– Отстаньте! Пошли к черту! О господи! Вот это денек! Они что, сегодня все спятили?! Возле Ниночки стояли четверо парней лет по двадцать – прилично одеты, можно даже сказать, модно. Возле них – новенькие красные «Жигули»-«копейка». Ниночку ухватили за руки и нормально тащили в машину, а она упорно сопротивлялась, да так умело, что один из мажоров от ее пинка полетел на землю, матерясь так, что позавидовал бы и грузчик овощного магазина. И тут же звонкая пощечина – опять Ниночке прилетело! Да что за день сегодня?! То ли я нагрешил, то ли она нагрешила – но только нам сегодня так насыпали за наши мнимые прегрешения, что хватит на несколько месяцев! Или даже лет! Правая рука у меня глухо ноет – бил-то я в полную силу, не жалел ни себя, ни противника. Левая… левая тоже не слава богу. Но что делать? Подскакиваю сзади и втыкаю кулак в почку того, что слева возле Ниночки. Он глухо охает и валится на землю. Кровавые ссаки ему обеспечены, и надолго! Второго хватаю за руку и без всяких церемоний и предупреждений просто ломаю ему два пальца. Он воет, и я ударом под дых отправляю его в нокаут. Третий бросает руку Ниночки, становится во что-то подобное боевой стойке, идет на меня. Типа боксер, да? Тогда получи! Резко бью в пах, и парень падает в отключке. Почему они все думают, что я буду драться по боксерским правилам? И вообще по каким-то правилам! Я вояка. Я старый, тертый, подлый в бою и злой в сражении вояка! Для меня на войне нет подлости, нет никаких правил – кроме одного – побеждать! Выполнить приказ командира и выжить! А может, и не выжить – но выполнить приказ. А вы, твари, – щенки против меня, старого волкодава с порванным ухом! Четвертый завизжал – тоненько так, будто испуганный щенок. Я догнал его уже тогда, когда он садился на водительское сиденье – видать, это его была машина. Я дважды ударил его головой об угол дверного проема, разбивая эту голову в кровь, и он вырубился, закатывая глаза и заливаясь красной жижей. Теперь убрать их с глаз – я адрес назвал, такси наше приедет сюда. Где-то нам надо тусоваться, пока за нами едут? В общем – одного забросил в багажник, двух закинул в салон, на заднее сиденье. Что интересно – они даже не очнулись, когда я их грузил. Как мешки с картошкой, каждый килограмм по семьдесят весом! Так-то здоровые ребята… Интересно, что, когда грузил их, Ниночка вышла из ступора и попробовала мне помочь – хваталась за ноги «полутрупов», мол, одному мне будет тяжело. Хе-хе… смешная такая! Отогнал – пусть лучше не мешает, а то еще в крови перемажется. Платье-то такое красивое у нее одно! Беречь надо! Как ни странно – аргумент про платье сработал, и Ниночка отошла, кусая губы и заламывая руки наблюдала за погрузкой. Хорошо, что людей рядом не было, – мы в какой-то глухой двор заехали, тупик. Впрочем – если бы были люди, возможно, что эти козлы к Ниночке бы и не полезли. Кстати, эти – совсем даже не кавказцы, мажоры, точно, вполне славянской наружности. Говорю же – я не ксенофоб! Если надо навалять пилюлей – что кавказцам, что русским мажорам – всем наваляю! Интернационалист, ага. Еще минут пятнадцать ждали нашего водителя, – я вычислил, откуда примерно он должен подъехать, мы прошли вперед, встали в тени, чтобы нас не было видно (благо, что Ниночка в черном, как ниндзя, ну и я не в особо светлом), и так дожидались, поглядывая на шевеления в «жигуленке». Побитые мной типчики начали отходить только минут через десять, и то не все. Двум из них, похоже, крепко досталось. Очень крепко. Когда появилась наша «Волга», я с облегчением вздохнул и, через минуту очутившись на заднем сиденье, скомандовал: – Давайте к Ниночкиному дому. Да побыстрее – ее