Мостовский безнадежно махнул рукой. – Могу дать слово чести, ваше императорское высочество, я не шпион. Просто мне нужно увидеть государя и срочно передать ему кое-что. Я не знал, смеяться мне или плакать. Слово чести, что я не шпион! Забавно. Как говорится, забавно, если не сказать больше. Хотя что я знаю о понятиях этого времени о чести? И может ли шпион в эти годы вот так разбрасываться клятвами? Прадед, в глубине моего сознания, почему-то ему верил. Но говорят, прадед был вообще легко внушаемым человеком. – Хорошо, штабс-капитан, я вам, допустим, верю. Но помилуйте, что это меняет? В Могилев вы идете и так. В город патруль вас пропустит. А вот на военную платформу, где стоит поезд императора, вас никто не допустит все равно. С собой же вас, штабс-капитан Мостовский, я провести решительно не смогу, равно как и передавать какие-то предметы государю я не буду. Хотя бы из соображений элементарной безопасности государя. Тем более что вы отказываетесь сообщить мне о сути вашего дела. Мостовский помолчал. Затем нехотя проговорил: – Простите, ваше императорское высочество, но… Я пожал плечами. – Дело ваше, Александр Петрович, дело ваше. Мы шли несколько минут молча, затем я все же задал мучивший меня вопрос: – А скажите, Александр Петрович, а есть ли у вас брат – полковник Мостовский? Офицер как-то не так посмотрел на меня, но ответил четко: – Так точно, ваше императорское высочество! Целых два брата – Николай и Василий, и оба полковники. – Два брата, – повторил я, – это замечательно. А не доводится ли вам родственницей Ольга Кирилловна Мостовская? После секундной паузы штабс-капитан медленно кивнул. – Так точно. Это моя невестка. – Да, тесен мир. А вот такие совпадения бывают? Ну, и для полной ясности: – А сын у нее есть? Мостовский недобро помолчал, но субординация взяла верх. – Так точно, ваше императорское высочество! Сын есть, звать Михаилом. Семи лет от роду. Я тихо повторил: – Сын есть, звать Михаилом. Семи лет от роду. А я не знал… И что мне с этим всем теперь делать? Петроград. Васильевский остров. 27 февраля (12 марта) 1917 года – Господин полковник, лейб-гвардии Преображенского запасного полка подпоручик Скосырский к вам с депешей от полковника Кутепова. – Проси. Ходнев встал из-за стола, прервав свои почти бесплодные попытки дозвониться до кого бы то ни было – барышни-телефонистки отказывались соединять с военными или государственными абонентами, либо соединяя со всякими «революционными» абонентами типа Таврического дворца, либо просто игнорируя все просьбы и угрозы. Вошел человек в солдатской шинели и, щелкнув каблуками, представился: – Подпоручик Скосырский, честь имею. Имею при себе депешу от полковника Кутепова. – Давайте. Разорвав конверт, Ходнев впился взглядом в четкие строки депеши. «Полковнику Д. И. Ходневу от полковника А. П. Кутепова. Милостивый государь, Дмитрий Иванович! Сообщаю вам, что силами вверенного мне сводного отряда мною взяты под контроль Министерство путей сообщения, Николаевский, Варшавский, Балтийский и Царскосельский вокзалы, которые имею твердое намерение защищать. Имею сведения о том, что вечером или ночью всякое управление в Петрограде будет нарушено и город полностью будет охвачен анархией и мятежом. Также имею сведения об отправке в столицу устойчивых частей с фронта для восстановления законности и порядка. В этот непростой час, когда решается судьба Отечества, долг каждого русского офицера – быть верным присяге и государю. Однако нерешительность действий командования столичного гарнизона, преступное бездействие, помноженное на половинчатые приказы, приводят к полному разложению дисциплины, что грозит сделать невозможным исполнение своего долга для большинства из нас. Посему в случае невозможности действовать в установленном месте или в случае получения преступного приказа о прекращении сопротивления, призываю Вас и всех, кто остался верен присяге государю и твердо намерен исполнить свой долг, присоединиться к нам, прибыв строем или россыпью в здание Министерства путей сообщения или же к одному из указанных мной выше вокзалов, для противодействия анархии и обеспечения прибытия верных присяге частей в Петроград. От наших решений и действий зависит судьба России. Прошу Вас сообщить о сем как можно большему числу верных присяге офицеров и солдат. Да поможет Вам Бог. Уважающий Вас, Александр Павлович Кутепов». Могилев. 