Часть 138 из 158 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я переложил второй кусок бетона из левой руки в правую и бросил в самого высокого из подростков, в дылду в большущих мешковатых штанах, которые тот подтянул до самой грудины. Он поднял руку, чтобы защититься. Кусок бетона угодил в нее, вышиб из пальцев косяк. Подросток взглянул на меня и побежал. Голожопый последовал за ним. Трое остались.
— Врежь им, сынок! — завопил старик в инвалидном кресле. — Давно пора, клянусь Богом!
Я не сомневался, что пора, но числом они превосходили меня, а все снаряды я расстрелял. Однако имея дело с подростками, взять верх в такой ситуации можно только одним способом — не выказывать страха, демонстрировать истинно взрослую злобу. Продолжать переть на них, что я и делал. Схватил мистера Да-Пошел-Ты за старенькую футболку правой рукой, левой вырвал у него пращу. Он смотрел на меня, широко раскрыв глаза, не сопротивляясь.
— Бздун! — Я наклонился к нему, чуть ли не ткнулся своим носом в… ткнулся бы в его нос, если бы тот не сгнил. От подростка пахло потом, дымом марихуаны и грязью. — Какой же ты бздун, если готов напасть на старика в инвалидном кресле.
— Кто вы…
— Чарли гребаный Чаплин. Ездил во Францию, чтобы посмотреть, как танцуют дамы. А теперь вали отсюда.
— Отдайте мне мою…
Я знал, чего он хочет, и звезданул пращей ему по лбу. Раздавил одну из язв, оттуда потек гной с кровью. От боли его глаза наполнились слезами. Меня же наполнили отвращение и жалость, но я постарался не выказать ни первого, ни второй.
— Ничего не получишь, бздун, кроме шанса убраться отсюда, прежде чем я вырву твои никчемные яйца из твоей, несомненно, гниющей мошонки и засуну в дыру, которая у тебя теперь на месте носа. У тебя один шанс. Воспользуйся им. — Я набрал полную грудь воздуха и выкрикнул ему в лицо, окатив его капельками слюны: — Бегом!
Затем я наблюдал, как они убегают, испытывая стыд и восторг примерно в равных пропорциях. Прежнему Джейку удавалось угомонить даже особо буйных в классах для выполнения домашнего задания, в том числе и в пятницу перед каникулами, но на большее он не годился. Новый Джейк отчасти стал Джорджем. А Джордж многое пережил.
За моей спиной раздался хриплый кашель, напомнивший мне об Эле Темплтоне. Когда приступ прошел, старик заговорил:
— Парень, я бы многое отдал, чтобы увидеть, как эти злобные говнюки улепетывают, сверкая пятками. Я не знаю, кто вы, но у меня в кладовке осталось немного «Гленфиддиша», и если вы вытащите меня из этой чертовой рытвины и откатите домой, я разделю его с вами.
Луна выглянула снова, и пока она светила в разрыве между облаками, я разглядел его лицо. Он отрастил длинную седую бороду, и из носа торчала трубочка, но даже по прошествии пяти лет я без труда узнал человека, который втянул меня в эту историю.
— Привет, Гарри, — поздоровался я.
Глава 31
1
Он по-прежнему жил на Годдард-стрит. Я закатил его по пандусу на крыльцо, и он достал внушительную связку ключей. А куда деваться? Парадная дверь запиралась как минимум на четыре замка.
— Арендуете или ваш?
— Мой, — ответил он. — Пока.
— Это хорошо. — Раньше он дом арендовал.
— Вы так и не сказали, откуда знаете мое имя.
— Сначала давайте выпьем. Мне это не повредит.
Дверь вела в гостиную, которая занимала переднюю половину дома. Он сказал мне: «Стой!» — словно лошади, и зажег фонарь Коулмана. В его свете я увидел мебель, о какой говорят: «Старая, но пригодная для использования». На полу лежал красивый плетеный ковер. Ни на одной из стен я не заметил ни аттестата об окончании средней школы, ни взятого в рамочку сочинения «День, который изменил мою жизнь», зато хватало католических икон, компанию которым составляло множество фотографий. Неудивительно, что я узнал некоторых запечатленных на них людей. В конце концов, я встречал их всех.
