Мне общаться с Козловым хотелось ничуть не больше, чем куда-то с ним ехать, но деваться было некуда. Опер точно не об аномально тёплой погоде поболтать заглянул; если какие-то проблемы по нашим старым делам корячатся, надо об этом заранее узнать. Уж лучше готовым быть, чем потом те самые проблемы — как снег на голову. Но я ошибся, и на прямой вопрос о неприятностях Козлов покачал головой. — Расслабься! — усмехнулся он и помассировал виски. Я взялся за ручку дверцы. — Пойду тогда? — Сиди! — потребовал капитан и достал пачку «Космоса», но передумал и вытягивать из неё очередную сигарету не стал. — О нападениях на цыган слышал? Отрицать это не имело никакого смысла, и я кивнул. — Старая же тема? — уточнил только у собеседника. — Сколько времени уже прошло! Решительные люди в масках и с автоматами заявились в дом местных цыган в самом конце августа; в результате нападения глава семейства и его старший сын отправились в реанимацию: первого крепко побили, второго порезали, когда допытывались о тайниках. Что именно стало добычей налётчиков никто доподлинно не знал, слухи об этом ходили один невероятней друг друга. Да оно и немудрено: о причастности пострадавших к перепродаже краденых автомобилей и сбыту наркотиков в посёлке поговаривали уже давно. Всё верно, под раздачу попали подельники Сивого. — А-а-а! — понимающе протянул капитан Козлов. — Не слышал ещё, значит. — Чего не слышал? — Вчера новый налёт был, — пояснил опер. — Не так гладко всё прошло, у хозяев два холодных, и трое раненых, один скорее всего не выживет. Я присвистнул, но сразу справился с удивлением и спросил: — И что с того? Я тут при чём? — Банда беспредельщиков у вас завелась, гражданин Полоскаев, такие дела. Помимо этих двух случаев ещё несколько разбоев было и одно изнасилование. Во всех случаях засветились жёлтые «жигули» четвёртой модели. Знаешь что-нибудь об этом? — Нет. — Поспрашивай, — не предложил, а скорее потребовал Козлов. — Этих выродков надо найти. — Давайте без меня как-нибудь. Ничего об этом не знаю. — Слушай, Полоскаев, я сейчас готов ухватиться за любую ниточку. Ты с бригадой Демидова отношения поддерживаешь, вот и наведи справки. Я в долгу не останусь. — Это точно не они. — Земля слухами полнится. Кто-нибудь что-нибудь точно знает. Просто поспрашивай. Как видно, опер и в самом деле хватался за соломинку, вот только мне этой самой соломинкой становиться нисколько не хотелось. И вдвойне не хотелось влезать в такие мутные дела. Поэтому распахнул дверцу, выбрался из салона и решительно заявил: — Я ничего не знаю! — но сразу нагнулся и уточнил: — Жёлтые «жигули» четвёртой модели, говоришь? Козлов кивнул. В голове ворохнулось полузабытое воспоминание и, немного поколебавшись, я всё же дал оперативнику наводку. — В июле киоск на остановке сожгли. Остановка, которая по Гагарина к повороту ближняя с этой стороны. Бензином в окошко плеснули и запалили. Говорят, рэкетиры на такой машине были. — Насчёт налётов поспрашиваешь? — уточнил Козлов. — Нет! — отрезал я и с лязгом захлопнул дверцу. Двинулся к подъезду и мысленно пробормотал: «ищи дурака за четыре сольдо!» Думал, опер окликнет и даже ускорил шаг, но — нет, заработал автомобильный двигатель, и красная «пятёрка» покатила к выезду со двора. Я оглянулся и проводил её пристальным взглядом. На сердце было неспокойно. Пусть Козлов и не стал стращать и припоминать подписку о сотрудничестве, но едва ли от хорошего отношения ко мне. Просто не посчитал нужным, точнее — не слишком перспективным. Весь этот разговор — лишь один из многих, выстрел на удачу. Уверен, я был отнюдь не первым информатором, к которому опер обратился за содействием. Вот, подозревай он в причастности к нападению братву Демида, точно бы из меня всю кровь выпил, так просто бы не отстал. Я плюнул в сердцах и пошёл домой. 