Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 2 из 13 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Причем именно танки – по зрелом размышлении Сергей решил не «оттягивать мучительно конец» и не «рубить хвост по кусочкам», а сразу решать вопрос с выбором базы для зениток наиболее оптимальным способом. Танкеткам найдется и более подходящее для них применение, а мобильные зенитные средства нужно сразу делать на базе легких танков Т-26. Ведь тот же легкий пушечный танк Т-26 – он изначально кем был? Если совсем изначально это был английский «Виккерс 6-тонный», легкий танк сопровождения и поддержки пехоты, пулеметный, двухбашенный. В таком виде он и начал производиться у нас – именно как легкий пехотный танк огневой поддержки пехоты с двумя башнями и противопульным бронированием. Это уже потом наши отечественные теоретики и практики танкостроения принялись мудрствовать над его конструкцией, последовательно усиливая броню и вооружение, устанавливая в одну из башен малокалиберную пушку Гочкиса, а потом и вовсе меняя две малые пулеметные башни на одну большую, с 45-миллиметровой пушкой в ней. Пытались превратить легкий пехотный пулеметный танк во что-то универсальное, способное уничтожать и пехоту, и бронетехнику, и защищенные огневые точки (идеи универсализма в те годы еще прочно сидели в головах у многих, причем не только у «высоколобых интеллектуалов-теоретиков военного дела», но и у конструкторов, в том числе весьма одаренных). В результате закономерно получилась перетяжеленная и малоэффективная машина со слабым бронированием и недостаточной для новых задач огневой мощью, да еще и с постоянно ломающейся в результате запредельных перегрузок трансмиссией и ходовой частью. – Ну, а мы этот танк вернем немного назад, к его изначальному пулеметному варианту. Но вернем назад не полностью. Точнее, в полном соответствии с утверждениями классиков марксизма о развитии всего и вся по спирали, назад-то мы его вернем, но вернем на качественно новом уровне, – продолжал размышлять он вслух. – Пушечную башню вместе с подбашенным броневым листом и винтовым поворотным механизмом долой. Этот узел можно потом будет либо устанавливать прямо в сборе на другие танки вместо поврежденных башен, либо также в сборе устанавливать во вновь построенные бетонные доты оборонительных узлов, либо просто – на запчасти. Подбашенный броневой короб, да и вообще всю верхнюю броню совмещенного боевого отделения и отделения управления тоже снять, оставить только бронирование моторного отделения сзади и трансмиссионного спереди. Дальше, собственно, новаторские переделки. Боевое отделение по периметру оборудовать откидывающимися наружу броневыми бортами, при этом высоту бортов подобрать так, чтобы стоящий на днище боевого отделения человек был защищен поднятыми бортами на высоту чуть выше своего роста (в среднем). А в центре боевого отделения, прямо к его днищу, закрепить стандартную тумбовую счетверенную зенитную пулеметную установку М4 (образца 1931 года, такие установки сейчас устанавливают в кузовах обычных грузовиков). Ну, или самодельную, собранную из тех же четырех, или, учитывая их отнюдь не изобилие, трех станковых пулеметов в местных мастерских, – там все не так уж и сложно в техническом плане. Почему борта откидные? Так для того, чтобы из пулеметной установки не только вверх, по самолетам, огонь вести можно было, но и, при откинутых бортах, горизонтально, по вражеской пехоте, например. А для повышения уровня защищенности пулеметчика в обоих случаях стандартную пулеметную установку необходимо будет дооборудовать броневым щитком. И еще – надо будет на днище боевого отделения какую-нибудь решетку предусмотреть, чтобы стреляные гильзы под ногами по полу не катались, а в щели решетки проваливались. Причем решетку сразу делать съемную, чтобы гильзы и всякий мусор потом оттуда собирать удобно было. Вот, собственно говоря, и все переделки. Объем работ относительно небольшой, техническая сложность их тоже не запредельная. В результате танк изрядно скинет вес – только за счет снятой башни, как минимум, тонну, – следовательно, резко прибавит в надежности и ресурсе ходовой части и трансмиссии, да и мотору полегче будет, отсюда опять же и повышение его надежности, и увеличение моторесурса. И получится из устаревшего, перетяжеленного и малоэффективного пушечного танка вполне так даже ничего себе новая боевая машина – более надежная, с ощутимо увеличенным техническим ресурсом и межремонтным пробегом, а главное – гораздо более эффективная в боевом применении, причем не только по самолетам, но и по вражеской пехоте. Впрочем, если уж у «настоящих танкистов» рука не поднимается курочить пушечные Т-26, можно пока начать переделки с их совсем устаревших – двухбашенных пулеметных и пушечно-пулеметных модификаций, тех, у которых в левой башне пулемет ДТ-29, а в правой 37-миллиметровая пушка Гочкиса установлена. Думается, на это ревнивые поборники бронетехники согласятся скорее. Сергей, увлекшись творческим процессом и стараясь при этом не обращать внимания на бригадного комиссара Трофимова, который уже несколько раз заходил и прозрачно намекал, что командование укрепрайона торопится и пребывает в нетерпении, подготовил принципиальную схему переделки Т-26 в мобильную зенитную установку и несколько эскизов такой переделки в разных проекциях. Теперь предстояло еще раз попытаться убедить Хацкилевича… – Нет, ну вы сами рассудите, товарищ генерал! Вот представьте себе – идет, допустим, ускоренным маршем механизированная колонна – танки, бронемашины, тягачи с артиллерией, грузовики с бойцами и имуществом. Или, к примеру, просто танковая