Снимок из еженедельника Berliner Klinische Wochenschrift (5 ноября 1929 г.). Самый тонкий урологический катетер (белая линия) длиной 65 см (длиннее у Форемана не было) введен через плечевую, подключичную и верхнюю полую вены в правое предсердие. Чтобы сделать этот снимок, Фореман с уже введенным катетером пешком спустился на один этаж ниже в рентгеновский кабинет, где его ждал единственный помощник — медсестра. Она держала зеркало, помогая Фореману выбрать удачный ракурс Но Форсман рискнул и ввел себе катетер в одиночку. Если бы с ним что-то случилось, никто бы не пришел на помощь. Правда, этажом ниже у него была сообщница — медсестра рентгенологического кабинета. Она помогла ему сделать исторический снимок. Ради этого Форсман полгода обхаживал ее, так что она принимала его внимание за нечто большее, чем желание сделать себе рентген. Газетчики живо растиражировали снимок как сенсацию. Дирекция больницы в Эберсвальде уволила молодого человека за проведение опытов без разрешения (замечательно, что сейчас эта больница носит имя Форсмана). Заведующий хирургическим отделением, чей запрет и был нарушен, оказался хорошим человеком: он упросил своего коллегу из берлинской Шарите взять Форсмана в исследователи. Два года молодой человек продолжал опыты в Шарите и других больницах, но везде его загружали текущей работой, а помощников не давали. Форсман девять раз вводил в свое сердце катетер, он сделал еще один рискованный опыт — впрыснул контрастный раствор, чтобы сердце и примыкающие к нему сосуды стали видимыми на рентгене. Было неизвестно, как поведет себя сердце при введении контраста. Обошлось, но снимки не получались. Форсман понял, что в одиночку ничего не сделает: ему просто не хватает знаний. 1956 г., вручение Нобелевской премии по физиологии и медицине. Слева профессор Стен Фриберг из Каролинского института, который предложил вручить премию за катетеризацию сердца Андре Курнану (крайний справа) и Дикинсону Ричардсу (второй справа). Узнав о своем выдвижении, они попросили Нобелевский комитет присудить премию также Вернеру Фореману (третий справа). Как вспоминал Фореман, для страхового врача из маленького городка получить Нобелевскую премию — то же самое, что для сельского священника внезапно стать папой римским. Среди холеных именитых светил Фореман выглядит несколько ошеломленным В 1932 г., когда его в очередной раз уволили, он бросил кардиологию и стал урологом, а также вступил в рвущуюся к власти Национал-социалистическую партию и штурмовой отряд. Гитлер обещал быструю карьеру врачам-арийцам. Сначала все шло неплохо, пока больнице, где работал Форсман, не поручили делать «евгенические стерилизации для очистки расы». Стерилизовать слабоумных должен был как раз уролог. Форсман всячески увиливал от этих операций и перешел в другую больницу. Но там он приглянулся личному врачу Гиммлера, который предложил ему делать эксперименты над заключенными. Когда Форсман отказался, то почувствовал на себе внимание СС. Поскольку наш герой лечил всех без разбора, в нарушение запрета от ноября 1938-го на лечение евреев, дело принимало грозный оборот. Форсман завербовался военным врачом в вермахт. Он думал, что там его будут окружать честные и порядочные прусские офицеры — такие же, как его отец. Но пройдя Польшу, Норвегию и особенно Восточный фронт, окружение в Демянском котле, Форсман понял, что разница между армейскими офицерами и эсэсовцами не так уж велика. После войны как бывший нацист он попал под запрет на профессию и мог быть только фельдшером. Потом ему разрешили работать врачом — но никакой частной практики, только страховая медицина. Между тем в США опыт Форсмана благодаря публикациям 1929–1931 гг. заметили. Американцы научились и отбирать катетером кровь из сердца, и замерять давление внутри сердца и сосудов, и вводить контраст. Практически все методы, предполагающие катетеризацию вен и артерий, вышли из того эксперимента. В 1956 г. ведущим специалистам в этой области присудили Нобелевскую премию, а вместе с ними и Форсману как первопроходцу. Ему предлагали исследовательские гранты, места в ведущих университетах, но он отказался. Не стало былой веры в себя, а без нее нечего и пробовать. Положенную ему долю Нобелевской премии — 38 тысяч долларов — Форсман потратил на образование своих шестерых детей. Все они стали исследователями. 