По совету Эла я зашел в «Магазин мужской одежды Мейсона», и продавец заверил меня, что с радостью возьмет чек, если он выдан местным банком. Благодаря Лорейн я без труда выполнил это условие. В «Веселом белом слоне» битник молчаливо наблюдал, как я перекладываю содержимое трех пакетов в новый чемодан. Когда я защелкнул замки, он высказал свое мнение: — Странный способ отовариваться, чел. — Скорее да, чем нет, — ответил я. — Но ведь и мир тоже странный. Тут он улыбнулся. — С этим не поспоришь. Дай пять, Джексон. — И он протянул руку ладонью вверх. На мгновение возникла та же ситуация, что и с «Дрекселом». Но тут я вспомнил фильм «Девушка угонщика»: в пятидесятых этот жест заменял наше стуканье кулаками. Провел ладонью по его руке, почувствовал тепло и пот, подумал: Это реально. Это происходит. И ответил: — Само собой, чел. 7 Я вернулся на «Тит Шеврон» с наполненным чемоданом в одной руке и портфелем в другой. В 2011 году время только-только перевалило за полдень, но я уже устал. Между заправочной станцией и площадкой для автомобилей стояла телефонная будка. Я вошел внутрь, закрыл дверь и увидел над старинным телефоном-автоматом листок с напечатанной на машинке надписью: «ПОМНИ, ТЕЛЕФОННЫЕ ЗВОНКИ ТЕПЕРЬ СТОЯТ ДАЙМ БЛАГОДАРЯ „МА БЕЛЛ“». Я пролистал желтые страницы местного телефонного справочника и нашел «Лисбонское такси». На рекламном объявлении фары превратились в глаза, а решетка радиатора — в улыбающийся рот. Обещалось «БЫСТРОЕ И ВЕЖЛИВОЕ ОБСЛУЖИВАНИЕ». Мне понравилось. Я сунул руку в карман, чтобы достать мелочь, однако первым делом нащупал то, чего брать с собой определенно не стоило: «Нокиа», мой мобильник. Древнюю модель по стандартам мира будущего — я собирался поменять его на айфон, — но здесь-то о мобильниках слыхом не слыхивали. И если бы кто-то его увидел, мне бы задали сотню вопросов, на которые я не сумел бы ответить. Я сунул мобильник в портфель, понимая, что от него необходимо избавиться: держать такую вещь при себе — все равно что ходить с тикающей бомбой. Я отыскал дайм, бросил в щель, и он тут же вывалился в окошечко возврата монет. Я вытащил его — и сразу понял, в чем проблема. Как и «Нокиа», он прибыл со мной из будущего — медный сандвич размером не больше цента. Я вытащил всю мелочь, порылся, нашел дайм пятьдесят третьего года, полученный, вероятно, в «Кеннебек фрут» — сдача с доллара, уплаченного за рутбир. Начал опускать монету в щель — и тут меня прошиб холодный пот. А если бы мой дайм две тысячи второго года застрял в телефоне-автомате, вместо того чтобы вывалиться в окошечко возврата? И как бы, найдя его, поступил техник «Эй-ти энд ти» обслуживавший телефоны-автоматы в Лисбон-Фоллс? Он подумал бы, что это шутка. Чей-то изощренный розыгрыш. Но я в этом сомневался — слишком высококачественный был дайм. Его стали бы показывать друг другу, со временем о нем могла бы написать местная газета. На этот раз мне повезло, однако повезет ли в следующий? Я понял, что надо быть куда бдительнее. С нарастающей тревогой подумал о мобильнике. Потом бросил дайм пятьдесят третьего в щель и услышал длинный гудок. Медленно и осторожно набрал номер, пытаясь вспомнить, пользовался ли я когда-нибудь телефоном с дисковым набором. Похоже, что нет. Всякий раз, когда я отпускал диск, он крутился в обратную сторону, издавая странные щелчки. — «Лисбонское такси», — услышал я женский голос. — Ни мили без улыбки. Чем мы можем вам помочь? 8 Дожидаясь такси, я прошелся по площадке с автомобилями, которые продавал Тит. Особенно мне приглянулся красный «форд»-кабриолет пятьдесят четвертого года выпуска — «санлайнер», если судить по надписи под хромированной фарой со стороны водителя. С белыми боковинами покрышек и парусиновым верхом. Крутые парни из «Девушки угонщика» называли такие машины брезентухами. — Неплохая штучка, мистер, — раздался у меня за спиной голос Билла Тита. — Мчится, как огонь в степи, сам проверял. Я повернулся. Он вытирал руки ничем не уступавшей им по промасленности красной тряпкой. — Ржавчина на порожках. — Да, конечно, такой здесь климат. — Он пожал плечами, как бы говоря: «Ну что тут