— Я не против. Ученые установили, что обедать в компании гораздо полезнее, чем в одиночестве... — Видимо, парень еще не разобрался в здешней иерархии и не понял, что ко мне нельзя подходить. Неловко плюхаюсь на полированную лавку, окончательно отбив свой звездный зад, Артем опускается рядом и подозрительно настойчиво прижимается плечом. Это снова происходит: он оказывает знаки внимания. Главное — не блеять, не заикаться и не говорить глупости. Главное — не опозориться, хотя даже после череды эпичных позоров он все равно со мной говорит... — Нелли, так что с нашим уговором? Я не теряю надежды с тобой погулять. Может, прямо сегодня? Всего пять уроков, завтра выходной, да и погода отличная, почти как летом. Стряхиваю ступор, хватаюсь за вилку и судорожно сочиняю достойный ответ: — Я совершенно свободна и за любой кипиш. — Отлично! — он комкает опустевшую пачку, метко забрасывает ее в мусорку, встает, но, склонившись надо мной, быстро шепчет: — Только... давай пока оставим это в секрете. Инглиш досиживаю как на иголках: сердце заходится то ли от восторга, то ли от паники, но к этим вполне понятным эмоциям примешивается горькая, обжигающая глаза досада. Предложение Артема обойтись без свидетелей ранит, но я стараюсь мыслить рационально: он всего лишь хочет оградить меня от ненормальной стервы и ее диких выходок. Порываюсь написать Глебу, даже включаю под партой телефон, но англичанка просекает — приходится извиниться и вернуть его в карман пиджака. Со звонком набрасываю косуху, поудобнее перехватываю рюкзак и, смешавшись с толпой вопящих малолеток, выбираюсь с пришкольной территории через другие ворота. За углом протянулась серая лента дороги, по ней, рыча и кряхтя моторами, проносятся автобусы и легковушки. Артем уже на месте — прячется от солнышка в тени пластикового остановочного павильона, переминается с ноги на ногу и задумчиво втыкает в телефон. Шикарный парень и новая звезда параллели ждет именно меня — девочку-изгоя, и этот факт никак не желает укладываться в голове. Жизнь определенно налаживается! — Итак?... — заглядываю в его лицо и зачем-то приподнимаюсь на цыпочки. Он жестом сериального красавчика поправляет челку и обворожительно улыбается: — Встречный вопрос: что предложишь? Куда пойдем? Справившись с секундным головокружением, пожимаю плечами и с пристрастием оглядываю окрестности: заброшенный универмаг, ржавый забор, завалы бутылок и мусора в зарослях кустов. — Тут точно делать нечего. Поехали в центр. К остановке подползает зеленый автобус-гармошка. Забираемся в третью дверь и, не сговариваясь, встаем на подвижный металлический круг в середине салона. — С детства люблю ездить именно тут! — признаюсь, сама не зная, зачем, но Артем тут же подхватывает: — Я тоже. Будто находишься внутри сожравшего тебя монстра. Страшно и весело. — Да! А у меня вообще фобия: боюсь экскаваторов и больших машин. Кажется, что они могут выйти из подчинения человека и погнаться за мной. Артем искренне смеется: — Поэтому я не смотрел ни одну часть «Трансформеров»! Заглядываю в его бездонные глаза и покрепче вцепляюсь в поручень — иначе не удержаться на ослабевших ногах. Хочется заорать от счастья, потому что между мной и этим неземным красавцем столько общего! За окном мелькают чахлые деревца и беленые бордюры убогого, скучного городка в самом сердце провинции. Вздохнув, приступаю к своей миссии — устраиваю Артему лекцию по краеведению: благо, прочитала много умных книг и на память не жалуюсь. — Видишь возвышение? Это остатки крепостных сооружений семнадцатого века. Памятник федерального значения... — Как интересно, — чересчур воодушевленно отзывается Артем, но его мимика выражает тоскливое недоумение: «А у вас тут все исторические места похожи