В эти моменты, хоть и очень редкие, я чувствовал себя как-то по-особенному. Ханна Бейкер проводила свои свободные минуты рядом со мной. А так как мы оба были на работе, никто бы не подумал ничего плохого. Но почему? Почему, когда кто-нибудь нас видел, я притворялся, что это ничего не значит? Мне хотелось, чтобы все думали, что мы просто вместе работаем, и ничего больше. Никаких отношений. Почему? Из-за репутации Ханны. Она меня пугала. Когда мы вместе были на вечеринке, я хотел сказать ей, что мне очень жаль. Жаль, что я так долго ждал, что я поддался всеобщему влиянию, что я поверил всему, что о ней говорили. Я мог признаться в этом – и ей, и себе. Но я этого не сделал, а сейчас уже поздно. Я заслуживаю того, чтобы быть в этом списке. Потому что, если бы я не был таким трусом, я бы сказал Ханне, что переживаю за нее. И она, возможно, была бы жива. Я отворачиваюсь от неонового света за окном. Иногда я останавливалась в «Моне» по пути домой, чтобы выпить чашку горячего шоколада. Садилась за столик, делала домашнее задание или просто читала. Но я больше не писала стихов. Мне нужно было отдохнуть… от себя самой. Потираю шею – у меня по-прежнему испарина. Но я любила поэзию и скучала по ней. Однажды, спустя несколько недель, я вновь решила к ней вернуться. Я решила, что с ее помощью смогу стать счастливее. Счастливые стихотворения. Яркие, полные солнечного света, любви и радости строки, как две женщины на рекламных листовках, которые лежали в «Моне». В них говорилось, что в городе проводится творческий семинар – «Любовь к жизни». Эти женщины обещали не только научить любить поэзию, но и объяснить, как посредством поэзии любить самих себя. Запишите меня! Г-7 на вашей карте. Зал для проведения культурных мероприятий в городской библиотеке. На улице так темно. Семинар начинался как раз в то время, когда в школе заканчивались занятия, поэтому я бежала бегом, чтобы не опоздать. Но даже если я опаздывала, то никто не ругался, все, наоборот, были рады меня видеть. Осматриваясь вокруг, понимаю, что «У Рози», кроме меня, никого нет. До закрытия еще полчаса. И несмотря на то что я ничего не ем и не пью, меня так и не попросили уйти, так что могу еще посидеть. Представьте десять-двенадцать оранжевых кресел, стоящих в круг, на противоположных концах – две счастливые женщины с рекламы. Единственная проблема – они были не такими счастливыми, какими хотели казаться. Кто бы ни делал эту рекламную листовку, он явно поднял им уголки губ в фотошопе. Они писали о смерти, о человеческой злости, о разрушении – внимание, цитата – «зеленовато-голубоватой орбиты клоками белого». Серьезно, именно так они это описывали. Они называли нашу планету беременным газообразным инопланетянином, нуждающимся в аборте. Еще одна причина, почему я ненавижу поэзию: кто говорит «орбита» вместо «шар» или «сфера»? «Взорви себя, – говорили они. – Дай нам увидеть то, что у тебя глубоко внутри, все самое темное». Мое глубокое и темное? Вы что, мои гинекологи? Ханна. Как часто я хотела поднять руку и сказать: «М-м, так когда мы перейдем к счастливой части? Вы расскажете нам, как научиться любить жизнь? Ну, как говорилось в рекламе: «Поэзия: Любовь к жизни»? Я здесь именно для этого». Однако я кое-что вынесла из этого семинара. Что-то хорошее? Нет. М-м… сложно сказать. На семинаре помимо меня был еще один человек из нашей школы. Считалось, что у него талант. Кто это? Редактор нашей школьной газеты «Бюро находок». Райан Шейвер. Вы знаете, о ком я говорю. Уверена, вы, мистер Главный редактор, ждете не дождетесь, когда я произнесу ваше имя вслух. Итак, аплодисменты! Райан Шейвер! Время рассказать, кто вы такой на самом деле. Двигатель газеты. Ты же знал, что сейчас речь пойдет о тебе, Райан. Уверена, что, как только я заговорила о поэзии, ты должен был догадаться. Хотя ты, скорее всего, надеялся, что то, что между нами произошло, не стоит отдельной истории в моих записях. То стихотворение, которое мы разбирали в школе. Боже, это она его написала. Помнишь, я же говорила, что все это плотно связанный, эмоциональный шар, а я здесь конструктор. Закрываю глаза и крепко сжимаю зубы, чтобы не закричать. Или не заплакать. Не хочу, чтобы она его читала. Не хочу слышать это стихотворение в ее исполнении. Хотите услышать последнее стихотворение, которое я написала, прежде чем навсегда завязать с сочинительством? Нет? Ну, хорошо. В любом случае, вы уже его читали. Оно очень популярно в нашей школе. Потихоньку расслабляю мышцы лица. Мы обсуждали это стихотворение на уроке английского языка. И все это время Ханна была в классе.