В конце концов, ты тоже посмотрел на меня и побледнел… Ты выглядел измученным и уставшим, а в глазах была пустота… Или боль? – Оставайся здесь сколько захочешь, – говорит Тони. Не переживай, Тони, я не испачкаю твою машину. Джастин, детка, я не говорю, что это полностью твоя вина. Мы оба с тобой к этому причастны. И ты, и я могли все остановить. Любой из нас. Мы могли спасти ее, судьба даровала этой девушке два шанса, но мы оба ее подвели. Меня обдувает прохладным ветерком. Так о чем же эта запись, Джастин? Ты скажешь, что не о тебе, а о том парне. Ведь то, что он сделал, гораздо, гораздо хуже твоего бездействия. Безусловно, да. Но кассеты должны продолжать переходить из рук в руки, а если я отправлю их ему, цепочка прервется. Подумай об этом. Он изнасиловал девушку… и если он узнает, что мы в курсе этого, он тут же смоется из города. Мне все еще плохо, поэтому я стараюсь дышать как можно глубже. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сижу, откинувшись в кресле, но дверь по-прежнему открыта, на всякий случай. – Почему ты? – спрашиваю я. – Почему ты стал хранителем кассет? Что ты сделал? Мимо нас проезжает машина, и мы оба наблюдаем, как она скрывается за поворотом. Проходит еще одна минута, прежде чем Тони начинает говорить. – Ничего, – отвечает он. – И это правда. Впервые после того, как мы общались в кафе «У Рози», Тони смотрит мне прямо в глаза. И я вижу, что он плачет. – Дослушай эту запись, – просит он. – И я тебе все объясню. Я молчу. – Закончи с ней. Ты уже близок к финалу. Так что ты о нем сейчас думаешь, Джастин? Ты его ненавидишь? После того как он ее изнасиловал, он по-прежнему твой друг? Да, но почему? Ты знал, что он всегда был соблазнителем, что он пользовался девушками, а потом выкидывал их, как изношенное белье. Но для тебя он всегда был другом. И чем больше ты с ним тусовался, тем больше он казался тебе похожим на того парня, которого ты всегда знал, так? А если он такой же, как раньше, то он не мог сделать ничего плохого. Отлично! Замечательные новости, Джастин! Потому что если он не делал ничего плохого и ты не делал ничего дурного, тогда и я тоже ничего не сделала. Ты понятия не имеешь, как бы мне хотелось, чтобы я не имела отношения к тому, что жизнь этой девушки разрушена. Но это не так. Мы приняли в этом участие. Хотя, ты прав, ты ее не насиловал. И я тоже. Это сделал он. Но ты… и я… мы позволили этому случиться. Это наша вина. – Вот и все, – говорю я. – Теперь-то расскажешь, что случилось? Достаю из кармана шестую кассету и заменяю ею ту, что стоит в плеере. Кассета 6. Сторона А Тони вытаскивает ключи из зажигания. Ему нужно что-то теребить, пока он говорит. – Все то время, что мы ехали и просто сидели в машине, даже когда тебя тошнило, я пытался придумать, как тебе рассказать, – начинает он. – Ты заметил, что я не испачкал твою машину. – Угу, – улыбается он, глядя на ключи. – Спасибо. Я это ценю. Закрываю дверь машины, кажется, мне стало лучше. – Она пришла ко мне, – говорит Тони. – Это был мой шанс. – Для чего? – Клэй, ты же знаешь, из-за чего мы здесь. – У меня тоже был шанс. – Снимаю наушники. – На вечеринке. В то время как мы целовались, у нее началась истерика, а я и не догадывался, в чем причина. Я мог бы что-нибудь для нее сделать. В машине темно и тихо. Окна закрыты, а окружающий мир, похоже, замер. – Мы все виноваты, – говорит он. – По крайней мере, отчасти. – Итак, она пришла к тебе… – С велосипедом. С тем самым, на котором ездила в школу. – С голубым, – вспоминаю я. – Дай-ка я догадаюсь – ты опять копался в машине? – Кто бы мог подумать, – смеется он. – Но она никогда раньше ко мне не заходила, поэтому я был несколько удивлен. Но мы вроде немного общались в школе, поэтому я не придал этому особого значения. Что было странно, так это причина, по которой она зашла. – Почему? – Она хотела отдать мне свой велосипед. – Я не вижу выражения его лица, так как он отвернулся, но слышу, как глубоко и тяжело он дышит. Его слова повисли в воздухе. – Она хотела, чтобы он остался у меня. Ей он был больше не нужен. Когда я спросил почему, она просто пожала плечами. Это был знак. Но я его не заметил. – Она раздавала свои вещи. – Она сказала, что я был единственный, кому, как ей казалось, был нужен велик. – Тони кивает. – Я водил самую старую в школе машину, сказала она, и если тачка вдруг сломается, у меня должен быть запасной вариант. – Но эта крошка ни разу не ломалась, – говорю я. – Да что ты, с ней постоянно какие-то проблемы, – отвечает он. – Просто я всегда все быстро чиню. Я сказал Ханне, что могу взять велик только при условии, что она возьмет у меня что-нибудь взамен. – И что ты ей дал? – Никогда этого не забуду, – говорит он, глядя на меня. – Ее глаза, Клэй. Она смотрела на меня не отрываясь и вдруг разрыдалась. Она ничего не делала, мы просто разговаривали, как неожиданно у нее по щеке потекла слеза, потом еще одна. – Он смахивает слезы и проводит рукой по губам. – Я должен был что-нибудь сделать. Она давала нам знаки, но мы не хотели их замечать. – Что Ханна хотела за свой велосипед? – Она спросила, откуда у меня кассеты, которые постоянно играют в машине. – Тони наклоняется вперед и делает глубокий вдох. – И я рассказал, что записываю их сам на стареньком папином магнитофоне. – Он делает паузу. – И она спросила, нет ли у меня какого-нибудь оборудования, которое может записывать голос. – О боже. – Например, диктофона. Или чего-то похожего. Я не поинтересовался, зачем он ей, просто велел подождать, пока схожу за ним. – Ты дал ей диктофон? – Клэй, я понятия не имел, что она собирается с ним делать! – Стой-стой-стой. Я тебя ни в чем не обвиняю, Тони. Но она даже не намекнула на то, что собирается сделать?