65 Банк крови Сергей Юдин 1930 год 23 марта 1930 г. главный хирург московского Института скорой помощи Сергей Сергеевич Юдин впервые в истории перелил пациенту трупную кровь. Это событие породило современную практику консервирования и длительного хранения донорской крови. Был преодолен важный психологический барьер: открылся путь к пересадке органов здоровых доноров, погибших в результате несчастного случая. В исторический день 23 марта 1930 г. инженер Е. И. Ш., москвич 33 лет, решил покончить с собой популярным у древних римлян способом. Он перерезал себе сосуды левого локтевого сгиба и лег в теплую ванну. В Институт имени Склифосовского самоубийца поступил почти без признаков жизни: помутненное сознание, зрачки расширены, дыхание поверхностное, пульс на руке не прощупывается. Он был бледен и недвижим, как восковое изваяние. Юдин уже 18 месяцев дожидался такого безнадежного пациента, чтобы испытать на нем вливание посмертной крови. Прежде кровь и органы умерших считали ни на что не годными из-за образующихся в них страшных трупных ядов. В 1928 г. выяснилось, что время имеет значение. Завкафедрой факультетской хирургии Харьковского мединститута Владимир Шамов на съезде хирургов Украины доложил, что обескровленные собаки оживают после переливания им крови собак, убитых за пять — десять часов до операции. Присутствующий в зале Юдин спросил Шамова, отчего тот не проделал то же самое на безнадежных больных в своей клинике и не вошел в историю медицины. Докладчик ответил, что в плановой хирургии такие эксперименты при неудаче грозят уголовной ответственностью. Они могут сойти с рук разве что самому Юдину в Институте скорой помощи. Сергей Сергеевич Юдин (1891–1954) просчитывает по остистым отросткам позвонков место для введения анестетика. По правую руку от Юдина стоит его постоянная операционная сестра Мария Петровна Голикова. Первый из двух портретов хирурга работы выдающегося живописца Михаила Васильевича Нестерова, его друга и пациента (1933) Действительно, в Институт имени Склифосовского нуждающиеся в трансфузии раненые поступали сотнями. Невостребованных трупов неустановленных лиц тоже хватало, но до 14 % этих неизвестных при жизни были сифилитиками. Никто в Москве не брался провести реакцию Вассермана быстрее, чем за четыре часа. Обескровленный пациент столько ждать не может. Юдин решил провести переливание трупной крови наугад, выбрав тело неизвестного поприличнее, когда привезут вскрывшего себе вены самоубийцу в безнадежном состоянии. Это и оказался инженер Е. И. Ш. Газеты писали, что донор был сбит автобусом, а спасенный самоубийца через два дня пошел домой. И то и другое не совсем правда. Донор, мужчина 60 лет, пробыл в институте 18 часов и скончался от сердечной недостаточности. Проведенная позднее аутопсия показала жировое перерождение печени. Скорее всего, несчастного погубил алкоголь. Юдин вскрыл брюшную полость трупа, обнажил нижнюю полую вену на всем протяжении и стал отсасывать кровь большим шприцем Жане. Не без труда отобрал он 420 миллилитров крови, когда в дверь постучал дежурный врач: торопитесь, начинается агония. Стали вводить смесь крови с физраствором через вскрытую локтевую вену. По словам Юдина, после вливания 200 мл смеси «пострадавший порозовел, стал дышать спокойнее и глубже, а к концу переливания крови к нему вполне вернулось сознание». Он открыл глаза и начал с удивлением рассматривать стоящих над ним людей. 