— Заприте, пожалуйста, дверь, хорошо?
Я закрыл дверь, отсекая темный и опасный Лисбон-Фоллс, задвинул оба засова.
— И врезной замок, если не возражаете.
Я повернул барашек и услышал глухой металлический лязг. Гарри тем временем ездил по гостиной и зажигал керосиновые лампы с высокими стеклянными колпаками. Я смутно помнил, что видел такие в доме моей бабушки Сейри. Они давали куда более приятный свет, чем фонарь Коулмана, и Гарри Даннинг одобрительно кивнул, когда я отключил его жаркое белое сияние.
— Как вас зовут, сэр? Мое имя вы уже знаете.
— Джейк Эппинг. Едва ли оно вызывает какие-то воспоминания, верно?
Он задумался, покачал головой.
— А должно?
— Пожалуй, что нет.
Он протянул руку. Она чуть подрагивала, вероятно, от старческой слабости.
— Все равно позвольте пожать вашу руку. Вы меня спасли.
Конечно, я с радостью позволил. Привет, новый друг. Привет, давний друг.
— Ладно, раз с этим разобрались, теперь можем выпить с чистой совестью. Я принесу односолодовый виски. — И он покатил на кухню, поворачивая колеса чуть трясущимися, но все еще сильными руками. Я видел, что кресло снабжено маленьким электромотором, но то ли он не работал, то ли Гарри экономил заряд аккумулятора. Старик оглянулся на меня.
— Вы не опасны? Я хочу сказать, для меня?
— Для вас — нет, Гарри, — улыбнулся я. — Я ваш добрый ангел.
— Это чертовски необычно, — ответил он. — Но где в эти дни найти обычное?
Он скрылся на кухне. Скоро там зажегся свет. Уютный, оранжево-желтый свет. В нем все казалось таким домашним. Но за этими стенами… в окружающем мире…
Да что же я такое натворил?
2
— За что пьем? — спросил я, когда мы подняли стаканы.
— За лучшие времена, чем эти. Такой тост вас устроит, мистер Эппинг?
— Более чем. И зовите меня Джейк.
Мы чокнулись. Выпили. Я не мог вспомнить, когда в последний раз пил что-то более крепкое, чем пиво «Одинокая звезда». Виски напоминало горячий мед.
— Электричества нет? — спросил я, оглядывая лампы. Гарри прикрутил фитили, вероятно, экономя керосин.
Гарри помрачнел.
— Ты не местный, да?
Этот вопрос я уже слышал раньше, от Фрэнка Аничетти во «Фруте», когда впервые отправился в прошлое. Тогда я солгал. Сейчас делать этого не хотелось.
— Я не знаю, как ответить на этот вопрос, Гарри.
Он пожал плечами: нет, так нет.
— Мы должны получать электричество три дня в неделю, и сегодня — один из таких дней, но в шесть вечера его отключили. В «Провинс электрик» я верю не больше, чем в Санта-Клауса.
После этих слов мне вспомнились наклейки на автомобилях.
— И как давно Мэн стал частью Канады?
Он посмотрел на меня как на сумасшедшего, но я видел, что разговор ему нравится. Его необычность, а главное, реальность. Мне оставалось только гадать, когда он вот так с кем-то говорил.
— С две тысячи пятого. Кто-то стукнул тебя по голове, или как?
— Если на то пошло, да. — Я подошел к его креслу, опустился на колено, которое сгибалось, и показал место на затылке, где больше не росли волосы. — Несколько месяцев тому назад меня сильно избили…
— Да, я видел, как ты хромал, когда бежал к этим деткам.
— …и теперь я многого не помню.
Внезапно пол под нами затрясся. Задрожали фитили в керосиновых лампах. Рамки фотографий застучали о стены, а двухфутовый гипсовый Иисус с распростертыми руками сделал шаг к краю каминной доски. Он напоминал человека, обдумывающего самоубийство, и, учитывая текущее состояние дел, я не мог его винить.