— Земля вам, ребята, пухом и Ц арствие небесное, — сказал я последние слова и, по обычаю, хлопнул граммульку крепчайшего спирта из медицинских запасов, запив его тут же ягодным морсом уже из своей личной литровой фляги. — Будешь? — предложил я самураю, заметив, что тот пошевелился. — Воды! — сипло потребовал тот. — Из системы охлаждения пополам с керосином? — спросил я шутя. — Вот до чего человек дойти может, такую гадость пить! Животом же болеть потом, задница устанет! На-ка лучше ледку из термоса-холодильника пососи, рядом с лекарствами грязи быть не должно, — предложил я, сбегав до самолета и обратно. Японец принялся мое подношение рассасывать, а я, радуясь свободным ушам, принялся рассуждать. — Воды у нас с тобой маловато будет, не протянем долго. Раз уж ты в плен попал, то, может, скажешь, в какую сторону путь направить, чтобы к людям выйти? Ведь засохнем насмерть! — Убей меня, — отозвался тот абсолютно равнодушно. — Сэкономишь воду. — Здрасти приехали! А с кем я тогда разговаривать буду? Помереть от жажды — это понятно и непредосудительно. А вот со скуки… Нет, Танака, будешь жить! Эпизод 8 Незаметно за делами, на степь опустился вечер и солнечный диск клонился на северо-западе к горизонту. Пожевав мелко наструганной бастурмы с хлебом, поделился с японцем, которого пришлось кормить с рук. Голова, между тем, была занята оценкой положения. Вот что бы я сам сделал, послав разведку к сбитому самолету, где она и сгинула? Конечно, то, что сперва наведались ко мне только раненые, наводило на размышления. Может, в «главных силах», если они вообще есть, нет больше ходячих? Какой-нибудь госпиталь… Нет, там, по крайней мере, врачи должны быть. С другой стороны — полтора десятка рыл на экипаж АНТ-9, да с пулеметом, минометом и снайперской винтовкой, должно было хватить за глаза. Нельзя исключать, что инвалидная команда еще не вся сточилась. Понятно, что теперь, когда, как в анекдоте, у медведя пулемет и снайперская винтовка, днем ко мне не попрут. Даже я, здоровый, на пару километров на брюхе не подписался бы, пузо сотрешь. А вот ночью… Ночью, когда нишиша не видно, по степи можно ходить в рост и незаметно сблизиться. Главное — не шуметь. Приходится признать некую вероятность повторного визита непрошенных гостей. И ведь не уйдешь. Бросить все лишнее — жаба душит. Не говоря уже о японце. По-русски он говорит неспроста. Наверняка какой-нибудь разведчик. Такого ценного языка крайне желательно сберечь. Приняв решение остаться на месте, я, первым делом, уложил японца под стабилизатором АНТа, где земля не пропиталась вытекшим керосином, на накрытые простыней упаковки с ватой, накрыл плоскость сверху холщовым полотнищем, в которое было завернуто белье, пришпилив его к земле согнутыми из полосок дюраля скобами. Палатка получилась так себе, но все же не под открытым небом ночевать. А по моим меркам — вообще сервис и комфорт, отель пять звезд. Связывать бедолагу я не стал, все равно он ни руками, ни ногами ничего не может, но на всякий случай, чтобы не уполз, я приковал его за пояс к фюзеляжу тягой управления хвостовым оперением. Без отвертки даже здоровый не освободится, а перетереть жесткий многожильный стальной трос за ночь — перетиралка устанет. Покончив с этим делом, стал, пока светло, разбираться с гранатами. Задумав понатыкать вокруг растяжек, я хотел понять, сколько «эфок» я могу пустить на это дело. Если научусь пользоваться японскими, коих аж двадцать шесть штук, то можно все РГО использовать. А если нет — то штук шесть-восемь придется себе оставить. Осмотрев внимательно ребристый цилиндрический корпус с ввинченным в него запалом без предохранительного рычага, как на советских гранатах, и с веревочной петлей вместо кольца, я аккуратно вывинтил взрыватель. Экспериментировать на снаряженной гранате я не собирался. Зажав последний пассатижами, отведя подальше руку от тела, я с силой дернул за веревку. Предохранительная вилка отделилась от запала, но никаких эффектов вроде хлопка наколотого капсюля за этим не последовало. Положив опасный предмет, я отошел и выждал пятнадцать секунд. Взрыва не