мама ждет! Ниночка благодарно сжала мою руку и положила мне голову на плечо. Я посмотрел – глаза ее закрыты, правая щека немного припухла, а на лице такое выражение лица, как у ребенка, которого наконец-то забрали из детского сада, пусть поздно, но забрали. М-да… вот я ей сегодня устроил приключение! Просто охренеть! Честно сказать, даже не пойму, как получилось – какого черта они все ТАК к ней клеились? Ну ладно бы выглядела как шлюха, так наоборот! У нее вид принцессы – «И не подступись!» Хмм… может, этот ее вид и вызвал такую агрессию и такое желание утащить? Доступных девушек полно, а вот такая, неприступная, холодная, чистая, – она одна! Вызов! Ее надо добиться, хотя бы и силой! Это мои измышления, конечно. Может, просто так совпало, не повезло. Совпадения бывают всякие, такие, в которые иной раз и не поверишь… К десяти часам Нина, конечно, не успела. Мы подъехали, когда на часах была половина двенадцатого. Я вышел из машины проводить – сегодня Нине хватит уже приключений, надеюсь, в подъезде нас не ожидают три маньяка и пять торговцев живым товаром. Нет, не ожидали. Я поднялся с ней на третий этаж, ее квартира была направо первая, попрощался, и тут она бросилась мне на шею, впилась в губы крепким поцелуем, а когда оторвалась от меня, тихо сказала: – Вы такой классный! Вы такой замечательный мужчина! Вы самый, самый лучший на свете! И нажала кнопку звонка. А я поспешно ретировался, успев услышать сердитый голос Нининой мамы: – Как ты могла?! Ты посмотри, который час! Я тут испереживалась вся, хотела уже звонить в милицию! Тебе всего восемнадцать лет, ты знаешь, что случается с молоденькими девушками на улицах?! Восемнадцать лет. Она себе год прибавила для солидности, точно! Ох я и старый ловелас… на молоденьких потянуло! Черт подери, у меня же любимая жена в другом мире! У меня тут женщина, беременная от меня! А я втрескался в молоденькую девчонку?! Это не любовь. Это гормональный шторм. Я прекрасно это все понимаю, но ничего не могу с собой поделать! И самое главное – не хочу… Водитель молчал, я тоже. Говорить не хотелось. Ныли кулаки, и я попросил подъехать к какой-нибудь круглосуточной аптеке. Пожилая провизорша посмотрела на мои припухшие кулаки и выдала каких-то мазей и примочек, пообещав, что завтра буду уже как огурчик. Я ей поверил. Дорога до Дома творчества не заняла много времени – дороги пустые, лети и лети! Дождик давно закончился, мостовые проветрило, и они были сухими. Холодный ветер, пустая дорога, и ночные деревья машут руками-ветками, будто стараясь меня задержать. Первым делом забрался в душ – горячий душ для меня сейчас самое то. Потом вытерся, надел чистые трусы и майку, намазал себе кулаки дурацкой вонючей мазью. Свинцовые примочки, так вроде называется? Смешно, но, если бы я дрался с этими козлами насмерть – руки были бы целы. Почему так? Потому что я бил бы в такие места, удар в которые вызывает гарантированную смерть или же калечит. А мне нужно было только выключить подонков, а что лучше вырубает, как не удар по башке? Была бы дубинка… другое дело! А так… я бы мог выбить им глаза, вырвать кадык, сломать шею. Отобрать нож и этим ножом всех положить. Но меня тогда бы гарантированно вычислили. И нашли. А так есть шанс, что особо усердствовать не будут. Все ведь живы? Ну да, слегка поломались, ну и что? Никто ведь не убит! Сейчас не девяностые годы, до настоящих, жестоких и злобных бандитов еще далеко. Вряд ли заявят в ментовку – не тот контингент. С этими мыслями я и лег спать. Провизорша не обманула. Утром руки еще побаливали, но опухоль практически сошла. Я спокойно мог работать. Встал спозаранок, снова отправился на пробежку, хоть и