06|09|1992 день Когда отпер дверь и прошёл в квартиру, дядька сидел на кухне, курил и читал вчерашнюю газету. Ладно хоть не пил с утра пораньше. Проводной радиоприёмник негромко напевал, и песня эта понравилась куда больше творчества столь обожаемых Зинкой рок-музыкантов. Пока разувался, прислушивался к словам, но только начался припев: Э-э-эх, молодая!..[3] И дядька щёлкнул кнопкой, музыка смолкла. — Колючку завтра натянем, — сказал он, предвосхищая мои расспросы. — Я в ночь, мужики с утра придут и всё сделаем. — Ну и отлично, — буркнул я в ответ, прошёл на кухню и напился воды, потом поинтересовался: — Что пишут? Вновь отгородившийся от меня газетой дядя Петя бросил на стол листы желтоватой бумаги, огладил рыжеватые усы и вздохнул. — Да ничего хорошего, Сергей. Катастрофу Ту-134 в Иванове на ошибку пилота списывают, а ещё авиадиспетчеры бастуют. У них зарплата по десять — пятнадцать тысяч и бастуют. Представляешь? Я ничего по этому поводу говорить не стал, только предупредил: — Ты с колючкой не тяни, дядь, а то сопрут ещё, — и вышел с кухни. — Сказал же — завтра! — крикнул вдогонку дядя Петя и матерно выругался. — И хватит мне уже мозги полоскать! — И в мыслях не было! — отозвался я, стягивая олимпийку. — Всё до копейки отдам! С аванса отдам, только кишки не мотай! Перегибать палку я не стал, ушёл в ванную и принял контрастный душ, растёрся полотенцем, оделся и вернулся на кухню. — Завтра по мебели за август рассчитаться должны, — сказал, наливая себе чая, — может, и не придётся на подножном корму до аванса куковать. — На макаронах и гречке в любом случае протянем, — пожал плечами дядя Петя, закурил новую папиросу и указал ей на размеренно дребезжавший холодильник. — И минтай в морозилке ещё оставался. Я попил чай с сухарями и ушёл к себе, полистал конспекты, счёл на этом подготовку к семинарам выполненной и начал собираться. Пусть переезд на новый склад и назначили на двенадцать, лучше было прийти пораньше, дабы лишний раз не испытывать терпение Андрюхи. А то он и так последние дни на взводе. В гараже я застал разброд и шатание. Рома невесть с чего затеял профилактику вовсе не требовавшего обслуживания движка «буханки», Тиша и Лёня играли на «Денди» с предельно убавленным звуком чёрно-белого телевизора, а Кости Чижова и вовсе нигде не было видно. Гуревич-старший это ничегонеделанье не пресекал, вместо этого стоял посреди заваленного приготовленными к переезду вещами гаража и с задумчивым видом перекидывал из руки в руку бутылку рома. Узел галстука у него был ослаблен, а верхняя пуговица сорочки расстёгнута, и хоть в помещении вовсе не было жарко, лицо нашего работодателя усеивали мелкие бисеринки пота. Я подошёл к Андрею Фролову и легонько ткнул его кулаком в поясницу, а когда тот обернулся и протянул руку, ответил на рукопожатие и спросил: — «Буханка», что ли, сломалась? Чего сидите? — Да ничего не сломалось! — досадливо поморщился Дюша. — На новом складе трубу с горячей водой прорвало. Переезд отменяется. — О! — только и протянул я. — И когда теперь? Я просто могу на картошку уехать… — Не парься, — отмахнулся Фролов. — Сказал же: не будет переезда. — В смысле? Ну прорвало трубу — и что? Починят же! Гуревич перестал перекидывать бутылку и посмотрел на меня с плохо скрываемым раздражением. — Если трубу прорвало один раз, какая гарантия, что этого не случится снова? — задал он риторический вопрос. — Вода и сахар, Серёжа, хорошо сочетаются столько в чае. А так весь бизнес прямиком в канализацию утечёт! — Новый склад будете искать? — поинтересовался я тогда. Ответом стало неопределённое пожатие плеч. — У меня и этот только по знакомству арендовать получилось! — Неужели так сложно подходящее помещение найти? — не удалось сдержать мне удивления. — Для трёхсот пятидесяти тонн сахара? Сложно, Серёжа. Архисложно. Озвученная цифра заставила мысленно присвистнуть, а Гуревич поставил бутылку на стол, заложил руки за спину и принялся, выхаживая туда-сюда, озвучивать все подводные камни.