колонна – это вам, как танкистам, ближе. Идет к переднему краю, где потом эта боевая техника, вооружение и имущество должно быть использовано по прямому назначению – в бою с фашистами. Идет без прикрытия своей авиации, с наличием и боеспособностью которой у нас сейчас катастрофа. И без зениток, которых у нас сейчас тоже почти нет. А те зенитки, что были в наличии и чудом сохранились, либо нечем буксировать, либо, если вдруг найдется чем буксировать, нужно прилично времени, чтобы на марше развернуть их из походного положения в боевое. И все, идущие в колонне, по опыту первых дней этой войны уже знают, что в любой момент в небе могут появиться немецкие самолеты, которые методично, как на учениях, спокойно и безнаказанно будут бомбить и штурмовать эту беззащитную от удара с воздуха колонну. И, скорее всего, уничтожат ее всю. Знают, тоскливо ждут этого почти неизбежного момента и страстно желают, каждый из них, чтобы их миновала эта незавидная участь беззащитных мишеней. Так, кстати, в большинстве случаев сейчас все и происходит в реальности – немецкие самолеты буквально охотятся за нашими колоннами, передвигающимися по дорогам, в результате чего перемещение войск и их снабжение днем практически парализовано, и это как раз один из немаловажных факторов наших поражений сейчас. Вы только представьте себе их морально-психологическое состояние и уровень боевого духа в этих условиях, товарищ генерал. Хотя, чего там представлять, вы же совсем недавно сами были под немецкими бомбами, наверняка бессильно ругаясь от ненависти и злобы на собственную беспомощность, так что просто вспомните свои чувства. А теперь представьте себе немного иную картину. Идет по дороге все та же механизированная колонна, или любая другая, это уже не принципиально. Только идут они не беззащитной для атак с воздуха жертвой, а в сопровождении, скажем, пары-тройки мобильных и даже слегка бронированных зенитных установок со счетверенными станковыми пулеметами «Максим», в лентах которых либо все патроны бронебойные, либо, для экономии, каждый третий-пятый. Пулеметные расчеты этих зениток, имея открытые боевые рубки и хороший обзор, внимательно наблюдают за небом и постоянно готовы к открытию заградительного огня по самолетам противника. Причем огонь они могут вести не только с места, но и в движении, не превращая колонну в удобную неподвижную мишень. И все люди в колонне знают, что они уже не беззащитны перед немецкой авиацией, что в случае авиационной атаки идущие в колонне зенитные установки как минимум не дадут вражеским самолетам спокойно и прицельно отбомбиться или безнаказанно расстреливать колонну из своих пушек и пулеметов. Вопрос, в каком случае у колонны больше шансов добраться до пункта назначения и в каком состоянии, я не задаю – это ведь очевидно, не так ли, товарищ генерал? Идем дальше. Предположим, что колонне очень сильно повезло, немецкая авиация пролетела мимо, и все они благополучно добрались до переднего края. Влились соответственно в оборонительные порядки и приготовились к бою. Танки, пехота, артиллерия – будем считать, что все имеют высокий боевой дух и готовы беспощадно сражаться с врагом. Они ждут, когда противник пойдет в атаку, и готовы драться с ним вплоть до рукопашной. Но как они будут драться с немецкой авиацией, которая, будучи недосягаемой, волнами, раз за разом, бомбит и обстреливает наши позиции, оставаясь при этом неуязвимой. А наши бойцы только бессильно наблюдают, неся безответные потери и теряя боевой дух… Отсюда, товарищ генерал, мы сейчас имеем в войсках первого эшелона обороны границы и неоправданно высокие потери, и крайне низкую боевую эффективность противодействия наступающим немецким войскам. Отсюда же имеем случаи паники, а вместе с ними самовольное оставление оборонительных позиций и еще много негативных факторов, которые вы опять же сами могли лично наблюдать совсем недавно, пытаясь провести контрудар под Гродно. И хотя оправдать этих паникеров, а также бегущих за ними со своих позиций бойцов, никак нельзя, но понять их отчасти можно – когда с неба то и дело прилетает смерть, от которой нет спасения, поскольку правильно и глубоко окапываться личный состав не обучен, очень легко поддаться панике и безнадежности. Теперь представьте себе, что на том же поле боя у нас будет хотя бы пара-тройка таких вот механизированных пулеметных зенитных установок? Картина ведь будет совсем иная! И немецкие пикировщики как минимум уже не смогут отбомбиться по нашим позициям прицельно, если вообще не сбросят бомбы где-нибудь в сторонке и не улетят – у асов люфтваффе, понимаете ли, сжимательная мышца в самом низу спины тоже отнюдь не из железа сделана. Более того, когда немецкая авиация улетит, этим пулеметным зениткам и на земле, на поле боя, тоже дело найдется. Вы, товарищ генерал, конечно же представляете себе эффект применения по атакующей пехоте и кавалерии станкового пулемета Максима? А если их сразу четыре? Или пусть даже, с учетом определенной ограниченности ресурсов, хотя бы по три пулемета на установку? А если на участке вражеской атаки таких вот многоствольных пулеметных установок хотя бы пара, и расположены они, скажем, по флангам, для организации фланкирующего огня по наступающим бравым немецким воякам? А если, имея высокую подвижность и маневренность вследствие наличия гусеничной ходовой части, эти пулеметные установки могут еще и быстро перемещаться по полю боя? И как вы думаете, товарищ генерал, в какой из этих двух описанных мной ситуаций мы будем иметь более эффективно организованную оборону и высокий боевой настрой личного состава? Пока Хацкилевич хмурился, обдумывая слова Сергея, попутно