Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 7 из 13 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Разрешите обратиться, товарищ бригадный комиссар. И потом уже гораздо тише, только для ушей Трофимова: – Имею важные соображения по событиям на хуторе, товарищ бригадный комиссар. Нам бы их обсудить наедине, без лишних глаз и ушей. И показал глазами на волнующихся бойцов. Трофимов, прерванный как раз на вдохе, недовольно скривился, покосился на личный состав, потом на Сергея и выдохнул: – Ладно, младший лейтенант. С тобой я потом разберусь. А сейчас исполняй свои обязанности – командуй бойцами. Им что, заняться нечем? Почему они столпились и без дела болтаются? Или мы сюда на отдых приехали?! – Сам Трофимов отошел в сторону и молча уставился на Сергея тяжелым взглядом, явно еще не успокоившись. – Товарищ бригадный комиссар, – негромко начал Сергей. – Я, как командир отряда, полностью несу ответственность за действия своего подчиненного. К тому же все его действия на хуторе я полностью одобряю и на месте младшего лейтенанта Петрова поступил бы так же. Ну, разве что, у меня бы этот старый фашист и насильник не повесился бы, а, пожалуй, на кол уселся – чтобы подольше помучился. Это первое. А второе – как бы вы сами поступили на месте Петрова, товарищ бригадный комиссар? Неужели оставили бы подонков в живых? – Так что теперь самосуд будем устраивать, лейтенант? – продолжал яриться Трофимов. – Не самосуд, а просто суд, товарищ бригадный комиссар, – все так же тихо, но убежденно продолжил доказывать свою точку зрения Сергей. – Вспомните, где мы сейчас находимся. Мы сейчас находимся в рейде на территории, не контролируемой советскими войсками и, условно, уже занятой противником. Выполняем боевую задачу по поиску и уничтожению врагов. И когда мы встретим вражеских солдат, мы ведь тоже будем уничтожать их, разве не так? Или вы предлагаете каждую немецкую сволочь, каждого фашистского пособника тащить за линию фронта, в суд? А убийцы и насильники на хуторе ничем не отличались от немецких фашистов. Я имею в виду – в лучшую сторону не отличались, а так они мразь еще и похуже немцев. И кстати, еще по вопросу самосуда. Самосуд был бы, если бы младший лейтенант Петров уничтожил на этом хуторе всех – и мужчин и женщин. А так, это был просто суд, но в условиях военного времени. – Ладно, лейтенант, – уже остывая, проворчал Трофимов. – Считай, что ты меня убедил – не буду твоего подчиненного наказывать. Но раз ты такой умный – жду от тебя предложений, что с оставшимися на хуторе женами бандитов делать. Довольный результатами разговора, Сергей пообещал предложения чуть позже, а сам, в свою очередь, попросил Трофимова провести с бойцами отряда «политинформацию», чтобы правильно расставить акценты в описании преступлений бандитов и их наказания за эти преступления, а также, чтобы разъяснить, что не все поляки – сволочи и не все сволочи – поляки. Пока бригадный комиссар проводил разъяснительную беседу с личным составом, Сергей отвел младшего лейтенанта Петрова в сторону и аккуратно, стараясь не касаться болезненных воспоминаний, выспросил у него подробности организации хозяйства на хуторе. Потом отправил Игоря завтракать и готовиться к выдвижению, а сам вернулся к полуторке, которую уже осмотрели механик и оружейник. Там выслушал два доклада, весьма его порадовавших. По заключению механика, осмотревшего грузовик, машина оказалась не новой, но в хорошем техническом состоянии – за ней явно раньше регулярно и тщательно ухаживали. Кабина и кузов немного побиты пулями и осколками, стекла выбиты, но ничего важного не задето, а пробоины можно легко заделать даже в полевых условиях. Доклад оружейника был не столь короток и порадовал Сергея еще сильнее. – По боеприпасам в кузове, товарищ лейтенант. Патроны к пулеметной установке в ящиках, в том числе есть бронебойно-зажигательные. Всего двадцать шесть ящиков. Там же четыре запасные пулеметные ленты именно для зенитной установки, то есть большой емкости. Есть еще восемь ящиков простых винтовочных патронов. Мины противотанковые, двенадцать штук ТМ-35 и восемь ТМД-40, всего