на обыкновенную земляную насыпь?..» Вытряхиваемся из автобуса и идем к площади Ленина — несмотря на будний день, по ней шатаются толпы народу, играет попсовая музыка, в струях фонтанов преломляются яркие радуги. — А вот здесь, на засечной черте, построенной для обороны от набегов других племен, в семнадцатом веке был основан наш город, — распинаюсь, указывая на памятный камень отцам-основателям, но Артема больше волнует увешанное рекламными баннерами здание ТРЦ. — Может, съедим чего-нибудь? — Клименко прерывает мой монолог, и я подавляю разочарование: ему откровенно скучно, он разве что не зевает, и больше со мной никуда не пойдет. Ненавижу питаться вне дома: шум, толкотня и грязные столики с неубранными подносами и россыпями крошек — мой самый страшный кошмар. Я бы хоть сейчас вооружилась тряпкой и моющим средством и все тут убрала, но вовремя отвлекаюсь на Артема и в беседе ни о чем тайком рассматриваю его лицо. Он так великолепен, что захватывает дух, а мне, кажется, ничего не светит. — Э-э-э, что будешь? — он мнется перед интерактивным экраном и, выслушав пожелание, заказывает два кофе и вишневый пирожок. Атмосфера праздника из давно забытого, счастливого сна примиряет меня с царящей вокруг антисанитарией. Забираем заказ, садимся на жесткий диванчик, глупо улыбаемся друг другу и производим на окружающих впечатление пары — по крайней мере, малолетки за соседним столиком решают именно так и оживленно шепчутся. Не знаю, что со мной, но внимание сопливых восьмиклассниц опьяняет. Как же, должно быть, слетаешь с катушек, когда восхищение, обожание, поклонение обрушиваются со всех сторон?.. Дико хочется есть, но, глядя на аристократические манеры Артема, я стараюсь ему соответствовать: тихонько потягиваю капучино и не накидываюсь на вожделенный пирожок. Артем рассказывает про свой город — областной центр, где почти так же тухло, и даже улицы похожи, как две капли воды. Оказывается, его мама после развода решила вернуться на малую родину, а сам Артем теперь вынужденно привыкает к переменам, ищет компанию, друзей и занятия по душе. — Пацаны и девчонки в классе неплохие. Особенно ты, Орлова, Вован, Пашок. Но я пока присматриваюсь, прикидываю, какие подводные... — он отставляет картонный стакан, и его пальцы почти соприкасаются с моими. Улавливаю их тепло и цепенею, а по коже пробегают мурашки — я бы всю жизнь просидела вот так!.. — О, ребята! Привет! — Писклявый, до боли в печенке знакомый голосок раздается из-за спины, и светлый сон превращается в мутный кошмар. Принесла нелегкая... Милана приветливо скалится, изображает приятное удивление, но малиновая губа кривится, а во взгляде читается уязвленность и тщательно скрываемый шок. — Так вы уже здесь? Отлично. Остальные тоже скоро подойдут! Она ставит поднос на наш столик, перешагивает через кроссовки Артема и, плюхнувшись между нами, делает вид, что натерла ногу и очень страдает. Чертыхаюсь про себя: они сговорились. Таких совпадений не бывает! Паранойя растет и крепнет, но обескураженный Артем ерзает, озирается и мельком глядит на время — этого поворота он явно не ожидал. Как черти из табакерки, к фудкорту со всех сторон подтягиваются однокласснички: расфуфыренные Даша и Анечка, запыхавшиеся Паша и Вовочка и целый выводок разношерстных прихвостней рангом пониже: Ларин, Михайлова, Антонова и даже Авдеев со Старцевым. Они двигают стулья и столики, рассаживаются, и Милана на правах хозяйки положения грациозно оттесняет меня к низенькой деревянной перегородке. Начинается форменный ад: тупые разговоры и несмешные шутки, вопли и хохот, от которого мгновенно разгорается мигрень. Бобров вот-вот лопнет от самолюбования, Савкин устраивает ему «прожарку», а серая масса хлопает глазами в тщетных