действительно снова вспомнив свое состояние бешенства и бессилия под немецкими бомбами, в разговор вклинился дивизионный комиссар Титов, до этого молча сидевший за столом для совещаний в кабинете генерала и слушавший Сергея со скептически-недовольным выражением на лице. – И что, лейтенант, там, у вас, во время этой войны тоже танки непонятно во что переделывали? – Нет, товарищ дивизионный комиссар, – тяжело вздохнул Сергей. – Не переделывали. Может, именно поэтому и потери такие дикие в начале войны были. Нашей авиации в небе почти нет, зенитных средств еще меньше, чем авиации, технику никто не окапывает и не маскирует, бойцы навыкам полевой фортификации не обучены или обучены совершенно недостаточно, над нашими позициями практически постоянно висят немецкие самолеты, бомбят и расстреливают цели на земле в комфортных условиях отсутствия зенитного противодействия… Недооценивали тогда у нас, а вот сейчас и у вас, важность и полезность системы мобильной ПВО. Это уже потом, ближе к концу этой войны и как раз на ее опыте, начали активно разрабатывать мобильные зенитные средства на колесных и гусеничных платформах – сначала, как водится, немцы, а потом и наши. И калибры там уже посерьезней были… – Так, может, и нам, раз уж ты танки уродовать предлагаешь, тоже калибры посерьезнее сразу ставить, а не потом? – Титов, судя по его скептически-подозрительному тону, явно не собирался верить Сергею на слово и готовился «разъяснить» этого мутного предсказателя с его странными идеями. Сергей вздохнул: ну как же тяжело с ними, особенно с этим чрезвычайно подозрительным особистом, который везде подвох ищет. Придется объяснять подробно, а это опять ненужная сейчас задержка их выезда… – Ну, хорошо, товарищ дивизионный комиссар, давайте рассмотрим вопрос организации ПВО фронтового уровня более подробно… – Не надо более подробно, лейтенант, мы и так сегодня задержались намного дольше, чем планировали, – Хацкилевич, оторвавшись от своих дум и взглянув на часы, недовольно поморщился. – Понял я уже все про эти твои мобильные пулеметные зенитки. Согласен, дело нужное и полезное, в Белостоке отдам соответствующие распоряжения по переоборудованию части легких Т-26 в соответствии с твоими предложениями. А теперь давай, что ты там подготовил. Нам уже давно ехать пора! Глава 3 Все подготовленные документы Сергей предварительно разложил на столе в несколько пакетов и в ответ на недоуменный взгляд Хацкилевича пояснил: – Я, товарищ генерал, в полном соответствии с одним из основных принципов организации режима секретности, гласящим, что каждый секретоноситель должен знать только ту часть секретной информации, которая ему необходима, разделил все подготовленные мной материалы на несколько категорий. Это чтобы там, в Минске, в их суматохе и неразберихе, Павлову проще было подготовленные материалы и оценивать, и распределять. Вот этот конверт – технарям и оружейникам, здесь материалы по модернизации минно-взрывных средств и некоторому улучшению состава зажигательно-огневых смесей, а также по созданию и применению огневых фугасов. Вот в этом конверте – материалы по организации и тактике уличных боев, а также организации для этих целей штурмовых групп. И здесь же, отдельно, материалы по использованию в уличных боях десантников. Эти материалы для Павлова, а там он сам их потом разделит по полномочиям своего комсостава. Этот конверт – уже лично для Павлова, и только для него, здесь я изложил кое-какие мысли и моменты по общей ситуации под Минском и по возможности ее хоть как-то улучшить полномочиями командующего фронтом. Еще здесь многое из того, что я вам говорил про организацию и повышение эффективности обороны. И здесь же для Павлова экземпляр карты, где я указал оперативную обстановку на территории Белоруссии и то, как она в ближайшие дни развиваться будет. И еще. В этом же конверте, что лично для Павлова, я отдельно изложил все, что вспомнил по организации подпольного движения в оккупированном Минске. А также по организации партизанских отрядов на территории Белоруссии. В моей реальности белорусское партизанское движение немцам столько крови попортило, сколько не каждая армия смогла. Тема эта отдельная и достаточно объемная, подробно ее расписывать сейчас времени нет, но тут чем раньше начать все организовывать, тем оно лучше будет. А вот этот конверт уже лично для вас, товарищ генерал. Здесь я набросал некоторые мысли по организации обороны под вашим командованием, на основе, так сказать, совмещения опыта прошлого и будущего. Думаю, вам эти материалы не помешают. Хацкилевич выслушал Сергея, немного помолчал, задумчиво перебирая бумаги, а потом спросил: – А может, все-таки сразу в Москву? Подумай, лейтенант. Ты ведь очень много знаешь, и конкретно об этой войне, и о путях развития техники, в том числе не только военной, и о развитии военного дела – наверняка там ты больше пользы принести сможешь. Сергей еле заметно поморщился – опять начинается эта канитель с уговорами, а он ведь не просто так отказывается, не из прихоти, но еще раз постарался донести Хацкилевичу свои доводы максимально убедительно и в то же время максимально корректно, без эмоций, чтобы не создавать лишней напряженности в отношениях. – Товарищ генерал, ну поймите вы, идея моей отправки в Москву именно сейчас контрпродуктивна. С точки зрения моей полезности для руководства страны, так не нужен я сейчас в Москве, поскольку никакой пользы там именно сейчас принести не смогу. Мало того, что мне там сразу никто не поверит и вместо того, чтобы здесь и сейчас делом заниматься, я буду там бесполезно в камере сидеть, ожидая, пока мои слова проверять будут. Но