двадцать штук. Ручные гранаты РГД-33, в количестве тридцати восьми штук. Они уже в собранном виде, разложены по две в гранатных сумках. Для нас хорошо то, что они, можно сказать, универсальные: без рубашки – наступательные, с рубашкой – оборонительные, в связке из трех-пяти гранат могут использоваться как противотанковые или для уничтожения укрепленных огневых точек, блиндажей и т. п. Есть еще сорок штук (два ящика) чисто оборонительных гранат Ф-1, они в использовании попроще и поудобней будут. Помимо боеприпасов в кузове очень изрядно продуктов армейского сухого пайка – в основном тушенка и сухари, немного махорки в пачках и пара канистр со спиртом. Там же тюк с обмундированием – плащ-палатки, сапоги, фляги, и несколько вещмешков с прочей солдатской мелочевкой. По оружию в кузове. Шесть винтовок СВТ-40, почти новые, но не ухожены и с сильным нагаром – перед использованием желательно вычистить и смазать, иначе при продолжительной стрельбе возможны отказы. Два ручных пулемета Дегтярева, оба исправны и готовы к стрельбе, есть, правда, небольшой нагар, но это не критично, ведению огня не помешает. Ну, и пистолеты – восемь ТТ, к ним в кузове лежит пара ящиков патронов 7,6225. Эти патроны нам и к ППД-40 пригодятся. Что касается зенитной установки. Это унифицированная счетверенная зенитная пулеметная установка М-4 образца 1931 года. От обычных пулеметов «максим» отличается наличием устройства принудительной циркуляции воды и большей емкостью пулеметных лент – на тысячу патронов вместо обычных лент по двести пятьдесят. Позволяет вести эффективный огонь по низколетящим самолётам противника на высотах до полутора километров и при их скорости до пятисот километров в час. Может также использоваться для стрельбы по наземным целям, тогда это настоящая мясорубка. Ее достаточно быстро можно демонтировать и установить как на другой грузовик, так и куда-нибудь стационарно. Установка почти новая, полностью исправная, но имеет сильный нагар – недавно из нее много стреляли. Желательно перед следующим боем почистить и смазать. Сергей слушал, а сам думал о том, что эта случайно обнаруженная зенитная установка сейчас похожа на натуральный «рояль в кустах». Ну, действительно, какова может быть вероятность того, что из атакованной немецкой авиацией колонны уцелеет именно зенитка? Да еще почти без повреждений? И какова вероятность найти ее потом в глубине леса, куда ее перегнали и заботливо замаскировали эти бандиты и насильники с хутора? Нет, не должно ее тут быть никак. Но это, с одной стороны, рояль – просто потому, что машина попалась в самом начале рейда и там, где никто не мог этого ожидать. А так – сейчас вокруг столько всего ценного брошено или оставлено… Попутно в голову Сергея пришла мысль, что ставка на поиск и последующее использование найденной техники себя уже оправдывает и имеет очень хорошие перспективы в дальнейшем. Ведь при отступлении в лесах и на просторах Белостокского выступа было брошено столько всякой техники, вооружения, имущества и боеприпасов, и вообще всего и всякого из гигантских предвоенных запасов – сейчас даже подсчитать невозможно. Главное – это найти и в дело пустить раньше немцев. Но тут все зависит от везения или удачи – кто как называет. Вот как с этой зенитной установкой получилось, например. Очень своевременное и полезное приобретение. Поблагодарив оружейника, Сергей тут же делегировал ему эксклюзивные права на следующей же остановке почистить и смазать зенитную установку, а заодно обучить этому же новый расчет установки, подобрать который поручил старшине Авдееву. К этому времени бригадный комиссар Трофимов закончил разъяснение личному составу текущего момента и нашел Сергея, требовательно повторив свой вопрос: что лейтенант Иванов предлагает дальше делать с хутором и бандитскими пособницами на нем? – Товарищ бригадный комиссар, я тут вот что подумал. Хутор этот, он очень уж удачно расположен. И от Сокулки недалеко, и не на виду. Если специально не искать – пожалуй, что и не найдешь. Опять же, хозяйство там крепкое – коровы, свиньи, много мелкой живности. Есть даже небольшая маслобойка. Да