Быстрый душ, быстрое одевание, и тревога, внезапно кольнувшая в грудь, стоит мне закрыть дверцы шкафа. Есть причины? Объективно – нет, но уговоры не помогают, и вниз я спускаюсь ни разу не довольный. А всё почему? А всё потому, что просыпаться рядом с любимой девушкой и просыпаться без неё – это два разных настроения. Противоположных, и это подтвердит любой нормальный любящий мужик. – Илья, – улыбается мама, отставив чашку. – А Машенька ещё спит? Твою. Мать. Всплеск адреналина разгоняет сердце, заставляет сжать руки в кулаки и медленно прикрыть веки. Шкаф! На полках не было Машиным вещей, внизу не белел чемодан, а стол в спальне добивал девственной чистотой. Вот что царапнуло взгляд, но какое там! В тот момент мозг проектировал помолвочное кольцо для девочки, которая решила стать самой умной. – Илья, что случилось? Абзац случился. Паника? Не-ет… Бешенство. Чистое, незамутнённое, приправленное обидой бешенство. Не замечаю, как оказываюсь на улице. Всё, что вижу, сквозь белёсую дымку собственного рваного дыхания – Иваныча, обпинывающего колёса джипа. За спиной хлопает дверь, и он вскидывается, напарываясь на мой взгляд. Его шаг как мои десять, и спасает Иваныча только положение друга семьи. – Когда? – Хриплый голос не узнаю даже я сам, да и похрен. – Илья… – Когда она улетела? Злые слова бьют под дых меня же, заставляя на мгновение задохнуться от спектра ощущений. – Четыре часа назад. С-с-с… старый хрен! Не Иваныч, отец, но, мать вашу, его нельзя сейчас волновать. А то грёбанный рецидив. – Илья, где Маша? – Мама всегда была умнее нас обоих вместе взятых. – Это Глеб, да? – Что и требовалось доказать. – Александр Иванович! – обвиняюще. – Я ничего не мог сделать, – виновато качает он головой. – Татьяна Михайловна, я человек подневольный… – Да какой ты подневольный, Александр Иванович!.. – слышится в отдалении. Где-то совсем далеко, так, что не достать. Меня не достать. Зло запустив руку в волосы, я запрокидываю голову. Подумать бы, понять, что делать, разобраться, но никак. Не тогда, когда по темечку гребанным интегралом долбит понимание, что она улетела сама. И завыть бы тем самым волком, но куда там. Ещё не хватало довести до больницы и маму. – Идём. Подхватив её под руку, не глядя на Иваныча, я возвращаю её, в едва накинутой сверху шубе, в дом. Грудь давит, дыхание срывается, и внезапно оказывается, что с Дианой была полная хрень. – Илья, я заставлю Глеба объясниться! – Она удерживает меня за рукав. – Он вернёт Машеньку обратно, даже если ради этого надо будет заработать второй инфаркт! – Мам… – усмехнувшись, я ободряюще пожимаю её руки. – Не волнуйся, всё хорошо. – Хорошо?! Ты же не в себе! Ты в зеркало себя видел?! Вряд ли захочу в ближайшее время. – Илья, ты же белый весь! – Сбросив шубу на руки помощнице, она подходит, касаясь холодной ладонью моей щеки. – Ты же любишь её! И Машенька тебя любит! – Как бы не так. – Это всё Глеб со своими выкрутасами, он заставил её уехать! – она яростно поджимает губы. – Мам, Машу невозможно заставить. – Каждое слово, как гвоздь в крышку моего гроба. – А, значит, она уехала сама… Неделя, мне пришлось застрять там на грёбанную неделю! Выматывающую, сложную и звездец какую долгую. За всю свою жизнь я ничего так не ждал, как выйти, наконец, из кретинского «ВИП-терминала» в своём аэропорте. И, может, было бы легче, если бы одна бессмертная Красная шапочка вспомнила, что я ей говорил про претензии и объяснения. Но нет, нам, мать вашу, двадцать три, у нас красный долбанный диплом и мы всё знаем лучше