— Да. — Работали замещающим учителем в одной из школ Сарасоты. — Правильно. — До этого, как мы понимаем, провели какое-то время в… Деррине? Деррин, штат Мэн? — В Дерри. — И что вы там делали? — Начал писать книгу. — Да-да, а до того? — Кружил по стране. — Как много вам известно о моих отношениях с Освальдом? Я промолчал. — Не стесняйтесь. Все останется между нами, девочками. — Достаточно много, чтобы доставить неприятности и вам, и вашему директору. — Если?.. — Вот что я вам скажу. Неприятности, которые я причиню вам, будут в прямой степени зависеть от неприятностей, которые вы причините мне. — Если я правильно вас понял, когда дело дойдет до неприятностей, вы выдумаете то, чего не знаете наверняка… чтобы побольнее ударить нас. Я промолчал. Он заговорил так, словно беседовал сам с собой. — Меня не удивляет, что вы пишите книгу. Лучше бы вы писали ее и дальше, Амберсон. Наверняка получился бы бестселлер. Потому что выдумывать у вас получается чертовски хорошо, отдаю вам должное. Сегодня вы сумели внушить доверие. И вы знаете то, чего знать никак не должны, так что мы не можем поверить, что вы обыкновенный гражданин. Перестаньте, кто слил вам информацию? Энглтон из ЦРУ? Так? Этот хитрый ублюдок, выращивающий розы? — Я — всего лишь я, — ответил я, — и, вероятно, знаю не так много, как вы думаете. Но мне известно достаточно, чтобы выставить Бюро в неприглядном свете. К примеру, могу рассказать о том, как Ли пришел к вам и открытым текстом сказал, что собирается убить Кеннеди. Хости с такой силой затушил окурок, что полетели искры. Некоторые опустились на тыльную сторону его ладони, но он ничего не почувствовал. — Это гребаная ложь! — Знаю, — кивнул я. — И я расскажу об этом с честным лицом, если вы меня вынудите. Еще не возникло мысли избавиться от меня, Хости? — Это оставьте для дешевых комиксов. Мы не убиваем людей. — Расскажите это братьям Дьем во Вьетнаме. Он посмотрел на меня, как человек может посмотреть на беззащитную мышь, которая внезапно укусила его. Да еще большими зубами. — Откуда вам известно, что Америка имеет какое-то отношение к братьям Дьем? Согласно тому, что я прочитал в газетах, наши руки чисты. — Давайте не уклоняться от темы. Дело в том, что сейчас я слишком популярен, чтобы убить меня. Или нет? — Никто не хочет убивать вас, Амберсон. И никто не хочет искать дыры в вашей истории. — Тут он невесело рассмеялся. — Если мы начнем их искать, она вся разлезется. Слишком тонкая. — На ходу сочиненные небылицы были ее коньком. — Что? — Г.Х. Манро. Также известный как Саки. Рассказ называется «Открытое окно». Прочитайте его. Если возникает необходимость придумывать всякую чушь в нужный момент, он может оказаться очень полезным. Он пристально смотрел на меня, в его проницательных глазах стояла тревога. — Я совершенно вас не понимаю. Это меня беспокоит. — На западе, где без устали работали нефтяные скважины и горели газовые факелы, вновь прогремел гром. — Чего вы от меня хотите? — спросил я. — Я думаю, когда мы начнем искать ваш след чуть дальше Деррина, или Дерри, или как там он называется, мы ничего не найдем. Вы словно материализовались из воздуха. Он так точно описал процесс, что у меня чуть не перехватило дыхание. — Мы хотим, чтобы вы вернулись туда, откуда явились. «Желтая» пресса начнет обычные спекуляции, расписывая теории заговора, но мы гарантируем, что ваша репутация останется незапятнанной. Если вас это волнует. Марина Освальд поддержит вашу версию до последнего слова. — Как я понимаю, вы с ней уже говорили. — Вы понимаете правильно. Она знает, что ее депортируют, если она не подыграет нам. Репортерам не удалось хорошенько вас рассмотреть. На фотографиях, которые появятся завтра в газетах, будут лишь смазанные пятна. Я знал, что он прав. Сфотографировать меня могли лишь в коридоре по пути к кабинету Карри, а Фритц и Хости, оба мужчины крупные, вели меня под руки, блокируя собой лучшие ракурсы. Опять же, я шел