даже если случится совсем уж невероятное и мне там, пусть не сразу, но относительно быстро поверят, так ведь все равно – пользы от меня сейчас все равно никакой не будет. В той суматохе и неразберихе, что сейчас творится в Генеральном штабе, в условиях потери связи и управления войсками, а еще в условиях ужасающей ситуации с организацией и техническим оснащением этих войск, все мои умные мысли и знания возможного будущего никакой пользы не принесут. Ведь все те катастрофические для всей нашей армии неудачи первых дней войны – они, если можно так выразиться, являются следствием системных ошибок и просчетов предвоенной организации и подготовки нашей армии, поэтому сейчас никакими командами и распоряжениями из Москвы, пусть даже и основанными на послезнании из будущего, исправлены быть не могут. Поскольку, кроме приказов и директив типа «Минск не сдавать…» и «Организовать мощные контрудары…», наше верховное командование сейчас ничего более сделать не может, причем не может в первую очередь в результате утраты там связи и управления войсками здесь, на местах. Знаете, в шашках и шахматах есть такое понятие – «цугцванг», что в переводе с немецкого означает «принуждение к ходу». Это такая ситуация, при которой любой ход игрока ведет к ухудшению его позиции. Вот и у руководства нашей армии в целом сейчас такой «цугцванг» образовался – все команды из Москвы, что наступать, что обороняться, никаких положительных результатов не дают и в сложившихся условиях объективно дать не могут, а времени на осознание ошибок и их исправление противник нашему верховному командованию не дает. И тут, в этой суматохе и неразберихе, еще и я нарисуюсь, со своими умными мыслями и предвидениями, так, товарищ генерал? И как меня там встретят, и что со мной сделают, как вы думаете? И если вы думаете про что-нибудь хорошее, так я вас сильно расстрою – ничего хорошего в этой ситуации меня там не ждет, только все плохое… ну, или очень плохое, – Сергей позволил себе немного поерничать, а потом снова перешел на серьезный тон: – Поэтому сначала надо здесь, на месте, попытаться всеми силами остановить беспорядочное отступление и стабилизировать линию фронта, хотя бы частично, а уже потом думать о перспективах внедрения знаний и технологий из будущего – я в этом твердо уверен, товарищ генерал. А информацию о ходе и ошибках начального периода войны для Москвы я вам обязательно подготовлю. Вот вернусь из разведывательного рейда и сразу же все распишу, и день-два тут особой роли не сыграют. Хацкилевич, снова немного помолчал и посопел, обдумывая резоны Сергея, но, по результатам обдумывания, хотя и явно недовольный отказом, устраивать акты волюнтаризма и в одностороннем порядке пересматривать утренние договоренности не стал, молча сгреб со стола пакеты и вышел из кабинета. Сергей в компании бригадного комиссара Трофимова проводил верховное командование укрепрайона до машины, там еще раз получил от упомянутого командования руководящие указания не подставлять свою голову с ценной для Советской Родины информацией под пули и, с немалым облегчением, вызванным отбытием высокого начальства в Белосток, вновь отправился в кабинет начальника особого отдела дивизии. Имея ближайшей целью терзать этого самого начальника и, по совместительству, своего нового куратора вопросами организации, комплектования и оснащения нового подразделения, а также интеграции в это подразделение прикомандированного для обучения командного и начальствующего состава. В ходе общения с бригадным комиссаром окончательно определилась конфигурация и условия боевой работы отдельного разведывательного взвода при штабе Белостокского оборонительного укрепрайона, а в действительности мотоманевренной разведывательно-диверсионной группы лейтенанта Иванова: • Боевую деятельность группы, особенно в немецких тылах, как уже определил генерал-майор Хацкилевич, необходимо, помимо бригадного комиссара Трофимова, согласовывать с дивизионным комиссаром Титовым. Со своей стороны, Трофимов обещает деятельную поддержку планам лейтенанта Иванова в случаях, если тот не будет по-глупому рисковать группой и своей головой. Больше того, учитывая некоторую натянутость в отношениях Сергея с Титовым и, наоборот, имея с Титовым давние дружеские отношения, бригадный комиссар берет на себя нелегкое бремя согласования с начальником особого отдела Белостокского укрепрайона всех вопросов боевой работы группы. • Постоянный состав группы, а также техника, вооружение и экипировка – целиком на усмотрение Сергея. Трофимов при этом оказывает максимально возможную помощь и поддержку в вопросах обеспечения группы, в случаях крайней необходимости прикрываясь полномочиями от начальника особого отдела укрепрайона. Это пока, до передислокации в Белосток, а там, скорее всего, проблемных вопросов с этим вообще не будет.