очень не хотелось – после вчерашнего безобразия мечтается как следует отлежаться. Но на то она и воля, чтобы толкать человека, заставляя делать не то, что он хочет, а то, что должен. С его точки зрения, конечно, – должен. Не впервой мне преодолевать свою слабость и лень. Привык. После физкультуры – на завтрак. Забавно – теперь меня многие знают, а я вот как-то и не особо кого знаю. Здороваются, я отвечаю, улыбаюсь. Подсаживаются за мой стол трое моих уже хороших знакомых – обмениваемся дежурными фразами, потом говорим ни о чем. Не стал рассказывать, зачем ездил в Москву. Так… бумажки подписать. Но откуда-то троица уже знает, что именно я подписывал. Откуда? Дежурная, черт ее подери! Телефон-то через коммутатор! Вот правильно говорят – не надо лишнего болтать по телефону! Хотя… какая разница? Ну и знают, и что? Что мне с этого? Ни холодно, ни горячо. Просто не хотелось, чтобы завидовали. А то, что завидуют, – в этом никакого сомнения нет. Паршин даже в сердцах высказался: «Ну вот что такого особенного в ваших книгах?! А эти черти иностранные – в очередь за ними стоят! Издатели буржуйские! Магия какая-то, да и только!» Я и сам знал, что магия. Колдовство! Сам не ожидал. О чем тут же и сообщил троице новых приятелей, и мои слова были встречены дружным хохотом – мол, ври, да не завирайся! Небось считаешь себя гением и прибедняешься! Всяк писатель обязательно считает себя гением, а всех остальных графоманами, только виду не подает! Честно сказать, я не считаю себя гением и графоманами всех подряд не считаю, но разуверять в этом людей не стал. Пусть как хотят, так и думают. Плевать. Что-то в их словах, конечно, есть… но не до такой степени, чтобы быть правдой. Пока сидел за завтраком, неожиданно для самого себя принял решение – я буду писать «Гарри Поттера»! Но только не слово в слово, даже имена изменю – я возьму идею, идею, которая всколыхнула мир. Идею о мальчике-волшебнике, сироте, который учится в магической академии. А сюжет уже сам напридумаю, в первый раз, что ли? И получится – вроде как я и не украл чужой труд, а идеи… ну что идеи? Они носятся в воздухе! Мало ли кто изобрел электричество – главное, кто воплотил в жизнь идею использовать его в народном хозяйстве! Вот закончу с последней книгой серии «Звереныш», и вперед! В принципе, мне осталось дописать совсем немного. За два дня добью и за новую эпопею возьмусь. День прошел в работе, только ближе к вечеру позвонил Зине. Она была непривычно холодна, отвечала односложно, но я не особо по этому поводу переживал. Все-таки беременна женщина, а у беременных – у них характер ох какой сложный! Знаю, плавал… Вот доделают квартиру – буду ее в Москву вызывать. Пусть тут рожает. И снова за работу. Выходил из номера, только чтобы пообедать да поужинать. Полдничать не ходил. Спать лег в двенадцать часов, за день забабахал авторский лист текста, как в былые времена. На машинке вообще-то это сложно, даже на хорошей, электрической. Эх, где ты, мой любимый ноутбук! Как я к тебе привык! Утром снова пробежка, турник, отжимания, бой с тенью. Потом завтрак, в номер, и работа, работа, работа… К вечеру все-таки добил книгу – написал благословенные слова: «Конец книги» и, откинувшись на спинку стула, шумно выдохнул – есть! Готово! Надо будет отвезти рукопись в издательство – так быстрее, чем почтой, и… снова в бой! Новая книга! Покой нам только снится! Упаковал рукопись, разделив ее на три экземпляра – один чистовой, тот, по которому долбит машинка, и два через копирку, качеством похуже. Чистовой и один копирный – в издательство, один копирный – мне, пусть лежит. Так… на всякий случай. Вдруг пожар в издательстве! Или конкуренты бомбу