последовало. Значит, надо сделать что-то еще или я имею дело с инерционной машинкой мгновенного действия, срабатывающей от удара. Попытавшись вставить вилку на место, сделать этого я не смог, что-то внутри уже сместилось, поэтому я привязал к взрывателю длинный шнурок и, размахнувшись как кистенем, с силой приложил его об землю. Никакого эффекта. Черт, придется разбирать… Стащив сверху штампованный колпачок, удерживаемый зажимами, я увидел пробку с выемкой, которая просто выпала, когда я перевернул ее вниз. Посмотрев внутрь, я увидел там на небольшой глубине пружинку и капсюль. Остальной объем запала, надо полагать, занимал замедлитель и детонатор. Поискав в траве пробку, я поднял ее и увидел ввинченный ударник. Приблизительно понятно. Аккуратно собрав все как было, уперев взрыватель донцем в землю, я тюкнул по колпачку обухом топора. Хлопок! Есть! Выбросив запал, стал считать. Взорвалось секунд через восемь. Многовато. Хотя… Они же этим же и из миномета пуляют, поэтому замедление такое большое. Так, «японок» осталось двадцать пять. Корпус еще одной я примотал испачканными бинтами к «эфке» для усиления эффекта и, наряду с другими, установил ее по окружности лагеря, на расстоянии около ста метров или чуть больше, оставив свободный проход строго по продольной оси самолета. Жидковато, сорок шесть растяжек на шестьсот с лишним метров, но если толпой попрут, кто-то обязательно вляпается. Хоть предупрежден буду, что гости припожаловали. А чтобы зверье не полезло, так я трупы с внешней стороны периметра сложил. Незачем всяким падальщикам к самолету соваться, от которого железом да керосином разит так, что у меня даже глаза щиплет. Сам же я, взяв пулемет, «сайгу», снайперку и все пистолеты, закинув гранатомет и винтовки в кабину АНТа, ушел ночевать подальше, на полкилометра. Настороженный «будильник» всяко оттуда услышу, можно и вздремнуть одним глазком. Но, вопреки моим ожиданиям, ночь прошла спокойно и я, продрав глаза, осторожно вернулся в лагерь, не заметив издали ничего необычного и убедившись, что «маячки» нетронуты. — Доброе утро, Танака! Как спалось? — отодвинул я штыком винтовки полог импровизированной палатки. — Видишь, не хотят твои тебя спасать. Как жаль. Придется самому к ним идти. Где они? Сколько? Вооружение? — Я не буду отвечать на вопросы! — с вызовом прохрипел в ответ японец, злобно уставившись на меня исподлобья. — Это мы еще посмотрим! — сказал я многообещающе и скорчив свирепую рожу, схватив нож, бросился на японца. Тот заверещал, но отбиться от здорового мужика вероятному кандидату в гости к предкам, было немыслимо. Вспоров ему штаны вдоль шва и ширинки от пояса до пояса, я прижал его коленом к постели вниз лицом и принялся развинчивать зажим троса. — Все, теперь можешь отойти оправиться. Знай полупортки раздвигай. Не все же мне тебе ширинку держать, — прокомментировал я свои действия, отдуваясь в перерывах между фразами. — Хотя погоди, сортир тебе изображу. Я установил возле стойки шасси торчком три ящика из под гранат так, чтобы на них можно было сесть. — Готово! Чуть позже ямку тебе вырою, если не лень будет. Мне еще дружков твоих хоронить, а то валяются неприкаянные, того и гляди на жаре завоняют. Дав самураю время, вновь посадил его на трос, отмерив его так, чтобы он сам мог свободно перемещаться между палаткой и туалетом, после чего принялся его кормить. — Скажи, Танака, как вы нас сбить умудрились? Я, видишь ли, все самое важное как раз проспал. Только не надо зарекаться, что отвечать не будешь. Это же сущая ерунда. А вот если я расстроюсь, могу и бубенцы тебе отрезать. От этого ты не умрешь, зато хрипеть перестанешь. — Вы летели очень низко, — скупо отозвался японец. — Сначала мимо, но потом повернули прямо на нас. — И что, вот из этого вот пулемета? — изобразил я недоверие. — Да в самолете дыр больше, чем у него боезапас. Не может быть. Пленный замолчал. — Ну, как хочешь, можешь не отвечать. Не калечить же тебя в самом деле, — миролюбиво удовлетворился я его «знаком согласия». — Спроси ты у меня тогда что-нибудь. Не в молчанку же нам играть. — Почему вы меня так