• Переменный состав группы – его количество пока не более двух третей от количества постоянного состава группы. С учетом того, что постоянного состава в группе сейчас под тридцать человек, при добавлении еще двадцати «учеников» как раз получается почти полный штат разведывательного взвода, штатная численность которого сейчас 51 человек. Распределение переменного состава в иерархии группы, а проще говоря, выбор и расстановка по командным должностям – тоже на усмотрение лейтенанта Иванова, но с подробными объяснениями для Трофимова в случае появления разногласий. Это условие согласовывалось сторонами очень непросто и потребовало почти получасового монолога Сергея на тему того, что не каждый начальник может быть командиром, особенно в боевых условиях. И что, к примеру, для оперативника, следователя и командира боевого подразделения в качестве базовых характеристик желательны и свои особенности психики, и разные способности, не говоря уже о разных системах подготовки и набора опыта. Замена непригодных по различным причинам бойцов и командиров переменного состава – только по согласованию с Трофимовым, и тоже с подробным обоснованием. В заключение вопросов по переменному составу стороны договорились, что завтра утром Трофимов прибудет с отобранным для включения в состав группы пополнением на полигон штаба дивизии, где и произойдет передача людей под командование лейтенанта Иванова. • Боевая техника и транспорт группы. Из уже имеющейся в Сокулке трофейной техники: полугусеничный бронетранспортер «Ханомаг», легкий колесный пушечный (тот, который Sd.Kfz. 222) разведывательный броневик, уже почти «родной» трехтонный «Опель-Блиц» с установленным в кузове немецким МГ-34 на зенитной турели, крупповский артиллерийский тягач (он же «шнауцер») в качестве грузовика и тягача одновременно и не менее двух немецких тяжелых мотоциклов с приводом на колесо коляски. Из них как минимум два мотоцикла – с пулеметами. Тогда, в случае нужды, при помощи этой трофейной техники в немецком тылу можно будет организовать отдельную немецкую колонну-обманку для использования в разных целях, а идеи на эту тему у Сергея были. Из техники советского производства – не менее четырех, а лучше шесть, средних пушечных броневиков, причем крайне желательно именно БА-10М, то есть машины второй модернизации, с вынесенными наружу корпуса бронированными баками, а уже из них выбрать броню с штатно установленными на заводе рациями. Причем наличие раций на всех шести броневиках – безусловная необходимость. «И один из броневиков – ну, это просто очень желательно – с экипажем сержанта Гаврилова, с которым недавно так славно разгромили немецкую колонну под Сокулкой. Ах, он уже старший сержант? И сейчас командует взводом из пяти пушечных броневиков? Тем лучше, вот его и его экипаж в постоянный состав группы, пожалуйста. Можно сразу с его взводом, но это на усмотрение Трофимова, по результатам беседы с Гавриловым». Кроме советской колесной брони – еще два-три грузовика, для перевозки личного состава, запасов и прочего полезного имущества, в том числе приватизированного по результатам боев и походов. «Грузовики нужны марки ЗИС-5 или ЗИС-6, и, желательно, с уже тентованными кузовами, – времени на возню по оборудованию обычных грузовиков тентами не будет, там и так понадобится прилично разных работ по их доводке перед рейдом. Полуторки не предлагать – именно ЗИСы, с их грузоподъемностью три-четыре тонны и с возможностью при полной загрузке буксировать еще прицеп полной массой до трех с половиной тонн. Или не прицеп, а честно добытую в бою пушку, например. Или еще что-нибудь столь же полезное, что будет найдено или захвачено в немецких тылах. Чем еще обусловлен выбор именно ЗИСов? Да тем, что они имеют низкооборотный тяговитый шестицилиндровый двигатель, который легко запускается даже в мороз и может работать на любых низкосортных бензинах, а помимо них еще и на смеси нашего бензина с немецким синтетическим, у которого октановое число значительно выше. Кроме этого, обычный грузовик ЗИС-5, не относясь к автомобилям повышенной проходимости, а только за счет своего мотора, имеет тяговые возможности, близкие к моделям со всеми ведущими колесами. А уж если найдется шестиколесный трехмостовый грузовик повышенной проходимости ЗИС-6, с его грузоподъемностью четыре тонны, да еще в нужном количестве, – это просто великолепно будет». Трофимов проникся и пообещал все пожелания Сергея по транспорту учесть, а сам транспорт собрать и передать под командование к утру. • Вооружение группы. Помимо штатного вооружения на технике и штатного вооружения разведвзвода Сергей попросил у Трофимова дополнительно пару станковых «максимов», все залежавшиеся на складах дивизии АВС-36, все четыре снайперские СВТ и все десять ручных пулеметов Дегтярева, что старшина обнаружил на складе. На удивленный вопрос Трофимова, куда ему столько пулеметов и зачем берет автоматические винтовки Симонова, от которых все нос воротят, Сергей только улыбнулся и пообещал при случае сильно удивить бригадного комиссара организацией системы огневого ведения боя своей группы. Еще он попросил гранаты, мины – и как можно больше, а также взрывчатку, детонаторы и прочее инженерное имущество для будущих развлечений продвинутого сапера, которого тоже попросил у Трофимова. Приданный ранее группе для взрыва моста сапер Сергея совсем не впечатлил, ни своим профессионализмом, ни морально-волевыми качествами. Обычный унылый и безынициативный середнячок, а нужен был увлеченный профессионал, и при этом желательно еще и творчески мыслящий «самоделкин», поскольку на инженерно-саперное обеспечение топтания своей группы по немецким мозолям и другим нежным местам организма вермахта Сергей возлагал большие надежды. Остальное вооружение группы составят их же трофеи, количество и разнообразие которых приятно дополнит штатное вооружения Красной армии. • Экипировка группы. Сергей, изначально решивший брать в Сокулке только самое необходимое имущество, попросил у Трофимова выписать лишь пару взводных палаток, маскировочные халаты и плащ-палатки да масксети для техники. Он, конечно, недавно озадачил вопросом масксетей старшину Авдеева и, уже немного зная его способности, был уверен, что масксети старшина добудет, но запас, как говорится, карман не тянет. К тому же этот запас масксетей нужен в расчете на пополнение техники, за счет найденной в немецких тылах. А все остальное имущество, что было положено на взвод, это можно