всех. Прибил бы. Хотя нет, это слишком просто. Вот приеду домой, отосплюсь, найду свою любимую Машеньку и наглядно покажу, как ведут себя взрослые дяди, когда их бесят. Особенно так – не отвечая ни на звонки, ни на электронку, даже не читая грёбанные мессенджеры, в которых она зависает. Не спасёт её даже то, что отец дословно передал весь их разговор. И про разность, и про «Илье нужно думать о будущем», и про всю эту херь, которой старый интриган замусорил голову моей любимой прелести за какие-то семь минут. Семь, мать вашу, минут! Грёбанный рекорд. И, хуже всего, что после наших разборок отец вдруг заболел. Якобы по-настоящему, едва передвигаясь, и то исключительно до туалета, что подтверждали врачи, но… Да плевать. Факт в том, что вместо обещанного года, он на следующий же день взял и тупо скинул на меня всю свою компанию. Не остановило даже то, что мама наотрез отказалась с ним разговаривать и, тем более, навещать в больнице. И вот теперь, задолбленный всей этой предпринимательской мутью по самое не хочу, я возвращаюсь домой. Исключительно для того, чтобы найти некоторых особо впечатлительных, хорошенько отшлёпать, а потом привязать на хрен к кровати. Лекцию буду проводить. И хрена с два отпущу, пока Машенька не наденет на палец моё… или своё?.. кольцо. В состоянии аффекта купленное в день её грёбанного побега. Квартира встречает пустотой, тишиной и пылью. Бесит. Всё бесит, и доброй девочке Маше пока ещё Морозовой придётся снова спасать, в этот раз мир, от злого меня. Иначе всё, кранты их дипломам. Зеркало в ванной показывает меня, с перманентно прищуренным взглядом, усмешкой на губах и напряжёнными мышцами. Потому что у побега моей прелести оказался ещё один побочный эффект, я перестал спать. Не то чтобы совсем, но так хреново, что в копилку моего бешенства падает ещё один плюсик. Ладно, сегодня меня должно вырубить с концами. Сутки на ногах они сутки и есть, и хочется верить, что завтра наказывать свою сладкую девочку я стану на трезвую голову. Если не сорвусь раньше и не перейду непосредственно к пряникам. Маша – Маш? Маша, ты спишь что ли? – Что? – оторвавшись от сложённых перед собой рук, я растерянно смотрю на Артура. – Не спи – замёрзнешь! – веселится он исключительно по-доброму, вот только смеяться не тянет. Потому что сон после всего этого исчез как вид. Хотя не сказать, чтобы Шестинский-старший меня оскорбил, вообще ни разу. Всего лишь объяснил, что молодость это, конечно, прекрасно, но не в данном конкретном случае. И что Илья увлёкся, не только поставив под удар любимую работу, но попутно лишив себя возможности стать кем-то большим. Возможности сменить Глеба Ильича, и добиться действительно многого. А всё потому, что у меня планы и мечты, у меня учёба и карьера в перспективе. Так что, вместо того, чтобы отдать всё внимание собственной жизни, Илья играет в большую любовь. Со мной. И верит в неё сам, но… Разве любовь начинается вот так? Резко, быстро, ни с того, ни с сего… – Ага, – вздохнув, я подпираю падающую голову кулаком. Шестинский-старший просто озвучил мои собственные мысли, извинился за прежнюю резкость и обронил, что машина и самолёт в моём распоряжении. И даже сейчас, неделю спустя, я не могу сказать, что он был не прав. – Ты сегодня вечером свободна? Я что?.. Сердце срывается на бег, а я вдруг просыпаюсь. Это ведь то, о чём я думаю? – Свободна. – Пойдём развлекаться? – Присев передо мной, Артур заставляет выпрямиться на стуле. – Развлекаться? Торможу, ой торможу… До идиотизма. – Ну, да… В клуб. Ты как к танцам?