называете? — стараясь обращаться ко мне уважительно, он намекал, что хотел бы того же по отношению к себе. — Танака? Ты, японец, говорящий по-русски, офицер, и не читал роман «Порт-Артур»? — искренне удивился я. — Первый раз слышу, — пробурчал самурай. — Ну ты даешь! Да служи я в вашей армии, затер бы до дыр и надулся бы как дирижабль от гордости! — Я много русских книг прочел, но о такой слышу впервые! — повысив голос, повторил пленный. Тут уж я прикусил губу, подумав, что Степанов мог свой роман на текущий момент и не написать. — Интересный? — Да, — ответил я коротко. — Про осаду? — Да. — А Танака? — Был там один ваш разведчик, — кивнув нехотя, спросил уже сам. — Ведь ты тоже из этого племени? Японец промолчал. Молчи-молчи, мне даже кивать не надо. — И в разведке, стало быть, здесь? — решил я поднажать. В ответ тишина. — Смотри, соленого мяса ты уже налопался, будешь артачиться — воды не дам. — Да, в разведке, — отозвался самурай, не понаслышке знакомый с муками жажды. — Ладно, воду заслужил. Смотри, я бутылку на шнурке подвешу, в любой момент сможешь наклонить и пару глотков сделать. Но учти, это тебе на целый день. И есть мы только вечером будем. Убедившись, что пленный в состоянии сам о себе позаботиться, я не стал больше к нему приставать. Все равно, если там, откуда он пришел, есть пулемет, то днем соваться нельзя. Светлое время я решил потратить с толком, занявшись доставшимся мне хозяйством. В первую очередь, я выполнил свое обещание и выкопал выгребную яму. Нагадить он много не успеет, пока отсюда не уйдем, а чтобы не воняло, землей присыпать буду. Теперь на очереди были мертвые. Чтобы выкопать им могилу, такую же как вчера, я потратил большую часть дня, хоть и укладывал в нее японцев в два слоя, точно так же прикрыв дюралем и оставив табличку. Этак я аэроплан совсем раздену. Оставшиеся светлые часы я убил на «инвентаризацию» своих богатств. Медицинский груз состоял, по большей части, из белья и перевязочного материала, но было там два ящика с препаратами и два заполненных льдом бачка-термоса со склянками внутри, на ярлыках которых значилось: «мазь от ожогов». Сейчас лед уже растаял и, перераспределив содержимое бачков, я получил литров шесть воды, которую можно было пить. Но главные запасы жизненно необходимой жидкости я обнаружил в «заначке» техника в двадцатилитровой фляге в отсеке ВСУ, в самом хвосте самолета. В той же кладовке нашлась и вместительная банка с моторным маслом, которое, смешав с 98-процентным медицинским спиртом и остатками керосина из баков, разлил по четырем склянкам из под раствора морфина, изобразив импровизированные «коктейли Молотова». Что ждет меня впереди, я не знал и подумал, что хоть какое-то противотанковое оружие все же лучше, чем ничего. Содержание оставшихся склянок я трогать не стал, отложив для себя те, где значилось «эфир», «спирт», «йод», «глюкоза», «новокаин». Ревизия сухих лекарств пополнила мою походную аптечку стрептоцидом, кодеином, кофеин-бензоатом, аспирином. Остальные препараты, вроде пирамидона или фенацетина, назначения которых я не знал и не имел о нем даже предположений, я трогать не стал. За целый день вокруг ничего не происходило и даже характерного шума войны не было слышно. Только раз мне показалось, что где-то на севере послышалось жужжание, будто ветер донес, но осмотр горизонта ничего не дал. А ведь залпы в степи на двадцать-тридцать километров вокруг слышны. Минимум один переход до людей, значит. А скорее всего и больше. — Держишься молодцом, — подошел я уставший к Танаке. — Поедим? Пленник, лежавший с открытыми глазами, кивнул в ответ и попытался сесть, отчего его лицо, там, где было видно через бинты, покрылось испариной. — Не дури, а то умрешь позорно, в постели, — остановил я его и, построгав вяленое мясо, кроме которого у меня ничего больше и не было, если не считать стремительно уменьшавшейся краюхи ржаного домашнего хлеба, стал кормить. — Вот сидим мы с тобой, Танака, в степи, один хлеб жуем. И, скажи пожалуйста, какого лешего ты полез на меня воевать, а? Чем тебе дома не сиделось? Молчишь? Говорить не хочешь или сказать