будет получить уже в Белостоке. «Ну, вот, вроде пока все. Самое необходимое и неотложное обговорили», – только успел подумать Сергей, как Трофимов огорошил его тем, что он тоже идет вместе с лейтенантом Ивановым и его группой в предстоящий разведрейд. А потом, также вместе с Ивановым и группой, возвращается в Белосток, где и будет в дальнейшем ее – группу, и его – лейтенанта Иванова, курировать. И вообще, как непосредственный куратор группы лейтенанта Иванова по линии особого отдела штаба Белостокского укрепрайона, он – бригадный комиссар Трофимов – теперь будет частенько ходить с ними на боевые задания. Может, и не каждый раз, но частенько. Заодно и присмотрит, чтобы лейтенант Иванов в тылу у немцев понапрасну не рисковал. Но беспокоиться понапрасну лейтенанту Иванову не надо – претендовать на командование группой или оспаривать его приказы бригадный комиссар не будет. Не будет, разумеется, если Сергей станет соблюдать условия договоренности с генерал-майором Хацкилевичем о том, чтобы не лезть на рожон. Выслушав заключительный монолог Трофимова и получив от того готовый пакет документов о создании разведвзвода при штабе укрепрайона, в том числе бумаги на получение вооружения и имущества, а также два новых удостоверения: командира разведвзвода и обещанный Хацкилевичем «вездеход» по линии особого отдела, Сергей получил разрешение и покинул кабинет комиссара, переполняемый неоднозначными эмоциями. С одной стороны, к нему, по факту, приставили постоянного наблюдателя, а может и надсмотрщика, что не может не удручать. Да, перестраховывается Хацкилевич, поторопился Сергей его хвалить. С другой стороны, Сергей честно признавался сам себе в том, что на месте Хацкилевича поступил бы точно так же, если не жестче. Поэтому хорошо, хоть так, на поводке, а то могли и в клетку определить. К тому же он успел достаточно неплохо изучить личные качества Трофимова и с большой степенью вероятности мог надеяться на то, что самодурствовать тот не будет, а польза от его присутствия в составе группы, особенно при общении с командирами найденных частей и подразделений, может быть очень большая. Это тебе не какой-нибудь временно приданный группе рядовой особист, пусть и с полномочиями для вывода «найденышей» из окружения. Это тяжелый калибр для построения начальства, бродящего со своими частями по тылам, вплоть до уровня командира дивизии. Впрочем, размышления на эту тему сейчас иллюзорны, ведь изменить сейчас уже ничего нельзя, а окончательно степень вреда или пользы от личного присутствия Трофимова в рейде станет видна только непосредственно в боевой обстановке. Решив так, Сергей отбросил бесполезные сейчас размышления о вариантах развития отношений с бригадным комиссаром в будущем и отправился на поиски старшины Авдеева. Найдя наконец почти неуловимого, из-за его энергии и деловитости, старшину, Сергей передал тому документы и делегировал полномочия по получению всего материального, что было выписано на подразделение Трофимовым, а сам отправился в офицерскую столовую, пообедать. При этом с внутренним удовольствием думая о том, что просто полезного на сегодня сделано достаточно и пора бы уже ему начать совмещать полезное с приятным, а если конкретно – после обеда посетить госпиталь, куда Сергея, как он сам себе наконец признался, очень тянуло с самого утра… Глава 4 Татьяна Соколова, закутанная в операционный халат, шапочку и марлевую повязку так, что были видны только глаза, устало вышла из душной, пропахшей эфиром операционной, чтобы глотнуть свежего воздуха и присесть передохнуть на несколько минут. Она сегодня с шести утра ассистировала на операциях, десятый час на ногах. А сейчас еще одного тяжелораненого доставят, на срочную операцию. И за жизнь его снова будут бороться измученные усталостью и недосыпом врачи дивизионного медсанбата. И она в их числе, поэтому – только несколько минут передохнуть и снова надо идти к операционному столу. Такой, устало присевшей на стул возле открытого окна в коридоре, ее и окликнул Сергей. Таня встрепенулась, явно обрадовалась и поспешила навстречу. Сергей тоже прибавил шаг, так они и встретились, почти налетев друг на друга посреди коридора. Танечка при этом чуть охнула, поверх маски взглянула в лицо Сергея своими красивыми глазищами и так очаровательно покраснела, что он с трудом удержался от дальнейших объятий и поцелуя. Не место и не время, а жаль, очень жаль. Но даже просто видеть Татьяну и разговаривать с ней тоже очень приятно. Вот только прямо сейчас это невозможно – у нее еще одна операция, минут на сорок, и только потом Таня освободится. Так и договорились, потом она убежала в операционную, а Сергей отправился проведать спасенного летчика, который уже пришел в сознание и мог говорить. Две молоденькие, но ужасно строгие то ли медсестры, то ли нянечки, поначалу встали в дверях палаты живой стеной и пускать его не хотели. Но потом, узнав, что это именно он вывез раненого летчика из немецких тылов, да еще после того, как одна из медсестер уточнила, а не он ли случайно тот командир, что и их нового военврача Соколову от немцев вывел и к ним в медсанбат доставил, и услышала в ответ, что таки да, это случайно он, сестрички сменили гнев на милость и пропустили Сергея к летчику, при этом строго наказав раненого не волновать и не утомлять. Во исполнение указаний медперсонала, Сергей не стал сильно напрягать раненого летчика и говорил в эти полчаса в основном сам, а от летчика потребовалось лишь слушать, следить за отметками карандаша Сергея на карте и подтверждать, опровергать или коротко уточнять его информацию об организации, местонахождении и состоянии ресурсов авиации