попытках понять, когда именно нужно засмеяться. Артем отстраненно вертит в руках заламинированный листок с меню, но минут через десять сдается и все же включается в общение: то снисходительно, то заинтересованно слушает бредни Миланы и подробно отвечает на назойливые вопросы о себе. Его тоже накрывает ощущение облома — тягостное, тягучее, холодное — но рассекречиваться нам нельзя. Запрокидываю голову и в зеркальном потолке далеко-далеко вверху вижу свое отражение: перевернутый двойник со звезды с тоской смотрит вниз — в глубокий колодец моей реальности. Вгрызаюсь в пирожок и утешаюсь мыслью, что Артем пригласил погулять именно меня, значит, я мелкими шажками иду в верном направлении... Вволю накрасовавшись, Милана наконец вспоминает о фарфоровой тарелке, наполненной овощами и листьями салата, берет в правую руку вилку, а в левую — нож, и пытается ими орудовать. Артем озадаченно наблюдает за ее ужимками, и черная бровь ползет вверх: закос Орловой под светскую леди настолько жалок, что во мне просыпается подобие сочувствия. В конце концов, я не понаслышке знаю, что такое прилюдно облажаться, и даже врагу не пожелаю подобного. Но она пригубляет колу, далеко отставляет мизинец и острым длинным ногтем указывает на меня: — Только посмотрите, как некоторые лопают пирожки и понятия не имеют о манерах! Все милосердные порывы смывает волна чистейшей злости, и меня несет. — Дорогая Милана, — отправляю последний кусочек в рот, отряхиваю ладони и чеканю каждое слово: — Прежде чем говорить о манерах, попробуй-ка для начала взять вилку в левую руку! Над сдвинутыми столиками повисает гробовая тишина. Артем не сдерживает улыбку, а звезда класса, осознавшая промах, бледнеет и покрывается бордовыми пятнами. Всерьез опасаюсь, что стала причиной ее инфаркта, и заливаю поднявшуюся со дна души горечь остатками кофе. — Кто-нибудь уже видел шестую серию второго сезона «Черной королевы»? — восклицает Кислова, самоотверженно спасая свою госпожу от полного провала, и остальные с облегчением выдыхают: начинается обсуждение тупого сериала с кучей нестыковок и оборванных сюжетных ходов. Мне скучно и впору завыть, но уйти — значит сдать позиции и оставить Артема на растерзание Орловой. Зеваю, постукиваю ногтями по красному обшарпанному пластику, рассматриваю сколы на маникюре, грызу губу. Достаю телефон и сверяюсь со временем. Я с самого утра не заходила в сеть, и сразу замечаю белый конвертик оповещения — это Глеб, больше некому. С нетерпением открываю его новое послание и... тут же прикрываю экран ладонью. Отвожу глаза и краснею как рак — становится неловко, жарко, душно. Я ожидала увидеть все что угодно, но только не то, что увидела. Стараясь не смотреть на пришедшее фото, быстро пишу: «Ты дебил? У тебя украли рубашку? Если собираешься на что-то намекнуть, вслед за другими извращенцами улетишь в чс!» Заношу палец над экраном, но, выдохнув сквозь сведенные челюсти, все же перемещаю взгляд чуть выше. Черт. Я знала, что он симпатичный, но списывала это на удачный ракурс и не загонялась. А сейчас окончательно убеждаюсь: он обезоруживающе, опасно красивый — в темных глазах можно утонуть, от яркой улыбки — растаять, а в объятиях спрятаться от всего мира. Против воли и вопреки здравому смыслу я безнаказанно пялюсь, и в солнечном сплетении разливается кипяток. Происходящее за столиками перестает волновать, щеки горят, и я глотаю выросший в горле комок. Теперь, понимая, какой он на самом деле, смогу ли я вот так запросто с ним общаться?.. Мозг заклинило, мысли разбежались, словно испуганные тараканы. Впервые я не знаю, как прокомментировать то, что он сделал. Малодушно стираю неотправленное сообщение и, с ощущением полной катастрофы, прячу телефон обратно в карман.