нечего? Ну, молчи, молчи, — стал я рассуждать, присев разведчику на уши с мыслью, что если вдруг со мной что случится, то все-таки гадость узкоглазым напоследок сделать успею. — Все так вы какие-то дураки, японцы. Ведь со всеми соседями перессорились! С англичанами союз потеряли, американцы оружие китайцам поставляют, с которыми вы воюете, на нас тянуть стали. В дружках же — Гитлер за тридевять земель, который и помочь-то вам ничем не может. Что, думаете всех победить? — Мы не воюем с Англией и с Американскими штатами, — возразил японец. — Это армия не воюет. До поры. А флот сверхлинкоры с восемнадцатидюймовками, которые сильнее нынешних настолько, насколько «Нагато» сильнее «Дредноута», надо полагать, для круизов императора строит, — посеял я семена дракона. — И не делай вид, будто не понимаешь о чем речь. Об этом, наверное, уже даже в борделях Амстердама перешептываются. Думаешь, с такими амбициями великие державы мириться будут? Наивный… Самурай опять мне ничего не ответил, сосредоточенно разжевывая жесткие мясные волокна. — А вы-то, наверное, думаете, что циновками все завесили и все шито-крыто? Ну, это потому, что вы англичан совсем не знаете. Кто с ними связался — считай замазан. Вы когда флот свой строили, с них ведь пример брали, корабли у них же заказывали, своих людей на учебу отправляли, их инструкторов приглашали? А ведь британцы — мастера шпионажа и всяких темных делишек. Убедить самого честного человека предать, да так, что он будет убежден, будто действует в истинных интересах своей Родины — проще простого. Не сумев с первой попытки к суперлинкору подобраться, они просто купили все сведения у ваших же адмиралов! — Я в это не верю, — спокойно сказал самурай. — Отчего же? Вот ведь странно, Геббельс у Гитлера утверждает, что чем чудовищнее ложь, тем легче в нее поверить. Скажи я, что марсиане ваш линкор из космоса «срисовали» и британцам продали, поверил бы? А как правду скажешь, так сразу как страусы голову в песок. Ну, да ладно, не верь, не настаиваю. Вам же хуже. — Если бы мы действительно строили суперлинкоры, британцы уже предприняли ответные действия, — резонно возразил мне пленник. — Ты так думаешь, потому, что опыта маловато у вас в большой политике. Англия — не даром кузница мира и величайшая держава, до которой вам как… — тут я запнулся, понимая, что японцы уже в Китае и моя метафора может быть не понята, — медному котелку до ржавчины. — Она всю свою мощь на шпионаже и техническом превосходстве построила. Вы же только на них глядите и копируете, своего собственного не изобретая. Они на шаг всегда впереди. Американцы, кстати, тоже. Зачем, скажи мне, строить дорогущие корыта по семьдесят тысяч тонн, если вдвое меньший авианосец, на котором сидят пикировщики и торпедоносцы, утопит их из соседнего моря, даже не входя в радиус досягаемости артиллерии? Хотя, у вас тоже умные люди есть, но вы им хода не даете, вот они и ищут, кто их оценит. Ямамото Исороку понял, что время линкоров прошло, но его не слушают, вот он и поступил так, как посчитал лучшим для Японии. Ему бы сообразить, что в выигрыше остаться, связавшись с Альбионом, все равно нельзя, да уж ничего не поделаешь. Вот и выходит, что все против вас, а союзники на другом конце мира и ничем помочь не могут. — Зачем вы мне все это рассказываете? — перестав прятать глаза, прямо спросил самурай. — Затем, друг мой ситный, что умирать тебе теперь никак нельзя. И вынести тебя отсюда могу только я. К русским. А там уж, в виде благодарности за помощь, постараюсь обменять тебя на кого-нибудь из наших как можно скорее. Надеюсь, понимаешь, если на твоих соплеменников вдруг наткнемся, первым делом тебя пристрелю. Поэтому, давай сначала. Где твои дружки? Сколько?! Вооружение?!! — На север, километра три, ложбина, там оставалось три десятка солдат при четырех пулеметах. Все раненые, сами ходить не могут. — Где русские, как к ним выйти?!! — Фронт на востоке, километров сто или больше. На север от нас русская трасса по которой идут караваны. — Погоди, так мы с тобой в нашем тылу? — Да. — Трасса далеко? — Около тридцати километров.