27 февраля (12 марта) 1917 года Тракт оказался неплохо утрамбован проезжающими санями, и по колеям можно было идти довольно ходко. Мрачный свет луны, сиявшей сквозь черные кроны деревьев, и риск встречи с волками или теми, кто охотился за отрядом Мостовского, заставляли быть настороже. Я же, чувствуя приближение решающих минут, еще и еще раз возвращался к предстоящим встречам в Могилеве. Безусловно, сейчас важнейшей для меня была встреча с царем. Именно от ее исхода зависело мое личное будущее, ну и заодно будущее самой России. Если мне удастся уговорить Николая никуда не ехать, да еще и удастся помочь ему удержать престол под своим мягким местом, то мне гарантируется наличие личного будущего в ближайшие, а может, и отдаленные годы. Страна избежит лишних миллионов смертей и не будет отброшена на десятилетия в своем развитии, а я, в свою очередь, смогу пользоваться благами своего положения. Брат царя – это тебе не кум королю. Это куда перспективнее при грамотном подходе. Что конкретно я собирался делать после победы оптимизма-монархизма в одной отдельно взятой стране, мне было еще не совсем ясно, но то, что я не собираюсь прожигать жизнь в Ницце, а собираюсь конвертировать свои знания, опыт, хватку и доставшиеся мне от прадеда капиталы одного из богатейших людей России в развитие, я знал точно. Для этого сейчас я должен сделать все, чтобы император остался у государственного руля и провозгласил хотя бы половинчатые реформы для успокоения брожения в стране. И я должен быть ну очень убедительным. Если мне удастся уговорить Николая повременить с отъездом, остальное будет уже делом техники. Даже если генералы позднее и будут продолжать заговор, то это будет уже иная история. Главное их разнести по времени с мятежом в Питере. И привлечь к наведению порядка в столице. Или взять под арест. Или расстрелять. Тут уж как карта ляжет. Однако повторюсь, навести порядок в стране без значительных, а главное, энергичных реформ будет нереально. А значит, кроме того чтобы уговорить Николая не ехать, мне кровь из носу нужно сейчас уговорить его на некоторые довольно радикальные реформы, которые придется проводить недрогнувшей решительной рукой. И тут пожалеешь, что на престоле у нас сидит такой человек, как Коля Второй, а не такой крутой тиран, как Ваня Четвертый или Петя Первый. Поэтому разговор с царем нужно построить в жестком ключе, вплоть до запрещенных приемов. Так что будем жестко давить на психику. Мягкие и почтительные разговоры с данным конкретным монархом всея Руси, как свидетельствует история, закончились катастрофой. Вопреки опасениям Мостовского, до города мы добрались без всяких происшествий. На въезде патруль проверил наши документы, козырнул и выделил одного солдата для сопровождения к гостинице. Другого же солдата офицер отправил бегом вперед с предупреждением о нас. Предложение вызвать автомобиль мы, по совету Горшкова, отвергли, дабы не тратить зря время на его ожидание. Могилев – городишко совсем небольшой, тихий, да еще и набит войсками под завязку. Поэтому мы, ничего не опасаясь, двинулись в сторону центра города. Итак, впереди ждет меня царь, которого я должен убедить, даже если он сам категорически не желает ни в чем убеждаться, и фактически заставить самодержца сделать то, чего он делать совсем не хочет. Потому что по-другому не получится, я в этом уверен на сто процентов, и на моей стороне есть самый беспристрастный свидетель – История. Ведь не зря же я преодолел ту самую пропасть шириной в три миллиарда секунд оттуда, из будущего, и расстояние в шестьсот километров уже здесь? Царское Село. 27 февраля (12 марта) 1917 года Леопольд Иоганн Стефан граф Бенкендорф именуемый в просторечии Павлом Константиновичем, сидел недвижимо в кресле в своем кабинете. Александровский дворец затихал в тревожной полудреме. Суета последних часов все еще прорывалась отдельными звуками приготовлений к отъезду. Шутка ли – за несколько часов подготовить выезд царской семьи? Особенно учитывая тот факт, что сборы нужно провести спешно, но не ставя в известность государыню и не беспокоя августейшую семью. Даже это первое распоряжение императора расстроило обер-гофмаршала своей традиционной половинчатостью. Как обычно в последнее время, государь старался решать вопросы таким образом, что до конца мало какие дела доводились. И в прежние годы Николай Второй отличался определенной нерешительностью, но после убийства «друга» – Распутина, фатализм государя