и добра разного там бандиты очень много собрали, а ведь еще даже не все их тайники вскрыты. Плюс есть необходимость закончить следственные действия с женами бандитов, а фактически их пособницами… Так вот, почему бы нам не организовать на этом хуторе базу, хотя бы временную, а там дальше видно будет? И оттуда разведку по окрестностям наладить, отступающих искать, технику брошенную, а может, и еще что-нибудь полезное? – Идея отличная, лейтенант, – сразу повеселел Трофимов. – Что ты конкретно хочешь предложить? – Конкретно хочу предложить следующее. Вы сейчас по рации сообщите в Сокулку, пусть ваши помощники готовят на этот хутор пару следователей и к ним в придачу отдельную маневренную группу на транспорте, лучше пара мотоциклов с колясками, с функциями охраны и разведки. Мы же пока оставим на хуторе пару-тройку бойцов и грузовой «опель» с зенитным пулеметом, да пару мотоциклов – они нам прямо сейчас не очень нужны. Бойцы дождутся группу, все им расскажут и покажут, а пока будут ждать – загрузят в «опель» немного керосина, мыла, спичек, соли и прочих радостей жизни для местного населения из награбленных запасов и потом нас догонят. Пулеметы на «опеле» и мотоциклах им при этом помогут, в случае чего и от одиночного немецкого самолета отбиться, и от легкого немецкого разъезда. А мы, в ходе рейда, из привезенных с хутора запасов будем поощрять тех представителей местного населения, кто окажется за Советскую власть. Когда очень довольный предложенным решением Трофимов отправился в десантный отсек «Ханомага», к рации, Сергей отозвал в сторону старшину Авдеева. – Павел Егорович, тут образовалась задача как раз по профилю главного хозяйственника отряда – закрома пополнять… Затем, в процессе пересказа старшине сведений по хутору и обнаруженным там запасам материальных ценностей, а также своего разговора и договоренностей с Трофимовым, Сергей плавно отвел того в сторону и уже совсем тихо – только для него – добавил: – Ты, Павел Егорович, вот что сделай. Сейчас возьми пограничника, что вместе с младшим лейтенантом Петровым на хутор ходил и который бандитские захоронки показать может. Да еще несколько пограничников в помощь – из тех, у кого язык за зубами лучше держится. Берите трофейный «опель» и оба мотоцикла с пулеметами – нам они пока не особо нужны, а вам как передовой и тыловой дозоры как раз очень подойдут. Затем выдвигайтесь на хутор, ждать следственную группу и разведчиков, что на том хуторе под видом хозяев обживаться будут. Там, пока они из Сокулки до вас доберутся, из бандитских запасов загрузите машину всем, что может пригодиться потом для поощрения местного населения, а также тем, что будет нужно и полезно для нашего отряда. В ассортименте сам разберешься, не мне тебя учить. Отдельно погрузите консервы, крупы и другие продукты длительного хранения – это для пленных и отступающих, что по пути встретим. Но это, Павел Егорович, то, о чем я с бригадным комиссаром Трофимовым договорился, – и это только полдела. Вторая задача, пожалуй, и поважнее, и посложнее будет. Пока бойцы будут грузить то, что ты им укажешь, сам пройдись по окрестностям возле хутора, посмотри другие пути подхода и отхода, особенно с возможностью попасть на хутор скрытно – вдруг это нам потом пригодится. И еще – выбери пару-тройку мест неподалеку от хутора и организуйте там несколько тайников. В каждый тайник положишь запас продуктов, теплые вещи, оружие и боеприпасы на группу из десяти человек примерно. Это и нашей группе потом пригодиться может, и партизанам, если что, лишним не будет. Тебе, я уверен, напоминать, про секретность не надо, но пограничников, что с тобой будут, особо предупреди, чтобы об этом помалкивали. Если оружия и боеприпасов на хуторе не хватит – возьмешь из наших трофеев, что в кузове «опеля» хранятся. А как дождетесь следователей и разведку из Сокулки, догоняйте нас, мы в любом случае перед поселком Янув или в нем самом остановимся, на отдых и рекогносцировку окрестностей. И вот еще что, Павел Егорович. По пути, если все сложится, было бы неплохо проверить место, где бандиты разбитую колонну грабили. У погибших