29 марта бедняга уже чувствовал себя нормально, но душевная травма была так велика, что его повезли на освидетельствование в психиатрическую лечебницу. Там Е. И. Ш. признали здоровым и выписали. К Юдину возникли вопросы у судебно-медицинского эксперта, получившего обескровленный труп с зашитым животом. Отделаться от прокуратуры помог следующий съезд украинских хирургов, признавший опыты Юдина научно обоснованными, и военные медики, которые увидели перспективу в переливании посмертной крови. Весной — летом 1930 г. Юдин сделал еще несколько переливаний, все удачные. По счастью, у доноров реакция Вассермана оказалась отрицательной. Но чтобы гарантировать отсутствие бледной спирохеты в донорской крови, нужен был метод ее консервации более чем на сутки. Над этой проблемой медики безуспешно бились с 1914 г., когда было сделано первое непрямое переливание. Юдин всего за полгода решил глобальную проблему, чтобы спасти идею использования посмертной крови. Решение оказалось крайне простым. 7 октября в Институт имени Склифосовского поступил 53-летний мужчина с кровавой рвотой. В анамнезе — многолетняя изжога, ни дня без соды. Подозревали язвенное желудочное кровотечение. Для готовящейся операции отобрали два литра крови из тела человека, скончавшегося от стенокардии. Но в последний момент больной от операции отказался: на рентгене ничего определенного, а боли нет. Заготовленную кровь частично использовали, а оставшиеся 550 мл «на всякий случай» поставили в комнатный ледник (предок холодильника, в котором продукты лежали на льду). Пациент остался в клинике. Через трое суток он проснулся ночью от боли и кровавой рвоты и теперь был согласен на операцию. Для переливания Юдин взял посмертную кровь из ледника. По виду она за три дня никак не изменилась. Резекция прошла благополучно. Слева: макет титульного листа будущей книги Юдина об опыте консервирования и переливания посмертной крови; выполнен автором в Лефортовской тюрьме весной 1949 г., перед самым переводом на Лубянку. Внизу стихи Юдина, посвященные описанной в книге проблеме: Пускай ты умер, и давно Уж твой развеян прах; Но кровь из сердца твоего Живет в других сердцах. В квадратных скобках — примечание для следователя с просьбой сохранить этот лист при передаче дела в Центральную тюрьму. Справа: положение трупа на операционном столе при отборе крови из яремных вен. Иллюстрация в изд.1960 г., с рисунка Юдина 16 ноября 1932 г. на заседании французского Национального хирургического общества в Париже Юдин доложил о 150 трансфузиях посмертной крови, сохранявшейся в леднике при температуре до +2 °C более двух недель. При обсуждении врач из фашистской Италии кричал: «Это богохульство, на которое никогда не пойдет ни один итальянец!» Французы более сдержанно заметили, что и в их католической стране такое в ближайшей перспективе нереально. Но кто мешает хранить в холодильнике кровь живых доноров? Юдин ответил, что так даже лучше, только живых доноров пока нет (эту службу еще предстояло создать). Так началось соревнование между живыми и мертвыми донорами, в котором живые пока выигрывают. К этической проблеме Юдин обратился в 1949 г., оказавшись в одиночной камере № 106 внутренней тюрьмы на Лубянке по обвинению в связях с иностранцами и преклонении перед Западом. Из трех лет заключения его в течение 27 месяцев не вызывали на допросы. Юдину выдали ручку, карандаш и бумагу, но в недостаточном количестве, и приходилось писать на листках туалетной бумаги. Их Юдин склеивал манной кашей, а когда каши не давали, связывал стебельком от веника, которым подметали его камеру. Написанный так двухтомник вышел после смерти Юдина в 1960 г. и удостоился Ленинской премии. Однако важную главу об этике выбросили как «мистическую». Автор, передовой врач и одновременно верующий человек (перед войной, особо не маскируясь, он крестил в церкви детей своих знакомых), размышлял, насколько вообще правильно пускать в дело трупы. Убеждая себя и окружающих, Юдин избрал девизом слова «смертию смерть поправ», отражающие суть использования трупа для спасения чьей-то жизни. В 1960-х гг. — эпоху последних гонений на церковь — слова пасхального тропаря выглядели несколько вызывающе. И все же совместными усилиями вдова Юдина Наталья Владимировна и его верная операционная сестра Мария Петровна Голикова добились, чтобы пропущенные места из рукописи вошли в отдельную книгу «Размышления хирурга», изданную летом 1968 г. К тому времени вдова умерла, а Мария Петровна лежала в больнице с параличом четырех конечностей, подключенная к аппарату искусственного дыхания. Но ей посчастливилось дожить в сознании до того торжественного дня, когда в палату принесли сигнальный экземпляр. ОБСУЖДЕНИЕ В ГРУППЕ Roman Mikhailovich: А как же порядок оказания медицинской помощи… Стандарты… Сертификаты… Теперь еще аккредитация… Во времена Юдина их не было, может быть, поэтому все и получилось??? Ответ: Если бы на флагманском корабле Нельсона был телекс, то он бы не выиграл ни одного сражения. Олексій Сліпуха: А от чомусь високе досягнення расейськіх вчених (переливання крові від трупа) не використовують в сучасній медицині?