опустив голову, потому что яркий свет ламп телевизионщиков бил по глазам. В Джоди моих фотографий хватало — включая портрет в ежегоднике за тот учебный год, который я отработал от звонка до звонка, — однако в эту эпоху отсутствовал не только Интернет, но и факс, так что разыскать их и опубликовать могли только во вторник или среду следующей недели. — У меня есть для вас история, — продолжил Хости. — Вы же любите истории, верно? Вроде этого «Открытого окна»? — Я учитель английского языка и литературы. Конечно же, я люблю истории. — Этого парня, Джорджа Амберсона, совершенно сокрушило горе, вызванное утратой подруги… — Невесты. — Невесты, точно, даже лучше. Потрясенный ее гибелью, он бросает все и просто исчезает. Не нужны ему ни известность, ни бесплатное шампанское, ни медали от президента, ни торжественные встречи в городах. Он хочет отгородиться от всех и скорбеть в одиночестве. Американцам такая история понравится. Им все время показывают подобные по телику. Называться она будет не «Открытое окно», а «Скромный герой». И еще найдется агент ФБР, который подтвердит каждое слово и даже зачитает заявление, которое вы оставите. Как вам такая история? Чистой воды манна небесная — но я ничем не выдал своих чувств. — Вы чертовски уверены, что я могу исчезнуть. — Это точно. — И вы не бросались словами, говоря, что я не исчезну на дне реки Тринити, во исполнение приказа директора? — Ничего такого не будет. — Он улыбнулся. Хотел меня ободрить, но заставил вспомнить давнюю фразу из моих подростковых времен: Не волнуйся, ты не забеременеешь. Я переболел свинкой в четырнадцать лет. — Потому что я оставил страховку, агент Хости. Одно веко дернулось. Других признаков, что идея ему не понравилась, я не заметил. — Мы думаем, что вы можете исчезнуть, потому что мы уверены… Давайте сделаем следующее. Вы сможете позвонить своему человеку, как только уедете из Далласа. — Никакой пресс-конференции? — Только этого нам и не хватает. Он снова открыл портфель. Достал блокнот с линованными страницами. Передал мне вместе с ручкой из нагрудного кармана. — Напишите мне письмо, Амберсон. Мы с Фритцем найдем его завтра утром, когда придем за вами, но озаглавить вы его можете «Всем, кого это касается». Напишите красиво. Напишите искренне. Вы это умеете, верно? — Конечно, — кивнул я. — На ходу сочиненные небылицы — мой конек. Он невесело улыбнулся и взял бутылку шампанского. — Может, я попробую эту шипучку, пока вы сочиняете. Но вам не налью. У вас впереди тяжелая ночь. До сна идти немало миль[164] и все такое. 10 Я писал, тщательно подбирая слова, но много времени это не заняло. Я полагал, что в таких случаях (хотя едва ли во всей мировой истории был хоть один такой случай) краткость шла только на пользу. И я постоянно помнил о предложенной Хости идее — «Скромный герой». Оставалось только порадоваться, что удалось поспать несколько часов. Конечно, мне снились кошмары, но свежести определенно прибавилось. Когда я закончил, Хости уговаривал третий стакан шампанского. Он уже выложил часть содержимого портфеля на кофейный столик. Я протянул ему блокнот, и он начал читать. Громыхнул гром, молния на мгновение осветила ночное небо, но я полагал, что гроза еще далеко. Пока он читал, я присмотрелся к тому, что лежало на столике. Мой «Таймекс», единственная вещь, которую мне не вернули при отъезде из полицейского управления. Очки в роговой оправе. Надев их, я убедился, что стекла без диоптрий. Ключ с полым цилиндром вместо бородки. Конверт, похоже, с тысячей долларов старыми десятками и двадцатками. Сеточка для волос. Белая униформа из двух частей — брюки и туника. Хлопчатобумажная ткань выглядела такой же тонкой, как, по утверждению Хости, история моего прошлого. — Хорошее письмо. — Хости опустил блокнот. — Та самая степень печали, которую демонстрировал Ричард Кимболл в «Беглеце». Смотрели? Я видел фильм с Томми Ли Джонсом, но едва ли имело смысл говорить об этом.