документы собрать, братскую могилу закончить. И собрать все нужное и полезное из имущества и вооружения, что осталось – думаю, никак не могли бандиты все с разбитой колонны в один грузовик поместить. Отдельно желательно поснимать с техники всю электрику, провода, аккумуляторы, генераторы или магнето, также очень желательно поснимать колеса, собрать инструмент и вообще всю мелочевку, что можно будет быстро открутить. В общем, надеюсь в этом на тебя и твой опыт, Павел Егорович. Авдеев довольно заблестел глазами и приосанился – доверие Сергея ему было явно приятно. – Не беспокойтесь, товарищ лейтенант, все сделаем в лучшем виде. – И старшина быстрым шагом отправился организовывать выезд на хутор. Глава 10 Совещание, начавшееся ранним утром 28 июня 1941 года в кабинете командующего Западным фронтом, неожиданно для приглашенных участников затянулось почти до полудня, а его ход и, особенно, результаты все присутствующие, без всякого сомнения, запомнили очень надолго. Нет, начиналось все вполне спокойно – ну, насколько спокойным может быть очередное совещание старшего комсостава в городе, на подступах к которому идут тяжелые оборонительные бои с перспективой скорого прорыва обороны. Собрались к шести, как и было назначено руководством, ждали командующего фронтом, который под утро куда-то выехал и еще не вернулся. Общее состояние собравшихся – плохо скрываемая растерянность, меланхолия, невеселые переглядывания, полное отсутствие даже тени оптимизма. Да и какой тут оптимизм – немцы на подступах к Минску, все армии первого эшелона беспорядочно отступают от границы, связь и управление ими потеряны, где сейчас находятся командармы вместе со своими штабами, никто в штабе фронта не знает.
Пока ждали, немного посудачили на тему неожиданного ночного вызова, ничего хорошего от него не ждали, как, впрочем, не ждали и ничего особо плохого – куда уж хуже-то? Сошлись на том, что, скорее всего, сейчас от Павлова последуют приказы по срочному оставлению города и отводу войск на новые рубежи для предотвращения вероятного окружения. Собственно, из предложений по улучшению обстановки у них всех и было только это – причем одно на всех – предложение о немедленном отводе войск и оставлении Минска. Начальник штаба Западного фронта генерал-майор Климовских, скупо поддерживая общий разговор, при этом вообще не понимал, чего опять совещаться. Буквально несколько часов назад он, прибыв по вызову Павлова, уже докладывал тому, что обстановка по-прежнему неясная, связь и управления войсками первого эшелона фронта так и не восстановлены, перспективы улучшения обстановки маловероятны. Минск, скорее всего, удержать не получится, и город придется оставить. Тогда Павлов хорошенько наорал и отпустил – ну, так ведь за эти несколько часов ничего и не изменилось – в смысле, ничего к лучшему не изменилось. Чего опять управление фронта собирать-то? Или, может, действительно, командующий после того разговора все взвесил и принял решение немедленно отводить войска? Тогда понятна ночная срочность… Но в том, что ничего с момента последнего доклада не изменилось, генерал-майор ошибался. Точнее, он думал, что ничего не изменилось – вполне простительная и даже весьма распространенная ошибка в условиях недостатка информации. А вот Павлов, благодаря пакету от Хацкилевича, за эти несколько часов новой информации почерпнул, как говорится, от души и полной ложкой… Когда командующий фронтом вместе с корпусным комиссаром Фоминых и еще двумя незнакомцами, один из которых был в форме госбезопасности, наконец появился, собравшиеся в приемной сначала даже немного опешили – настолько ярким был контраст его состояния сейчас и еще вчера вечером. Куда только делись потухший взгляд и осунувшийся вид, опущенные плечи, ясно видимые признаки неуверенности, беспомощности и происходившей от этого озлобленности? Нет, в приемную быстро вошел, практически ворвался, словно другой человек – и все офицеры штаба Западного фронта увидели перед собой энергичного, собранного и деловитого начальника, излучавшего спокойную уверенность в своих силах. Павлов, будучи в хорошем настроении и явно