[8] Ответ: Это важный, но пройденный этап. В 1975 г. было подсчитано, что заготовка трупной крови экономически невыгодна, так как: 1. Трудно убедить родственников умерших быстро дать согласие; 2. Нужно проводить массу анализов, которые живой донор сдает за свой счет. Открытие Юдина, которое используется, — хранение крови в холодильнике, одного цитрата для длительной консервации мало. Сейчас это кровь живых доноров. Ее заготавливать проще. Леван Стажадзе: Отличная статья. Что же касается трупной крови, то мой личный опыт — положительный. В 1960-е гг., когда я работал в НИИ СП им. Н. В. Склифосовского (в том числе зав. отделением реанимации), трупная кровь использовалась очень широко. Уверен, на новом уровне и с учетом современных требований к вопросу о ее использовании следовало бы вернуться. От нее отказались (в основном) из-за введения новых стандартов для переливания. А вот на современном уровне изучить свойства трупной крови с использованием различных консервантов, с преобладанием эритроцитов или же других компонентов (по заказу!!!) — это может быть серьезной задачей. Во всяком случае, в условиях большой кровопотери у пострадавших иметь до 3,5 литра крови от одного «донора» — это серьезно… Мне в 1966 г. было поручено изучить вопрос и представить соображения по поводу открытия отделения реанимации в НИИ СП им. Н. В. Склифосовского. Б. А. Петров в качестве старшей сестры отделения предложил просить Марину Петровну. Марина Петровна внесла серьезный вклад в становление отделения. Человек исключительной чистоплотности во всем, работяга, прививала всем юдинскую самоотдачу ради больного. Действительно, у нее случился стволовой инсульт, Павел Осипович Андросов наложил трахеостому и несколько недель она была на ИВЛ. Ее рассказы про Сергея Сергеевича касались только его деловых качеств и удивительных успехов в хирургии. Ответ: Интересно, она ведь по паспорту Мария Петровна, а Вы ее называете Мариной, как Юдин ее окрестил [в честь Марины Мнишек]. Прозвище пристало и заменило имя. Леван Стажадзе: Так и было. В «Склифе» ее все знали и звали Марина Петровна, в том числе тогдашние лидеры института, ученики и соратники С.С. — Петров, Арапов, Андросов, Бочаров, Виноградова и др. Наталия Наваско: А за что его посадили все-таки?! Ответ: Вопрос «За что?» неуместен, как и с другими безвинно репрессированными. Корректен вопрос «С какой целью?». Вот на него мы можем ответить точно, так как изучены архивы МГБ. Инициировал арест министр госбезопасности Виктор Абакумов, который по указанию Сталина готовил «дело генералов» во главе с маршалом Жуковым. Юдин, с одной стороны, имел множество контактов с иностранными хирургами и даже принимал их делегацию в Институте имени Склифосовского. С другой стороны, дружил со многими видными военными, например с генералом Жадовым. В штабе Жадова он в январе 1944 г. столкнулся с неожиданно нагрянувшим Жуковым; они поговорили. После смерти Берии Юдин признался Потемкиной (дочери Марии Петровны), что из него в декабре 1948-го — январе 1949 г. выбили под пыткой нужные показания на Жукова, только ход им по какой-то причине не дали, и дело не состоялось. Продержав Сергея Сергеевича без толку до февраля 1952 г. в тюрьме, ОСО при МГБ отправило его в ссылку по трем обвинениям: 1. На протяжении многих лет поддерживал преступную связь с иностранными разведчиками (связь была, если понимать под разведчиками иностранных дипломатов и корреспондентов, среди которых были и разведчики, но слово «преступную» не годится, так как он их просто оперировал, как Чолертона, которому вырезал аппендикс);