поделаешь». — Самое главное, что двигатель в отличном состоянии и покрышки почти новые. — Восемь цилиндров? — «Уай-блок», — ответил он, и я кивнул, будто понимал, о чем речь. — Купил у Арлен Хэдли из Дарэма, после того как умер ее муж. Если Билл Хэдли что и умел, так это заботиться об автомобиле… Но вы их не знаете, потому что не местный, так? — Да. Я из Висконсина. Джордж Амберсон. — Я протянул руку. Он покачал головой, улыбнулся. — Рад познакомиться, мистер Амберсон, но я не хочу, чтобы вы запачкались маслом. Считайте, что мы пожали друг другу руки. Вы покупатель или только смотрите? — Еще не знаю. — Но я солгал. Я уже думал, что никогда в жизни не видел такого классного автомобиля, как «санлайнер». Открыл рот, чтобы спросить, какой у него расход бензина, однако вовремя осознал, что это бессмысленный вопрос в мире, где можно заполнить бак за два доллара. Вместо этого поинтересовался, механическая ли коробка передач. — Да. И когда включаешь вторую, надо следить, нет ли копов. Очень быстро набирает скорость. Хотите прокатиться? — Не могу, — ответил я. — Вызвал такси. — Это не лучший способ путешествовать. Если купите этого красавца, сможете с шиком вернуться в Висконсин, безо всяких поездов. — И сколько вы за него просите? На ветровом стекле нет ценника. — Потому что я выставил его на продажу только позавчера. Не успел написать. — Он достал сигареты. — Триста пятьдесят, но вот что я вам скажу: люблю поторговаться. Я успел сжать зубы, иначе мое лицо вытянулось бы от удивления, и сказал, что подумаю и, если мысли потекут в правильном направлении, вернусь завтра. — Лучше возвращайтесь пораньше, мистер Амберсон. Этот автомобиль долго здесь не простоит. Меня это успокоило. В моем кармане лежали монеты, которыми я не мог оплатить звонок по телефону-автомату, рассчитывались здесь главным образом наличными, диски телефонов-автоматов странно щелкали при наборе номера, но хоть что-то не изменилось. 9 За рулем такси сидел толстяк в мятой шляпе, бейдж на которой гласил: «ЛИЦЕНЗИРОВАННЫЙ ПЕРЕВОЗЧИК». Он непрерывно курил «Лаки страйк» и отдавал предпочтение радиостанции Дабл-ю-джей-эй-би. Мы прослушали «Сладкое время» сестер Макгуайр, «Охотничью собаку» братьев Эверли и «Пожирателя фиолетовых людей» — последнюю спело некое существо по имени Шеб Вули. Без нее я вполне мог бы прожить. После каждой песни три девицы не самыми мелодичными голосами выводили: «Четыр-надцать со-рок, Дабл-ю-джей-эй-би-и-и… Биг-джэб!» Я узнал, что магазин «Романов» проводит ежегодную тотальную распродажу, а в универмаг «Вулвортс» поступили хула-хупы по смехотворной цене — доллар тридцать девять за штуку. — Никакой пользы от этих чертовых штуковин, только учат детей вихлять бедрами, — пробурчал таксист, позволяя окошку засосать пепел с его сигареты. Больше он по пути от «Тит Шеврон» до «Тамарак мотор корт» не произнес ни слова. Я опустил стекло, чтобы хоть немного избавиться от сигаретного смога, и наблюдал проплывавший за окном другой мир. Жилых микрорайонов, соединивших Лисбон-Фоллс и Льюистон, еще не существовало. Сельский пейзаж Мэна нарушали лишь несколько заправочных станций и автокинотеатр «Хай-хэт» (афиша предлагала сдвоенный показ — «Головокружение» и «Долгое жаркое лето», оба широкоформатные и в цвете). Коровы встречались гораздо чаще, чем люди. Гостиница для автомобилистов располагалась в стороне от шоссе, под сенью огромных, величественных вязов. Я вытаращился на них: конечно, не стадо динозавров, но близко к тому. Мистер Лицензированный Перевозчик закурил очередную сигарету. — Отнести чемоданы, сэр? — Нет, сам справлюсь. Цифры на счетчике величественностью с вязами соперничать не могли, но говорили о том, что с меня взяли по двойному тарифу. Я дал таксисту два доллара и попросил пятьдесят центов сдачи. Его это вполне устроило: чаевых хватало на пачку «Лаки страйк». 