чем-то воодушевленный, поздоровался с легкой улыбкой. Окинул взглядом собравшихся в приемной, получил от секретаря доклад о том, что собрались все, кроме командующего войсками на Минском направлении генерал-лейтенанта Филатова, который находится на командном пункте 44-го стрелкового корпуса под Минском, свое участие в совещании подтвердил, но задерживается, решил начинать без него и пригласил всех в кабинет. Там представил подчиненным своих спутников: один оказался помощником главы Компартии Белоруссии Пономаренко, второй – порученцем наркома госбезопасности Белоруссии Цанавы, ответственным за весь перечень вопросов по линиям НКВД и НКГБ (предвоенное недолгое разделение этих наркоматов было во многом формальным и вовсе не мешало совместной работе на местах). Оба были прикомандированы к штабу Западного фронта для координации действий и обеспечения оперативности выполнения принятых решений. Затем, раскладывая на столе документы из сейфа и своего портфеля, Павлов предложил своим подчиненным докладывать в порядке очередности. Здесь, увы, чуда не произошло. Доклады начальника штаба фронта и его помощников в очередной раз ни полнотой, ни достоверностью не отличались. Все та же старая песня – управление войсками первого эшелона так и не восстановлено ввиду практически полного отсутствия связи, оперативная обстановка неизвестна, намерения противника в масштабе фронта туманны. Имеющиеся скудные данные свидетельствуют о продолжающемся беспорядочном отступлении от границы, в воздухе господствует немецкая авиация, своей авиации в распоряжении командования фронта почти не осталось. В районе Минска немецкие танковые и механизированные части с разных сторон пытаются прорвать оборону, частично организованную с использованием рубежей Минского укрепрайона (составная часть оборонительной «Линии Сталина»). Пока безуспешно, но обстановка осложняется с каждым часом. Во избежание очередного окружения после неизбежного и скорого прорыва обороны фронта уже сейчас нужно готовиться к «активному отводу войск» за Минск, сиречь к оставлению города и отступлению в глубь Белоруссии, в район Могилева, а может и дальше. Туда же уже сегодня, а лучше бы еще вчера, нужно начинать передислокацию штаба фронта, отмененную Павловым накануне вместе с отменой приказа об отводе войск с Белостокского выступа. Причем отступать предполагалось кое-как, точнее, «как получится», бросая по пути «все лишнее и ненужное при отступлении», то есть технику и тяжелое вооружение, сковывающие скорость «отвода войск». Павлов, постепенно мрачнея и с каждой минутой теряя свое приподнятое настроение, выслушивал доклады и предложения своего штаба. Только что, менее часа назад, он, в компании члена Военного совета Западного фронта корпусного комиссара Фоминых, провел очень плодотворную встречу с руководителями партийных и хозяйственных органов Белоруссии, где довел до присутствующих текущую обстановку и возможные перспективы ее изменения. Были рассмотрены несколько вариантов развития ситуации, намечены мероприятия реагирования и достигнуто понимание необходимости помочь войскам Западного фронта всем, чем только возможно. Был также решен вопрос с эвакуацией материальных ресурсов и населения Минска в рамках озвученной Павловым подготовки города к уличным боям. Причем, к огромному облегчению самого Павлова, решение этого вопроса со Сталиным, как и последующую организацию процесса эвакуации, взял на себя первый секретарь ЦК Коммунистической партии республики товарищ Пономаренко. Также были рассмотрены вопросы организации партизанского движения на захваченной противником территории республики, и здесь Пономаренко – вот же настоящий коммунист и матерый человечище – тоже принял ответственность на себя. Еще, чем был очень доволен Павлов, так это тем, что Пономаренко, взявшись организовывать взаимодействие, легко и непринужденно пристегнул ко всем мероприятиям председателя Совнаркома Белоруссии, а также руководство НКВД и НКГБ республики, причем «под личную ответственность». А для оперативного взаимодействия и всемерной помощи на местах командующему фронтом даже были выделены