принял прямо-таки вопиющие размеры, которые все больше приближали, как чувствовал Бенкендорф, и Россию, и самого императора к катастрофе. Вот скажите на милость, чем можно объяснить такое распоряжение – подготовить спешный вывоз царской семьи, но вывоза не осуществлять и в известность государыню не ставить? И это на фоне ужасных событий в столице! Тем более что в течение дня по телефону из Петрограда сообщались просто ужасные новости. Государыня крайне расстроилась известиями об измене войск в столице, в особенности гвардейских. И то, что изменяли не кадровые части, которые были на фронте, а запасные батальоны, императрицу ничуть не успокаивало. Последнее известие об измене части Преображенского полка вызвало настоящий шок. Царица пыталась казаться спокойной, но всем было заметно, что она очень волнуется. Особенно с учетом болезни детей и того, что цесаревичу стало значительно хуже. Окружающие же старались ее не информировать об ужасах того дня. Александра Федоровна слала мужу тревожные телеграммы. От нее, естественно, не укрылась вечерняя суета, но о подготовке к отъезду ей никто не сообщил. Павел Константинович окончательно утвердился в ощущении грядущей катастрофы после реакции государя на сообщение от Родзянко. После того как пару часов назад генерал Беляев передал через генерала Гротена сообщение от председателя Госдумы, Бенкендорф был настолько уверен в грядущих указаниях императора, что еще до ответа из Могилева отдал все необходимые распоряжения о подготовке поезда для царской семьи. Ибо игнорировать совет Родзянко в сложившихся условиях было бы верхом легкомыслия или фатализма. Можно как угодно относиться к Михаилу Владимировичу, но никак нельзя отбрасывать совет сегодня же вывезти августейшую семью из Царского Села, ввиду того, что он ожидает уже завтра в первой половине дня прибытие восставших толп из Петрограда! И вот теперь Бенкендорф буквально впал в прострацию после переданных генералом Воейковым повелений государя о том, что вместо вывоза семьи государь собирается прибыть в Царское Село лично. Обер-гофмаршал еще и еще раз перебирал в уме возможные варианты и не мог представить более странного и необъяснимого решения императора в сложившейся ситуации. Петроград. 28 февраля (13 марта) 1917 года Вот уже четверть часа члены Временного комитета депутатов Государственной думы напряженно поглядывали на двери, за которыми скрылся Родзянко. Бурные события последних дней, казалось, достигли кульминации в ночь на 28 февраля. Переворот приобрел реальные черты, и теперь от решений собравшихся в этой комнате во многом зависел исход революции. Революции, которую готовили и подталкивали так много фигур разного калибра. Но в которую, как оказалось, почти никто из них не верил, и готов к ней не был. Когда на окраинах столицы завертелось и закрутилось, большинство из «деятелей революции» рассчитывало просто погреть руки на беспорядках и, в очередной раз выступив «спасителями Отечества», пожинать дивиденды после восстановления порядка. Мало кто сомневался в том, что в итоге власть сумеет жесткой рукой удержать ситуацию под контролем. Однако растерянность власти привела к растерянности думских лидеров. Годами вся эта публика раскачивала державную лодку в стремлении расширить свои полномочия и привилегии путем откусывания кусочков от пирога власти, который сжимали подрагивающие руки самодержавия. И вот теперь, когда к ним в руки рухнула власть, они озадаченно оглядывались по сторонам, пытаясь понять – что же им делать? Некоторые, имеющие между собой организационную связь более высокого порядка и состоящие во всяких тайных обществах, попытались перехватить инициативу и подхватить власть. Однако на настоящий момент авторитет Государственной думы был еще слишком силен, чтобы обойтись без нее в деле захвата власти в стране. И в ожидании решительных действий все взоры обратились к Родзянко. Ситуация усугубилась тем, что сегодня утром был опубликован указ императора о роспуске Государственной думы. И наступил момент истины – как далеко в борьбе за власть готовы пойти депутаты в лице своих лидеров? Оказалось, что пока еще все лидеры не могут решиться открыто заявить об участии в мятеже против государя. Так, в результате взаимного подбадривания и запугивания и возник этот ублюдочный Временный комитет депутатов – вроде и власть, а вроде и частная вечеринка, вроде государственный орган, а вроде и чаепитие.