РККА на территории Белостокского выступа. Поначалу, правда, сталинский сокол упирался и ничего комментировать не соглашался, ссылаясь на секретность. Здесь неожиданно оказался полезным «вездеход» от особого отдела, который вернул летчику спокойствие и помог снять лишние вопросы с его стороны. Увлекшись конструктивной беседой с летчиком, давшей много дополнительной информации по вопросам организации аэродромного хозяйства и авиационного снабжения, Сергей и не заметил, как пробежало время, спохватившись только тогда, когда через дверь палаты из коридора прорвались звуки сдавленных смешков. Попрощавшись с летчиком, он тихонько приоткрыл дверь палаты, выглянул в коридор, и от увиденной там картины его губы непроизвольно растянулись в широкую улыбку. В коридоре, возле открытого окна, стояла и ждала его Татьяна Соколова, уже без халата и в форме военфельдшера, а рядом с ней крутились обе совсем недавно строгие, а сейчас веселые и по-детски любопытные, как два котенка, девчонки-медсестры и наперебой выпытывали у Тани подробности «страшных приключений и счастливого спасения» с оккупированной территории, периодически забываясь и издавая громкие восторженные восклицания, на которые и среагировал Сергей. А Таня, с доброй улыбкой поглядывая на них, что-то тихо рассказывала, почему-то снова напоминая Сергею большую и ласковую кошку-маму, которая возится со своими детенышами. И ему такая мило-домашняя ассоциация очень понравилась, так и тянуло схватить эту большую кошку-маму в охапку и затискать, как Сергей любил это делать в прошлой жизни со своей пушистой домашней питомицей. А Таня, почувствовав его взгляд, что-то тихо сказала медсестрам на прощание и с улыбкой подошла к Сергею. – Привет! Я до полуночи свободна, может быть, пойдем куда-нибудь погуляем? – С радостью, Танечка, и огромным удовольствием. Ведите, ибо я тут еще ничего не знаю. И Татьяна повела Сергея «гулять» в небольшой, но тенистый скверик рядом с городской больницей, одно крыло которой, как и несколько ближних домов, теперь занимал медсанбат танковой дивизии. Общение складывалось легко и непринужденно, гуляли, сидели в крохотной беседке, говорили обо всем понемногу. Татьяна рассказывала о родителях, о детстве, об учебе, всякие смешные случаи. Попутно прояснила вопрос, почему она, дипломированный врач с высшим образованием, только военфельдшер, хотя ей положено звание не ниже, чем военврач 3-го ранга (соответствует армейскому капитану). Оказалось, что командир медико-санитарного батальона, в пределах своих полномочий мог в условиях военного времени самостоятельно принимать на службу младший и средний медицинский персонал из числа гражданских медицинских специалистов, но при этом присваивать принятым на службу специалистам он мог только звание не выше военфельдшера. На присвоение более высоких званий его полномочий не хватало, это только через аттестационную комиссию госпиталя не ниже корпусного уровня. Но Таня на этот счет совершенно не волнуется, начальство ей уже твердо пообещало, что, как только с наплывом раненых станет немного полегче, с ближайшей оказией ее отправят в Белосток, где развернут госпиталь 1-го стрелкового корпуса 10-й армии, там Татьяна пройдет аттестацию и вернется в батальон с новым званием. Сергей больше молчал и слушал, чтобы случайно не проколоться на незнании реалий этого времени. И попутно, стараясь не слишком сильно пялиться, просто любовался своей красивой спутницей, на время выбросив из головы остальные мысли, планы и тревоги. В процессе любования он настолько расслабился, что почти забыл еще об одном важном деле, связанном одновременно и с Таней, и с теперешним местом ее службы. Спохватился только тогда, когда рядом с их скамейкой появился старшина Авдеев с двумя приличными бумажными пакетами в руках, который коротко доложил, что обстановка без происшествий, личный состав по распорядку, все задачи и поручения выполнены. Потом он аккуратно примостил на лавочку оба пакета, из которых шли вкусные запахи домашней выпечки и домашней же копченой колбасы, так же коротко сообщил, что это товарищам лейтенанту и военфельдшеру к вечернему чаю, после чего растворился в наступающих вечерних сумерках. Пришлось сбрасывать очарование летнего вечера и снова вспоминать о том, что идет война, и эта война диктует свои обстоятельства, избежать которых нельзя. Вот так и эта замечательная романтическая прогулка, под давлением неизбежных обстоятельств, закончилась в отдельной палате, где под охраной залечивал свою челюсть и другие, пострадавшие от несдержанности в высказываниях, внутренние органы, пленный немецкий гауптман. Поскольку Сергей твердо решил получить от немца все нужные ему сведения именно сейчас, а говорить немец в принципе мог, но через сильную боль и совсем не членораздельно, для общения с ним пришлось задействовать не только Танечку в качестве переводчика, но и блокнот с карандашом из трофейного офицерского планшета. Сергей задавал вопрос, Таня переводила, немец писал ответ, который Таня читала и переводила уже Сергею. Вопреки некоторым опасениям Сергея, гауптман отвечал на вопросы добровольно и без принуждения. Может быть, потому, что к нему сегодня уже заходили особисты, которые, судя по текущему состоянию немца, от себя добавили ему несколько физических замечаний за вероломное нападение Германии и лично гауптмана на Советский Союз. А может быть, еще и потому, что вопросы Сергея не были похожи на допрос и почти не касались аспектов боевой организации Вермахта. Вопросы были больше «житейские» и касались в основном организации хозяйственно-бытового обеспечения немецких частей, а также системы снабжения войск в