили столы и стулья, а чуть поодаль — шатры для желающих отдохнуть. Столы пока пустовали, но за время наших развлечений и танцев их накроют, пока же гостям предстояло небольшое представление. Стоило всем занять свои места, как в парке появились актеры. Нас ожидало кантеррминское шоу, когда на сцене разыгрывается сюжет, а все исполнители в масках. О самом представлении я знала, но вот о чем оно будет — нет, Джеавир хотела сохранить эту тайну, чтобы мне тоже было интересно смотреть. Глядя на собравшихся, я видела, что им нравится происходящее. Организовано все было на высшем уровне: бесчисленные столы были расставлены вокруг «сцены», то есть пространства, где актерам сейчас предстояло выступать, а после — нам танцевать. Окруженные зеленью со всех сторон, в ее тени и свежести, укрытые от падающего все ниже беспощадного солнца гости сейчас находились в самом центре «Сердца Аринты». Парк был без преувеличения огромен, но мы словно оказались замкнуты в иллюзорном мире. Или в Кантеррмине. То, что речь пойдет о Кантеррмине, я поняла, когда вперед выступили две девочки-актрисы. И те, кому предстояло исполнять роли их родителей. Претендентки во время приемов должны были сидеть рядом (не считая хозяйки праздника, разумеется), поэтому с одной стороны от меня оказалась Мэррис, с другой — Эсмира. Лучшей компании и представить было сложно, я бы с большим удовольствием отгородилась от них нэри, но согласно этикету нэри сидели отдельно от нас справа. — Что это?! — раздался негромкий шепот одной из девушек, когда малышек и родителей «хаальварны» растащили в разные стороны. — История жизни местари Риассы. — Голос Эсмиры прозвучал высокомерно-снисходительно. — Кажется, она вдохновилась примером одной из нас. Чрезмерной откровенности. Одна из девушек хихикнула, а Мэррис, обычно пресекающая любые намеки такого рода, на этот раз промолчала. Я же, не отрываясь, смотрела на сцену. Актеры играли потрясающе, и когда девочек клеймили, все присутствующие ахнули. Когда казнили родителей, я опустила глаза, рассматривая собственные руки. Сцепленные пальцы чуть подрагивали, внутри меня тоже рождалась дрожь. Я понимала, что нужно поднять голову, но сделать этого не могла. Смерть родителей, которую Джеавир с сестрой приходилось переживать в заточении и изгнании, будучи всеми отвергнутыми, ударила в самое сердце. Я думала, что мне удалось это отпустить, что наш с Сарром побег и все, что было после, осталось в прошлом, но сейчас задыхалась от непролитых слез. Сидя с каменным лицом, под трескающейся маской которого полыхал огонь, отдаваясь в пальцы, для всех я была спокойна. Никто, взглянувший на меня, не смог бы сказать, что внутри я кричу. Когда повзрослевшую Джеавир предал возлюбленный, сказав, что не сможет связать свою жизнь с той, что носит на теле клеймо, с той, чьи родные выступали на стороне заговорщиков, среди иртханесс раздались сдавленные всхлипы. Даже справа от меня кто-то из девушек-претенденток судорожно вздохнул. По силе бьющего над парком общего огня я чувствовала нарастающее напряжение, поэтому посмотрела на подругу. На ней тоже была маска, такая же, как на мне. Не та, что мы «пристегнули» к платью в ожидании танцев, а та, которую и я и Джеавир надевали каждый день. Я «вернулась» на сцену как раз в ту минуту, когда Витхар (точнее, актер, исполнявший его роль) пригласил Джеавир принять участие в отборе, чтобы восстановить честь рода. После того как последние слова в представлении были сказаны, над парком повисла тишина. Которая, впрочем, продлилась недолго: грохот оваций взметнул пламя, и иртханы начали подниматься со своих мест. Джеавир и Витхар тоже встали, рука об руку, а вслед за ними и мы. — Судя по всему, эмоциональное обнажение сейчас в цене, — бросила Эсмира. Она, кажется, была одной из немногих, кто не хлопал. Мэррис тоже. — Искренность всегда в цене, — ответила я, спокойно встречая темное пламя ее взгляда. — Но вам этого не понять. Огонь в глубине ее глаз полыхнул так, что одна из претенденток испуганно отступила. Я же отвернулась: представление закончилось, поэтому находиться рядом с Эсмирой больше причин не было (по крайней мере, до ужина, на котором все снова соберутся за столами). Когда гости надели маски, выполненные в цветах Даармарха, в бронзе и в черном, начались танцы с общей круговой пляски, которая потом змейкой перетекла по открытому пространству на дорожки, запестрела между деревьев. Когда музыканты заиграли плавную мелодию, змейка распалась, на смену ей пришли танцующие пары. Первыми, разумеется, в центр шагнули Витхар и Джеавир. Я не успела «насладиться» зрелищем их соединенных ладоней, потому что ко мне приблизился Янгеррд. — Что ж, самое страшное мы уже пережили, — сказал он, касаясь моей руки. — Как по мне, самое страшное — это ужин. Он слишком долгий. — Здешние повара готовят неплохо. — Ледяной улыбнулся. Мы разошлись, чтобы сойтись снова. — Всего лишь неплохо? — Да, я предпочитаю нашу кухню. — Думаю, для вас приготовят все, что вы пожелаете. Снова прикосновение рук, и в ладонь ударили искры льда. — Мне было интересно почувствовать местные традиции. В этом танце мы почти не касались друг друга, только короткая встреча пальцев — и снова расстояние. — И как они вам? — Варварские, — заметил Янгеррд, уходя в сторону и позволяя мне шагнуть вперед в танце. — На Севере любая женщина сочтет отбор оскорблением. — Не только на Севере. Слова вырвались сами собой, но я о них не жалела. Столько держать все в себе и получить возможность сказать прямо — это оказалось более чем приятно.