Если бы просто связь, не было бы у меня столько проблем. – Это слухи, Иван Сергеевич, – вежливо скалюсь я. – Уверены? – недобро прищуривается тот. – Абсолютно. Серьёзно, я сейчас должен был испугаться и что? Броситься писать по собственному? – Хм… – ректор задумывается на мгновение. – Что же, тогда поговорим по-другому. Мария?.. Это за ещё за на хрен?.. Но нет, меня не глючит, из-за моей спины, где вдоль стеночки стоят несколько простых стульев, выходит Машенька. Под мой прищуренный взгляд выходит, нервно прикусив губу. – Мария, вы состоите в связи со своим преподавателем, Глебовым Ильёй Глебовичем? А вот даже интересно, и, иронично вскинув бровь, я жду ответа любимой прелести. – Нет. Звездец кому-то будет. Вечером. – То есть вы официально подтверждаете, что не имеете половых сношений с… – Да папа! – взбрыкивает Машенька. – Что за бред?! Вот это бред… Охренев почти как от её побега, я очень медленно возвращаю взгляд на ректора. Встречаюсь с раздражёнными глазами как бы отца, несколько томительно долгих секунд играю в гляделки и только после медленно поднимаюсь. А Машенька уже в курсе, меня вредно бесить. И походу сегодня мы едем за наручниками. Меховыми, чтобы не повредить нежные ручки, но охренеть какими надёжными. – Значит, с отчислением проблем не было?.. – Отчислением?! – гремит где-то за мной, но по хрен. Всё потом. Мои тридцать три несчастья отступают на шаг, цепляются каблуком за ковёр и закономерно планируют разбить затылок. Хорошо, что с реакцией у меня всё в порядке. – Радость моя… – Оценив сюрприз, я смотрю на, строящую неприступный вид даже в моих объятиях, Машеньку. – Ты в курсе, что о таком, – кивок в сторону ректора, – надо предупреждать? – Кто бы говорил! – раздражённо откидывает она голову, чтобы посмотреть на меня снизу вверх. – Из тебя тоже так себе предупреждатель! – Илья Глебович! – тем временем, с угрозой в голосе, пытается привлечь внимание Иван Сергеевич, – принимая во внимание… – Секунду. Обернувшись на мгновение и хмыкнув в ответ на офигевшее лицо своего непосредственного работодателя, я достаю из кармана уже мой сюрприз. Который моя любимая прелесть благополучно обломала. Себя, кстати, обломала, но это ладно, возмещу позже. – Подержите… Бросив, заломившему бровь, ректору раскрытую коробку, я возвращаю внимание Машеньке. Раздражённой и смущённой одновременно. То есть она хотя бы понимает, что поступила неправильно, да? Это уже хорошо, с этим можно работать. – Что ты делаешь?! – дёргается было прелесть, но куда там. Не одного меня прошибает от права собственности, и Машенькины глаза закономерно поддёргиваются поволокой в ответ на моё ни фига не платоническое объятие. – Я, логичная моя, на тебе женюсь. – Лучшее предложение в моей жизни. Единственное, кстати, и запоминающееся. Будет что внукам рассказывать. – В смысле женюсь?! – Так, пока непонятно чего в глазах моей сладкой девочки больше, паники или радости, но это мы тоже выясним позже. Не под охреневшим взглядом её отца. – Да с чего ты взял, что я?.. Вместо ответа – взять её правую руку и надеть нежное колечко на безымянный пальчик. Поднести ладошку к лицу, и поцеловать место, которое прямо говорит о том, что теперь она моя. Понять, что Машенька молчит и смотрит шокировано распахнутыми глазищами. – Я говорил, Маш, что ты мне нравишься? – Нервный кивок и такой же нервный взгляд за моё плечо. – А то, что мне не шестнадцать тоже говорил? – Да последнее время ты чего только не говорил! – взрывается моя прелесть, забыв об отце. И всё, я тоже забываю. Потому что, чувствуя себя как никогда в жизни, целую теперь точно мою девочку. Со всеми закидонами мою, и даже с родителями ректорами-академиками. Целую, шалея от того, что всё будет. И моя прелесть в белом платье, и тосты, и слёзы родителей, а, может, и проклятья… И первая брачная ночь тоже будет. Моя первая. Особенная. Так, чтобы до звёздочек и на всю жизнь. И много чего ещё будет, но это потом… А сейчас Машенька сама прижимается ко мне всем телом, одной рукой схватившись за плечо, второй легко царапая затылок ногтями. И смотрит не верящими, смущёнными, но радостно-взволнованными обалденными глазищами. – Молодые люди, я вам не мешаю? Моя прелесть знакомо краснеет и, хмыкнув, я легко целую её в нос, перед тем, как повернуться, походу, к тестю. – Нисколько, – веселюсь в ответ, встречаясь с насмешливым взглядом ректора, задумчиво крутящего в руках коробку от кольца. – Мы, собственно, уже всё решили. – Ты, Илья Глебович, конечно, в конец охренел, но… – констатирует Иван Сергеевич, переводит взгляд на Машеньку, и вздыхает. – Маш, ты уверена? – Я подумаю, пап, – повторяет она его вздох. И как бы в смысле подумаю?! – Радость моя… – с угрозой поворачиваясь к ней. Угрозой запереться в ближайшем свободном кабинете, отшлёпать и… И всё, фантазия пробуксовывает, стоит понять, что её вздох насквозь лживый, а сама она светится каким-то нереальным, фантастическим светом. – Зарплату не подниму, – насмешливо хмыкает ректор, оказавшийся вполне себе адекватным мужиком. Сработаемся. – Оставьте себе, – отзываюсь в тон. – Лучше бы я дочь себе оставил, – слышится ворчание, но… – А дочь теперь моя. Вся и разом. И даже Сибирь нас теперь не разлучит.