представители от партии и госбезопасности, с весьма широкими полномочиями. Полностью удовлетворенный итогами встречи и с хорошим, позитивным настроем на предстоящие свершения, Павлов вернулся сюда, на совещание своего штаба, чтобы здесь выслушивать: все плохо, везде плохо, все пропало – надо все бросать и бежать… Павлов слушал все эти пораженческие предложения и мысленно костерил себя последними словами. Ведь всего чуть более суток назад и он никаких вариантов, кроме отступления, – ну, может быть, не столь радикального, но, тем не менее, отступления, – тоже не рассматривал. Растерянность первых дней войны, неудачные контрудары под Брест 23-го и под Гродно 24 и 25 июня, катастрофа советской авиации прямо на аэродромах, крушение системы связи – все это и многое другое, обрушившись, словно гигантская лавина, и с ним сыграли злую шутку, лишив инициативы, затуманив мозги и нашептывая только один выход – отступать. А для того, чтобы он смог очнуться, взбодриться и начать конструктивно мыслить, понадобился всего лишь «животворящий пинок» в виде сведений Хацкилевича об оперативной обстановке и планах немецкого командования, а также его интересных предложений по организации обороны. «Ну что же, сейчас и он, командующий Западным фронтом, в свою очередь организует подчиненным такой вот „животворящий пинок“ пониже спины», – с мрачным удовлетворением подумал Павлов, пролистывая свой блокнот, куда он выписал к совещанию мысли и тезисы из материалов пакета Хацкилевича, сейчас спрятанного от нескромных взглядов широкой общественности в сейфе. – Гм… гм… – прервал Павлов очередного радетеля отступления. – В общем, так, «отступанцы» и «все-по-пути-бросанцы» вы мои дорогие… Дорогие – в том смысле, что ваши идеи все «лишнее» по пути бросить, то есть оставить наступающему противнику, слишком дорого могут обойтись и мне, и всему Западному фронту, и лично вам, кстати, в конечном счете, когда за все брошенное отвечать придется. Так вот, слушайте меня внимательно и не говорите потом, что не слышали. Все эти ваши пораженческие мысли и настроения немедленно прекратить! Да, ни наступления, ни контрнаступления в качестве ответа на агрессию врага, как это планировалось до войны, у нас не получилось. Почему не получилось – этот вопрос сейчас уже не так важен, и к нему мы вернемся значительно позже. А сейчас, раз уж наступать не получилось, нам нужно как можно скорее переходить к обороне. Повторяю для особо непонятливых и излишне торопливых – не к отступлению, не к отводу войск, не к передислокации штаба фронта, а именно и только к обороне! Или вы все забыли, что именно через нас, через Белоруссию и конкретно через Минск, идет самый короткий и удобный для противника путь на Москву?! Забыли, для чего в свое время строилась «Линия Сталина» вообще и Минский укрепрайон в частности?! Или вы приказ наркома обороны Тимошенко о том, чтобы Минск ни в коем случае не сдавать, не читали?! И в том, что с приказом ознакомлены и приняли его к исполнению, не расписывались?!. Ах, и читали, и расписывались?! Тогда что же вы мне тут упорно одно только отступление предлагаете?!! И ничего другого, кроме отступления!.. Павлова, прервавшегося на секунду, чтобы набрать воздуха и продолжить воспитание своих штабных, прервал стук в дверь и последовавшее за этим появление в кабинете генерал-лейтенанта Филатова. Осунувшийся, с красными от недосыпа глазами и землистым от сильной усталости лицом, генерал-лейтенант, тем не менее, старался держаться бодро. Извинившись за задержку – по пути на совещание его машину заметили пролетавшие поблизости немецкие истребители и устроили охоту, но все обошлось, – Филатов занял место за столом для совещаний. И сразу же, что называется, попал под софиты. – Вот как раз очень хорошо, что вы так вовремя появились, товарищ генерал-лейтенант, – переключился на него Павлов. – Доложите обстановку в окрестностях Минска и действия вверенных вам войск. Видя, что Филатов, который только-только устроился на стуле, снова собирается вставать для доклада, махнул рукой. – Докладывайте сидя – вижу же, что сильно устали. Генерал лейтенант Филатов, ранее