взорвут! Впрочем – насчет бомбы и конкурентов – это в мой мир. В девяностые. Тут о таком еще и не слышали. В этот раз лег спать рано – часов в десять вечера. Новую книгу начинать пока не хотелось, старую уже закончил – а что еще делать? С коллегами общаться? Щас начнут снова ныть о том, что их мало печатают и мало дают денег, а вот фантастам – все! Надоело это нытье… хоть из номера не выходи. И тут вдруг в дверь тихонько так, осторожно постучали. Я насторожился, встал с кровати, подошел к двери, спросил: – Кто? Кто это? За дверью неразборчиво пискнули, я ничего не понял и, плюнув, – приоткрыл дверь, забыв даже, что стою в одних трусах. В щель между косяком и дверью шмыгнула фигурка в форменном халате горничной, и мою шею обвили ласковые, но крепкие руки: – Я не могу без вас! Я не могу! Я еле дождалась, когда приеду на работу! Я смотрел в лицо Нины и не знал, что ей сказать. Нет, ну а что тут можно сказать? Про двух жен, одна из которых беременна? О том, что я старый пень, который только выглядит молодым и крутым, но мне пятьдесят лет, черт подери! Она младше моей дочери! Чуть не во внучки мне годится! Да, я все это ей сказал. Сказал, что мы не можем быть вместе, что у нее еще будет молодой парень, который сделает ее счастливой. Что она совершает гигантскую ошибку, о которой потом пожалеет. Что я не хочу ломать ей жизнь. Что… что… что… полчаса я вываливал на нее всю ту информацию, которая обязательно должна была отвратить Ниночку от такого старого и никчемного мужика, как я. Уж так старался, так старался! А она слушала. Слушала, каменея лицом, и ничего не говорила. А потом подошла к двери под моим тоскующим взглядом человека, который вот-вот готов заскрежетать зубами от бессильной на себя злобы (такую девчонку упускаю! Идиот!), – и заперла дверь. А затем сбросила с себя халат, оставшись только в кружевных трусиках и таком же лифчике. И еще в темных чулках – тех, что я ей купил в «Березке». Подошла ко мне и, хозяйским жестом усевшись верхом на мои колени, впилась мне в губы долгим поцелуем. А когда оторвалась от губ, задыхаясь, сказала: – Молчите. И не говорите глупостей! Вы самый лучший, и я знаю, что делаю! И не смейте мне больше говорить чуши о вашей старости и неготовности. Я ее чувствую, эту вашу готовность! И куда девалась несмелая девушка, красневшая после каждого неловкого слова?! Впрочем, в полутьме комнаты мне не было видно – краснеет она или нет. То, что мы с ней делали, – было нормально для мужчины и женщины, которые хотят друг друга и получают друг друга. Главное было – не порвать трусики и лифчик в процессе осуществления мечты. Все-таки французское белье, не хухры-мухры. Ниночка, как я и ожидал, оказалась девственницей. Везет мне на девственниц в этом мире! Леночка… теперь Ниночка… и все молоденькие девчонки! Любят тут нашего брата-писателя, ох как любят! Даже такого старого волка, как я. А потом мы лежали, обнявшись. Ниночка у меня на груди – влажная от любовного пота, томная и сонная, усталая и довольная. Как она мне потом призналась – ожидала, что первый раз будет очень болезненным, и очень этого боялась. Но все оказалось совсем не страшно, я был нежен, терпелив, и она почти не почувствовала боли. А вот оргазм получила практически сразу – так бывает, если партнер на самом деле очень нравится. Ну… так я слышал в своем времени – может, и врут. Отдохнув, мы сделали это еще раз. А потом еще, меняя позы, медленно, наслаждаясь каждой минутой, каждой секундой нашего соития. Ниночка тихонько стонала, вздрагивала, тяжело дышала, закатывая свои прекрасные глаза, а я наслаждался тем, что доставляю ей наслаждение, иногда, впрочем, удивляясь своей