— Эта — хорошая. А так — одна перестроечная остросоциальная фигня. Зинку будто шилом в известное место ткнули. — Серёжа! — возмутилась она. — Может, тебе вообще русский рок не нравится? — Почему не нравится? «Агата Кристи» очень даже нравится. Ещё «Браво» и «Машина времени». — Серёжа, ты серьёзно? «Браво» — это какие-то ретро-стиляги, а «Машина» вообще эстрада, а не рок! Я приобнял девушку за талию и покладисто произнёс: — Как скажешь. Зинка раздражённо высвободилась и спросила: — «Наутилус» — тоже перестроечная фигня? Лицо её раскраснелось от возмущения почище чем после бега, и я решил не перегибать палку и по поводу творчества свердловской рок-группы шуточек не отпускать. — «Наутилус» — нет. Они умнее, тоньше… — И серьёзней, я помню! — фыркнула Зинка, потом сменила гнев на милость и взяла меня под руку. — А «Кино»? — Пафосно. И слишком всё серьёзно. Перемен!.. Я только начал с выражением напевать, но меня мигом заткнули. — Ну конечно! Для тебя только поп-дуэт «Кар-мэн» не слишком серьёзный! — И не пафосный, — не преминул добавить я. Мы вышли к кафетерию, и Зинка замедлила шаг. — Может, чего-нибудь вкусненького возьмём? — предложила она. Сегодня вполне могла работать Алёна, заходить в кафетерий нисколько не хотелось, и уж тем более не стоило делать этого в компании Зинки. Да и в карманах гулял ветер, одно сплошное расстройство выйдет. — Деньги забыл взять, — соврал я. — Ты, кстати, поднимайся чай пить. Я до двенадцати свободен. — Не могу, — отказалась девчонка. — Ксюша в гости приехать должна. И папа к дяде Пете собирался заглянуть. Они уже с мамой поругались по этому поводу с утра. Я закатил глаза, но от язвительных комментариев воздержался. С превеликим трудом удержался, между прочим, поскольку вместо употребления беленькой в компании соседа дяде Пете полагалось натягивать в хозблоке уворованную вчера мной колючую проволоку. Мы двинулись дальше, и Зинка продолжила допытываться о музыкальных пристрастиях. — «Аквариум»? — упомянула она смутно-знакомое название. У этой группы слышал, пожалуй, только одну песню, о ней и высказался: — «Поезд в огне» — конъюнктурная поделка, больше ничего у них не знаю. — А как же «Город золотой»? — Не, ну «Город» ничего. — «Ария»? Я озадаченно хмыкнул и напряг память. — «Ария», «Ария»… — Я тебе давала альбом послушать! «Герой асфальта»! Помнишь? — А! — прищёлкнул я пальцами и, в самом деле припомнив упомянутую девчонкой кассету. — У них ещё классная песня о Жанне! — Точно! — обрадовалась Зинка. — Моя любимая у них! Ну я и напел: — Стюардесса по имени Жанна!.. — Дурак! — обиделась девушка и пребольно ткнула меня кулачком под рёбра. — Вот зачем ты так, а? — Да шучу, шучу, — обнял я девушку за талию одной рукой. — Мне про улицу роз тоже понравилась. Серьёзно! Мы вошли во двор, и я привычно пробежался взглядом по пустой спортивной площадке, песочнице с детьми, пацанам у теннисного столика, бабушкам на сдвинутых скамейках и мужичкам, игравшим в домино. Не укрылись от моего внимания и редкие автомобили, припаркованные у подъездов: старенький «запорожец», «москвич» последней модели, белые и красные «жигули». Вот именно красные «жигули» и царапнули взгляд своей чуждостью. Не водилось у нас во дворе такой машины и уж тем более нечего ей было делать у моего подъезда. По спине побежали мурашки, заныло в самом низу живота в ожидании неприятностей или как минимум неприятного разговора, съёжилась мошонка. Красные «жигули» — это нехорошо. Совсем нехорошо. Пусть номера с такого расстояния не разглядеть и даже модель не определить, но сто к одному, что это по мою душу пожаловали. И точно — ещё не успели дойти до подъезда, как передняя дверца автомобиля со стороны водителя распахнулась и наружу выбрался мужчина лет тридцати, худощавый и подтянутый, с русыми коротко-стриженными волосами. Пиджак, галстук, туфли. Лицо жёсткое, глаза острые, сразу видно — мент. Мент и есть. Старший оперуполномоченный капитан Козлов закурил и выразительно глянул на меня, я кивнул, переборов желание согнуть правую руку и устроить в её сгибе ладонь левой, изобразив известный всем и каждому жест. На подъезде я придержал Зинку, развернул её к себе и спросил: — Точно не зайдёшь? Музыку бы послушали… — Послушали бы, если б у тебя срочные дела не появились! Я только вздохнул. — Ладно, не ругайся. Я теперь тебя у школы встречать буду. — Из-за Фила, что ли? Брось! — Хоть больше видеться будем. — Ну если так… Мы поцеловались, и надо ж такому случиться, именно в этот момент дверь подъезда распахнулась и к нам вышла Нина — Зинкина младшая сестра. — Вот вы даёте! — округлила она глаза. — Всё маме расскажу! Зина и не подумала отстраниться от меня, лишь свысока глянула на сестрицу и снисходительно бросила: — Ну и дура! Чем раньше я к Серёже переду, тем быстрее одна в комнате останешься. Уж не знаю, каким чудом сумел удержаться от улыбки, а вот Нина приняла это заявление за чистую монету. — А Яша? — задумчиво уточнила она. — А ты его к себе пустишь? — Ладно! — выдала тогда Нина. — Живи! И потопала прочь, а Зинка присмотрелась ко мне и спросила: — И чего ты улыбаешься, Серёжа? Не хочешь, чтобы я к тебе переезжала? — Я просто реакцию тёти Софьи представил. Девчонка фыркнула и заявила в ответ: — С мамой я как-нибудь сама разберусь! Вступать в бессмысленные пререкания я не стал, ещё раз поцеловал Зинку и подтолкнул её к двери лёгким хлопком чуть ниже спины. — Иди. Мне тут кое с кем поговорить надо. Девчонка скрылась в подъезде, и я тут же согнал с лица улыбку, развернулся и двинулся к «жигулям». Козлов уже докурил, кинул окурок на асфальт, растёр его подошвой и распахнул дверцу. — Не, — решительно мотнул я головой. — Никуда не поеду. Другие планы на день. — Никуда и не поедем, — уверил меня старший оперуполномоченный, который выглядел осунувшимся и помятым, словно не ложился спать. — Садись, просто поговорим.