командующий 13-й армией и только вчера утром принявший командование над всеми войсками на Минском направлении, тем не менее, в обстановку вникнуть успел и доложил четко. – Товарищ генерал армии, в настоящее время оборона на подступах к Минску организована силами и средствами четырех стрелковых дивизий. Из них 64-я и 108-я дивизии 44-го стрелкового корпуса удерживают оборону по линии Дзержинск – Заславль – Стайки с использованием оборонительных сооружений Минского укрепрайона, а 100-я и 161-я стрелковые дивизии 2-го стрелкового корпуса занимают полосу обороны восточнее и северо-восточнее Минска. Мой штаб сейчас развернут на командном пункте 44-го корпуса, в Ждановичах. Конкретно в районе Минска наши четыре стрелковые дивизии атакуют: с северо-запада, со стороны Молодечно, три танковые и одна моторизованная дивизия 39-го моторизованного корпуса 3-й танковой группы Гота; с юга, со стороны Дзержинска, еще две моторизованные дивизии 47-го моторизованного корпуса 2-й танковой группы Гудериана. Всего примерно семьсот танков, но – и это для нас очень хорошо – танки большей частью легкие. Встретив заинтересованно-вопрошающий взгляд Павлова – ему данные по составу и численности немецких войск под Минском переслал Хацкилевич, а у Филатова-то они откуда? – генерал-лейтенант с загадочной и немного гордой полуулыбкой достал из своего планшета карту и передал ее командующему фронтом. – Вот, товарищ генерал армии. Накануне сводная боевая группа разведчиков 64-й и 108-й стрелковых дивизий атаковала одно из оперативных подразделений штаба 39-го моторизованного корпуса немцев. В результате ночного боя немецкие штабисты были частично уничтожены, а разведчики захватили карту боевого развертывания группы армий «Центр». Павлов, натурально опешивший от таких новостей и таких подарков, быстро просмотрел немецкую карту. Сомнений не было – оперативная обстановка и расположение немецких частей на ней, в том числе планируемое в ближайшей перспективе, полностью совпадали с данными на карте, присланной Хацкилевичем. А он-то все голову ломал, как ту карту для своих штабистов залегендировать – на пальцах ведь все не объяснишь… И тут Филатов, с подлинной немецкой картой, на которой вся необходимая информация указана – прямо как по заказу! Павлов аккуратно свернул карту и передал ее своему начальнику штаба с коротким указанием «в работу», а сам снова повернулся к Филатову. – Ну что сказать, генерал-лейтенант, молодчина ты, и разведчики твои тоже большие молодцы, – оторвавшись от изучения карты, позволил себе некоторую фамильярность Павлов. – На всех, кто участвовал в атаке и добыче карты, готовь представления к наградам и не мелочись – я подпишу. Еще есть, что сказать? – Есть, товарищ генерал армии. К сожалению, дальше все не так хорошо, как хотелось бы, и больше порадовать особо нечем. Обстановка по всей линии обороны крайне тяжелая. Там, где наши части успели занять оборону в сооружениях Минского укрепрайона – пусть не полностью и не все, но хотя бы половину от общего числа оборонительных сооружений, – там войска оборону держат уверенно и немцам дают хороший отпор. К сожалению, таких мест мало, а остальные районы обороны укрепрайонов занять не успели… Из-за недостаточности сил и средств дивизиям приходится занимать довольно протяжённые линии обороны. В частности, 108-я дивизия обороняет сорокакилометровый участок фронта, а 64-я дивизия – участок протяженностью пятьдесят два километра. При этом у указанных дивизий практически полностью отсутствует артиллерия дивизионного звена, в том числе гаубицы, а также буксируемые средства противовоздушной обороны. Вновь встретившись взглядом с Павловым, на этот раз недоумевающим, Филатов грустно пояснил: – Дивизии дислоцировались в Смоленске и Вязьме, при переброске под Минск тяжелую артиллерию буксировать было нечем, а сами дивизии эшелонами шли только до Минска, оттуда направлялись занимать рубежи обороны в пешем строю – какая уж тут артиллерия, и все остальное, что на себе не унесешь… – Продолжайте, – угрюмо бросил Павлов, при этом многозначительно посмотрев на своего начштаба, генерал-майора