«Самолетик» с кашей прилетает прямо в рот удивленному Борису, сестра поднимает на меня полные ужаса глаза: — У тебя тридцать девятый. Ты метра в них не пройдешь, а если пройдешь, сама их убьешь! — Вопрос жизни и смерти, систер! — Постой-ка... Артем? — Угу. — Я бессовестно играю на ее любопытстве, но мне ни капли не стыдно. — Предложил подружиться, раз уж мы соседи. — Ох, отлично придумано! Если не сможешь идти, до подъезда донесет на руках!.. Романтика! Алина выдает мне туфли — реплику известного и дорогущего бренда, снабжает лифчиком пуш-ап и миллионом ценных наставлений, но я делаю вид, что тороплюсь, и спасаюсь в комнате. Иногда мне кажется, что своими навязчивыми советами она пытается компенсировать рано и внезапно закончившуюся юность, которую я, по ее мнению, так бездумно и бездарно прожигаю, сидя по вечерам в одиночестве за уроками или реставрацией кукол. Однако отражение в зеркале мне определенно нравится: если расправить плечи, смотреть чуть надменно, но при этом тепло улыбаться, вполне возможно сойти за одну из знакомых Глеба, излучающих превосходство и уверенность в себе. * * * В школу иду с тяжелым сердцем. Мне плевать на Милану и шуточки ее прихвостней, но перспектива встречи с Артемом после нашего медленного танца и ее выходки с пивом будоражит и пугает до чертиков. Он или снова подарит надежду, или окончательно уничтожит мою самооценку — одно из двух... Форменная юбка, дважды подвернутая на поясе, задирается под порывами ветра, косточки лифчика врезаются в ребра, пальцы ног, стиснутые узкими туфлями, ноют и горят. Прохожу в пустой класс, развалившись за последней партой, с наслаждением сбрасываю туфли, достаю учебник и тетрадь, но Татьяна Ивановна, вошедшая следом, приклеивается, словно репей: — Кузнецова, на кого ты похожа? Что за клоунада? Напомнить тебе про устав школы? — Да я его наизусть знаю... А что за притеснения, Татьяна Ивановна? Разве цвет волос когда-нибудь влиял на мою успеваемость? Она на миг подвисает, но все равно не отстает: — Кстати, об успеваемости. Поведай причину вчерашнего пропуска. — Болел живот. Как женщина, вы должны понимать такие вещи... За дверью раздаются шаги и голоса, в кабинет вплывает Клименко в окружении восторженных, раскрасневшихся, счастливых девчонок. Он демонстративно опускает глаза и не смотрит в мою сторону — плюхается на стул, с улыбкой приветствует Татьяну, а у меня внутри будто что-то надламывается. Натурально не могу дышать: худший сценарий воплотился в жизнь. Он либо ни черта не помнит, либо... не хочет помнить. На автомате корябаю формулы, вполуха слушаю учителей и пристально вглядываюсь в его загадочный затылок, но никакой новой информации считать не удается. На большой перемене техничка раскрывает настежь окна и выгоняет всех в коридор. Напяливаю туфли — орудие пыток — и иду вслед за остальными, и тут же нарываюсь на сомнительный комплимент Савкина: — Вау, вот это да! Кузя, ты меня поражаешь: сиськи, ножки, да еще какие зачетные! Оглядываюсь, чтобы вылить на него всю скопившуюся на душе горечь, но обнаруживаю, что он совершенно серьезен. Осознавать это приятно, особенно когда Артем, в числе прочих, обращает наконец на меня внимание и провожает задумчивым взглядом. Сжимаю кулаки и стараюсь идти легко и ровно — всего-то нужно: свернуть за угол, добраться до подоконника в рекреации, сесть на него, разуться и выдохнуть. Терпеть уже невмоготу: почти бегом скрываюсь от внезапно обрушившегося внимания, и, спотыкаясь и путаясь в собственных ногах, ковыляю к спасительным окнам. Но за спиной слышится писклявый, вызывающий изжогу голос Орловой: — Гляньте, какое явление. Ведьма на каблуках. Нет. Скорее корова. Корова на каблуках! Миленько... В ее изящных пальчиках обнаруживается направленный на меня телефон. Каблук цепляется за шов драного линолеума, коленки подкашиваются, и я с громоподобным грохотом оказываюсь на полу, а задранная юбка являет всему миру мои