10 Я получил номер (никаких проблем, наличные на стойку, удостоверения личности не требуется) и с удовольствием вздремнул в комнате, где система кондиционирования состояла из вентилятора на подоконнике. Проснулся посвежевшим (хорошо), да только потом выяснилось, что вечером уснуть не удастся (уже хуже). После заката автомобили по шоссе проезжали очень редко, и глубокая тишина вызывала тревогу. Телевизор «Зенит» весил никак не меньше сотни фунтов. На нем стояла комнатная V-образная антенна, а рядом с ней — табличка: «НАСТРАИВАЙТЕ АНТЕННУ РУКОЙ! НЕ ИСПОЛЬЗУЙТЕ ФОЛЬГУ! ЗАРАНЕЕ БЛАГОДАРНЫ, АДМИНИСТРАЦИЯ». Трансляцию вели только три канала. На Эн-би-си по экрану бежали помехи, как бы я ни крутил «рога». На Си-би-эс картинка плыла, и регулировка частоты кадров не помогала. А вот Эй-би-си претензий не вызывал. Показывали «Жизнь и легенду Уайатта Эрпа», с Хью О'Брайаном в главной роли. Он застрелил нескольких преступников, потом пошла реклама сигарет «Вайсрой». Стив Маккуин объяснил, что в сигаретах «Вайсрой» есть все: фильтр — для думающих, вкус — для курящих. Пока он закуривал, я поднялся с кровати и выключил телевизор. Теперь тишину нарушал только стрекот цикад. Я разделся до трусов, лег, попытался заснуть. Подумал об отце с матерью. Шестилетний папа жил в О-Клэре. Пятилетняя мама — в фермерском доме в Айове. Через три или четыре года дом сгорит дотла, и ее семья переберется в Висконсин, ближе к пересечению жизней родителей, которое со временем приведет к появлению… меня. Я рехнулся, подумал я. Рехнулся и страдаю жуткими галлюцинациями в какой-то психиатрической клинике. Возможно, какой-нибудь врач пишет обо мне статью в специализированный журнал. Только называется она не «Человек, который принял жену за шляпу»[44], а «Человек, который думал, что он в 1958 году». Но я пробежался рукой по шершавому покрывалу, которое еще не откинул, и понял, что все это правда. Подумал о Ли Харви Освальде — однако Освальд принадлежал будущему, и не он тревожил меня в этом музейном номере мотеля. Я сел на край кровати, открыл портфель и вытащил мобильник, устройство, совершившее путешествие во времени и здесь абсолютно бесполезное. Однако не смог устоять: откинул крышку, включил. На дисплее высветилось: «СЕТЬ НЕДОСТУПНА». Естественно, а чего я ожидал? Отличного приема? Жалобного голоса: «Возвращайся домой, Джейк, пока все не испортил»? Глупая, суеверная идея. Если я что-либо испорчу, то смогу все исправить, потому что каждое путешествие — сброс на ноль. Можно сказать, что путешествия во времени снабжены встроенным предохранителем. Эта мысль грела душу, но наличие сотового телефона в мире, где цветной телевизор считался величайшим прорывом в области бытовой техники, тревожило. Меня бы не вздернули, как ведьмака, однако могли арестовать и держать в тюрьме до приезда из Вашингтона парней Дж. Эдгара Гувера, чтобы те со мной побеседовали. Я положил мобильник на кровать, потом выгреб из правого кармана всю мелочь, разложил монеты на две кучки. Отчеканенные в пятьдесят восьмом и раньше вернулись в карман. Монеты из будущего я ссыпал в один из конвертов, найденных в ящике стола вместе с гидеоновской Библией и меню навынос от автокинотеатра «Хай-хэт». Потом оделся, взял ключ и вышел из номера. За дверью стрекот цикад буквально оглушал. В небе висел огрызок луны. Звезды никогда еще не выглядели такими яркими и близкими. По дороге 196 проехал грузовик, затем все вновь стихло. Это была ночь в сельской местности, а сельская местность в столь поздний час спала. Где-то вдалеке локомотив грузового поезда свистком пробил во мраке дыру. У мотеля стояли только два автомобиля, в номерах свет не горел. Как и в офисе. Ощущая себя преступником, я шагнул в простиравшееся за гостиницей поле. Высокая трава шуршала о мои джинсы, которые завтра я намеревался заменить новенькими банлоновыми брюками. Проволочная изгородь отмечала границу «Тамарака». Чуть дальше был маленький пруд — селяне называют такие бассейнами. Рядом полдюжины коров спали в теплой ночи. Когда я пролез сквозь изгородь и направился к пруду, одна подняла голову. Потом потеряла ко мне интерес и даже не шелохнулась, когда моя «Нокиа» плюхнулась в воду. Я заклеил конверт с монетами и отправил его вслед за мобильником. Потом вернулся тем же путем, остановился позади мотеля, чтобы убедиться, что сельская местность по-прежнему спит. Она спала.