Климовских, а потом и на начальника артиллерии фронта, генерал-лейтенанта Клича. – То небольшое количество артиллерии, что дивизиям все-таки удалось захватить с собой при переброске под Минск – в основном полковые 76- и 45-миллиметровые противотанковые пушки, которые можно перемещать силами пехоты, а также артиллерия, размещенная на рубежах обороны Минского укрепрайона и в окрестностях города, – не может использоваться с достаточной эффективностью, поскольку имеет место острый недостаток снарядов, а подвоза их из тылов совершенно нет. Более того, собранные командиром 64-й стрелковой дивизии с миру по нитке и направленные в Минск за снарядами грузовики не только не привезли снаряды, но даже и сами не вернулись обратно, в результате чего транспорта в 64-й дивизии больше вообще нет… Павлов жестом прервал доклад Филатова и снова нашел взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, своего начальника артиллерии, генерал-лейтенанта Клича. – Где снаряды?! Потом повернулся к заместителю начальника штаба по тылу полковнику Виноградову: – И где грузовики, посланные за снарядами с передовой?!! Вы что – под трибунал захотели, товарищи красные командиры?! Так это сейчас быстро можно организовать – у нас здесь как раз и начальник особого отдела, и представитель наркомата госбезопасности присутствуют… Наливаясь яростью и взмахом руки отметая попытки обоих что-то сказать в свое оправдание, Павлов вскочил со своего места и прорычал: – Разрешаю обоим покинуть совещание, и чтобы не позднее, чем через час, вы мне доложили о том, что грузовики нашлись и процесс погрузки снарядов для отправки на передовую уже идет! Причем не только в 64-ю дивизию! А начальник особого отдела вас проводит, поможет, чем сможет, и заодно сразу расследование начнет, кто это у нас тут такой хозяйственный, что транспорт из боевых частей забирает. Не иначе, на этих грузовиках тоже отступать собрался. Или это твое указание, полковник Виноградов?! Нет? Ну, тогда выполняйте, жду доклада. И когда Клич в компании Виноградова, как ошпаренные, выскочили из кабинета, а за ними заторопился особист, Павлов снова повернулся к Филатову: – Продолжайте, Петр Михайлович. – Слушаюсь, товарищ генерал армии. Накануне немецкие войска нанесли мощный удар в стык 30-го и 118-го стрелковых полков 64-й дивизии. Бои продолжались несколько суток, некоторые населённые пункты – Заславль, Рогово, Ломшино, Ошнарово – по нескольку раз переходили из рук в руки. Наши войска, неся большие потери, смогли сдержать наступление превосходящих сил врага, при этом уничтожив значительное количество танков, бронетранспортёров и автомобилей наступавших немцев. Так и не сумев прорваться на этом участке, немцы двинулись в обход Минска на Острошицкий городок. Там их встретили 100-я и 161-я стрелковые дивизии, которые сейчас ведут тяжелые бои, отбивая многочисленные атаки и даже местами переходя в контратаки. К сожалению, и там тоже наблюдается острая нехватка артиллерии и противотанковых средств. Однако командир 100-й стрелковой дивизии, генерал-майор Руссиянов, нашел оригинальный и эффективный способ борьбы с немецкими танками в условиях недостатка артиллерии и ПТО. Опираясь на свой испанский боевой опыт, он раздобыл на Минском стеклозаводе бутылки – вывез чуть ли не десять грузовиков, потом отыскал где-то несколько тонн горючего и обеспечил своих бойцов бутылками с зажигательной смесью в большом количестве. В результате, вчера, в ходе проведения контратаки, без артиллерии и вообще без противотанковых средств, только бутылками с зажигательной смесью, бойцы его дивизии уничтожили более десяти танков противника! А всего за время оборонительных боев под Минском дивизия Руссиянова уничтожила около ста танков, до пятнадцати бронемашин, более шестидесяти мотоциклов и более двадцати противотанковых орудий противника – вот боевые донесения Руссиянова по результатам боев. – Филатов достал из планшета и передал Павлову несколько листов донесений с описанием хода боевых действий, а также точными данными по потерям советских и немецких войск.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!