трусы в мелкий розовый цветочек. Звонок на урок отзывается дребезжанием в мозгах, щеки пульсируют от залившей их краски. К счастью, моего эпичного падения никто из наших не видел: мне удалось встать, отряхнуться и, не опустившись до уровня этой ненормальной, с достоинством удалиться. А в классе случилось чудо: Артем отвлекся от общения с девочками, расщедрился на улыбочку, и жизнь вдруг стала не такой уж невыносимой. * * * Быстренько разделываюсь с решением и периодически поглядываю на телефон: не терпится написать Глебу, не без гордости доложить о своих достижениях и официально принять вызов. Мысленно желаю ему успеха, но, кажется, предпочла бы, чтобы у него ничего не вышло. Вернее, не так. Я просто боюсь, что, в случае удачного исхода, он зазнается и перестанет мне писать. Телефон коротко жужжит на парте, такое же жужжание то тут, то там раздается в классе. Игнорируя возмущение химички, все тянутся к рюкзакам и сумкам, я тоже нажимаю на конвертик входящего сообщения и обнаруживаю, что в тот самый, обычно мертвый чат, Милана сбросила ролик... Ужас бьет под дых: даже не открывая, я знаю, что в нем. Но «звезда» постаралась на славу и, пожалуй, превзошла саму себя: наложила на видеоряд музыку из фильма «Красотка», снабдила его глумливыми подписями и дурацкими спецэффектами. И выгляжу я на видео настолько нелепо, что вот-вот вместе со стулом, партой и учебниками рухну через первый этаж прямо в преисподнюю. Весь класс мерзко хихикает. Артем смотрит на экран и тоже смеется... С порога вручаю сестре туфли, выставляю вперед ладони, мотаю головой: — Ни о чем не спрашивай! — и шаркаю к себе. Бросаю рюкзак на пол и, упав на диван, набираю сообщение Глебу: «У меня все погано». Мною движет желание поплакаться в жилетку, а он кажется идеальной кандидатурой на роль психотерапевта и исповедника. В качестве подтверждения отправляю ему развеселый ролик и утираю едкие черные слезы. Голова рискует взорваться, и это бы стало самым лучшим исходом дурацкой истории. Он в сети и почти сразу отвечает: — От души посмеялся. Это так мило. А что ты пыталась изобразить? — Да подружек твоих, одноклассниц, ну или кто они там? Которые у тебя в друзьях. Лиза и Полина. Так кажется? — Погоди, схожу проверю, кто это. А, так это не Лиза и Полина, а Гаева и Шестакова. Мажорки с зашкаливающим ЧСВ. Мы весной вместе общешкольный проект делали: «Наше будущее в наших руках». — Потрясающая информация. Какое вообще отношение ваш проект имеет к тому, что они стильные красотки с кучей подписчиков и поклонников? — Не хочу, чтобы ты опять подумала про меня не то, что есть на самом деле. — Да, блин, причем тут ты? Речь вообще сейчас не про тебя. Не понимаешь, что ли? — Ладно, ок. Теперь поясни без нервов, какое отношение имеют Гаева и Шестакова к твоему школьному фиаско? — У тебя амнезия? Ты же сам брал меня слабо и настаивал на споре! — А... То есть, ты принимаешь вызов? — Уже приняла! — И?.. — И рассудила: для того, чтобы стать крутой, нужно выглядеть, как эти «крутые». — А почему у тебя розовые волосы? — Они случились раньше. Решила оставить в образе что-то от себя. — Это правильно. Пожалуйста, не становись, как Гаева и Шестакова. То, что с ними все носятся, вовсе не означает, что они нормальные. — Мне достаточно того, что с ними носятся. А твоё ботанское мнение в этом вопросе не котируется. — Хорошо. Я понял. Ты решила выглядеть, как они и поэтому случилось вот это всё? — Да. Поначалу все шло хорошо, но потом я расслабилась, и… В общем, теперь всё ещё хуже, чем было. Так что, видимо, ничего из нашей идеи не выйдет. Считай, что я слилась. — Ой, да брось. Знаешь, что сделали бы Гаева и Шестакова, произойди с ними такое? Они бы повернули всё в свою пользу. — Пользу? Издеваешься? Как, интересно, ты представляешь выставленную напоказ всей школе задницу обернуть в свою пользу? — Я в этом не разбираюсь, но думал, все девчонки это нарочно делают, чтобы привлечь внимание.