различных условиях. «Разговорив» гауптмана, Сергей плавно подвел его к конкретике, а именно к тому, где и как его рота получала снабжение всем необходимым при сосредоточении в приграничных районах перед войной с СССР и позднее, при ведении боев на советской территории. А также об известных ему планах развертывания системы тыла и снабжения немецкой армии при планируемом дальнейшем продвижении войск по территории Белостокского выступа. И тут, в ответе гауптмана, его ждал большой сюрприз. Поначалу злорадно ухмыльнувшись и тут же скривившись от боли в челюсти, немецкий офицер что-то быстро застрочил по блокноту. А Сергей, дослушав перевод написанного гауптманом приличного куска текста, сначала глубоко задумался, быстро просчитывая и сопоставляя варианты дальнейших действий в соответствии с полученной информацией. Потом забрал у немца блокнот и под руку вывел Татьяну в коридор. – Огромное вам спасибо, Танечка, что бы я без вас делал! Татьяна в ответ радостно заулыбалась. – Пожалуйста! Я же говорила, возьмите меня к себе, я вам пригожусь и в составе вашей группы обузой не буду. После этого Сергей не удержался, схватил девушку в охапку и быстро поцеловал в уголок губ, после чего оставил слегка ошеломленную столь быстрыми изменениями обстановки девушку в одиночестве и понесся к Трофимову, на ходу успев шепнуть Тане, что ее желание может вскоре исполниться. То есть с собой в немецкий тыл он ее, конечно, не возьмет, потому что опасно, но вот чтобы Таня, в качестве штатного медика, ждала и лечила Сергея и его бойцов в пункте базирования группы, над этим вопросом он работает, надо только немного подождать. Трофимов сидел у себя в кабинете и напряженно трудился, занимаясь непривычным делом – вопросами комплектования техникой и личным составом столь необычно для нынешнего времени сконфигурированной группы лейтенанта Иванова. С этим пока все складывалось непросто, в полном соответствии с крылатым выражением товарища Сталина: «Кадры решают все». Поскольку кадров, потребных именно «здесь и сейчас», сейчас и здесь как раз не было. Казалось бы, чего проще – в целой танковой дивизии, в которой по штату пятьдесят шесть средних пушечных бронеавтомобилей, найти шесть единиц радийных машин последней модификации с опытными экипажами. Здесь тебе и отдельный разведывательный батальон, и разведроты в каждом из двух танковых и одном моторизованном полках. Но тут, как говорится, есть один нюанс. Саму технику выделить не проблема – проблема в том, что к ней нужны опытные и уже прошедшие боевое слаживание экипажи. А вот тут и начинаются проблемы, потому что перед войной, чтобы быстрее повысить общий уровень обученности и подготовленности личного состава в условиях резкого наплыва техники и молодого пополнения, опытные экипажи дробили и формировали по-новому, с таким расчетом, чтобы на одного старослужащего в экипаже приходились один-два новобранца. К тому же выбор техники и экипажей сейчас был дополнительно ограничен тем обстоятельством, что наиболее перспективное для целей отбора бронетехники и экипажей подразделение, а именно 33-й отдельный разведывательный батальон танковой дивизии, был дислоцирован не в Сокулке, а в близлежащих населенных пунктах Сокульского района. Та же история и с грузовиками – 33-й автотранспортный батальон дивизии тоже был дислоцирован не в самом городе, а в расположенной неподалеку деревне Шишки, примерно в пяти километрах. Это и понятно, и логично – и так, при определении дислокации 33-й танковой дивизии, в небольшой городок втиснули два танковых и гаубичный артиллерийский полк, это не считая отдельных батальонов и дивизионов. Но теперь придется, видимо, сначала собирать технику, а потом комплектовать для нее экипажи по принципу «с бору по сосенке», выдергивая наиболее опытных и подготовленных специалистов из разных подразделений. Однако это все решаемо, до завтра и технику, и транспорт с обученными и опытными экипажами подобрать можно. Найти хорошего сапера – вот проблема. Перед войной почти всех хороших саперов, как и большинство других специалистов инженерных частей, перебросили к границе, для оказания помощи в лихорадочном строительстве и оборудовании укрепрайонов вновь создаваемой «Линии Молотова». В частях остались унылые и практически бесполезные середнячки – только чтобы были, на всякий случай. И если в отношении техники, транспорта и личного состав для обучения, из числа наиболее подготовленных младших командиров разведподразделений дивизии, Трофимов был уверен в том, что все это будет самое лучшее из возможного, то в отношении сапера у него такой уверенности не было, отсюда напряженные размышления и поиски решения проблемы. И размышления, и поиски Трофимова были прерваны деликатным стуком в дверь. Получив разрешение, в кабинет скорее просочился, чем вошел, лейтенант Иванов с блокнотом в руках, который, после молчаливого жеста Трофимова, сел на стул, преувеличенно аккуратно положил блокнот на стол и с загадочной полуулыбкой негромко обратился к своему куратору. – Товарищ бригадный комиссар. В свете вновь открывшихся обстоятельств, у меня есть для вас предложение, от которого, очень надеюсь, вы не сможете отказаться. Трофимов, и так пребывавший в не самом лучшем расположении духа, нутром почуял, что лейтенант принес с собой очередные проблемы, поэтому набычился и резко спросил: – Ну, что ты там еще задумал, лейтенант?! – Это не я задумал, товарищ бригадный комиссар, – успокаивающим тоном и по-прежнему с легкой улыбкой произнес Сергей. – Это негодяи фашисты задумали, а у нас с вами есть очень неплохие шансы им эти их задумки поломать.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!