неутомимости. Да, помолодел, точно! Восемь раз за ночь – с самой своей молодости такого не бывало! Измотанные, мы уснули уже под утро. А когда я проснулся – Ниночки уже не было. Только отпечаток на подушке, пахнущий французскими духами, да свитая в жгуты простыня, свидетель наших ночных безумств. В голове было звеняще пусто и хорошо. Я будто освежился, войдя в бурный и холодный горный ручей. Что там у нас с Ниночкой впереди – не знаю, но эту ночь я точно не забуду. Снова на пробежку – расслабленный, вялый, но довольный. Шлепаю кроссовками по еще не до конца просохшей земле и в такт бега мурлыкаю под нос: «Все выше, и выше, и выше… стремим мы полет наших птиц! И в каждом пропеллере дышит… спокойствие наших границ!» Добежал до реки (там небольшой пляжик с белым песком. Но по понятной причине никто еще не купается – холодно!), подумал секунд пять и, скинув с себя одежду, голышом (трусы тоже снял, рядом-то никого нет!) бросился в воду. Уххх! Будто огнем обожгло! Ни хрена себе! Ощущение такое, будто эта вода только что вытекла из-под снегового сугроба! Что, впрочем, вполне себе, вероятно. Но – хорошо! Просто замечательно! В прежней жизни я бы не решился разгоряченным прыгнуть в ледяную воду – воспаление легких заработать как-то не хочется. Но сейчас, чувствую – все обойдется. Организм перестроился – быстро восстанавливается, легче переносит нагрузки. Но задерживаться в воде не стал. Побултыхался у берега – по грудь – и на берег. Подождал минут пять, обсыхая на ветерке и на уже пригревающих лучах утреннего солнца, и принялся натягивать на себя одежду. А что, хорошо получилось! Надо взять себе на вооружение – пробежался, нырнул, освежившись, и снова на пробежку, кровь разгонять! Прекрасно! Честно сказать, мне тут, в Доме творчества, стало нравиться. Тихо, спокойно, опять же – Ниночка! Жаль, что она послезавтра уедет. Впрочем – а кто мешает мне встретиться с ней в Москве? Вот квартиру закончат ремонтировать… И тут же острый укол вины. – Зина! А как же Зина?! Я за все время позвонил ей один раз! Ну да, она почему-то холодно со мной разговаривает – не пойму почему, но это ничего не значит. Надо будет сейчас ей позвонить. Обязательно позвоню! Проделав весь комплекс упражнений, отправился в номер, тщательно вымылся, оделся, критически осмотрел тренировочную одежду Честно сказать, от нее уже… хмм… попахивало. Много поту пролил! Подумал пару секунд и снял трубку телефона. Ответила дежурная, та самая, что была в день моего приезда. – Доброе утро, Михаил Семенович! Что хотели? – Вы знаете, какая проблема… мне бы как-то постирать одежду. Тут прачечной поблизости нет? – Как не быть? Все у нас есть! Я сейчас пришлю к вам горничную, она соберет одежду и отдаст в стирку. – Замечательно! – обрадовался я, сложил барахло в кучку и стал дожидаться горничной. И дождался. Ниночка выглядела слегка смущенной и, когда я чмокнул ее в припухшие губки, тихо сказала, краснея и пряча глаза: – Вы не подумайте… я не такая развратная! У меня до вас никого не было! (Как будто я этого не понял – пришлось простыню замывать.) А то, что я ночью творила… это как бесы в меня вселились! Сама не знаю, что со мной такое получилось! Никогда не думала, что такое… такое буду вытворять! Мне стыдно даже вспоминать! Я притянул ее к себе, Ниночка пискнула от неожиданности, когда я взялся руками за ее попку и приподнял над полом. Потом подошел к кровати, опустил ее на постель, рывком задрал халатик и, уцепившись за трусики, сдернул их к ступням. Трусики упали на пол, а Ниночка замерла, будто мышь, загипнотизированная змеей. Когда я вошел в нее, она глухо и глубоко вздохнула, застонала и негромко, захлебываясь словами, проговорила: