Часть 41 из 42 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И Велисова становится жалко даже мне.
– Оформим. – Снова перехватывая всё-таки нетрезвые и потому особенно игривые руки. – Маша, да?
Вопрос, ставший вдруг жизненно важным.
И она понимает, всё прекрасно понимает, но молчит. Секунду молчит, другую, доводя меня до инфаркта. И за мгновение до, изогнувшись, одним слитным движением снимает с себя кружевное безобразие.
– Такое «да» тебя устроит?
Не знаю, во что там хотела поиграть моя самая сладкая девочка, но то, что доигралась, это сто процентов.
Потому что осознать себя удаётся лежащим без футболки, с Машенькой, сидящей на самой проблемной моей части тела. Относительно одетой, но вполне себе ритмично двигающейся Машенькой, которую приходится притормозить, с силой удержав за бёдра.
Не помогает. Ни хрена не помогает после её согласия.
– Я думала так со всеми, а так только с тобой, – через срывающееся дыхание признаётся она, ложась сверху.
– Отшлёпать бы тебя за такие откровения! – резко сглотнув слюну. Потому что так – только с ней.
– Давай, – подначивает моя прелесть.
Да не просто так, а откровенно издевательски приподняв аппетитные ягодицы, чтобы потом медленно потереться о мои джинсы, которые в том месте скоро лопнут на хрен от натяжения.
И я переворачиваюсь, подминая Машеньку под себя.
В два удара сердца она остаётся ни в чём, и всё, координаты потеряны, коды взломаны, а пароли введены.
– Сбегать ещё будешь? – хриплым шёпотом, очерчивая все обнажённые изгибы.
– Не-ет! – Моя любимая прелесть выгибается навстречу.
– Отлично.
Внутри горит, болит, натягивается и, в целом, имеет вопросы к тому, почему мы всё ещё не в ней. Но у меня осталось незаконченное дело, маленькое, но очень важное.
– А теперь, сладкая, – многообещающе прищурившись и зафиксировав её руки над головой, – обещанная лекция о взрослых дядях и их реакциях.
– Издеваешься? – поочерёдно бесполезно дёрнув руками, Машенька переводит на меня потрясающий взгляд.
– Да.
И буду издеваться.
Над собой.
Всю оставшуюся жизнь.
Эпилог
– Маш, ты издеваешься?
– Ну, Илья, пожалуйста…
Долбанный ты интеграл!
И нет, моя любимая девочка не стесняется, просто страдает очередным приступом конкретной хрени. А я со смирением влюблённого идиота это ей позволяю.
– Радость моя, это цирк похуже нашего с тобой сибирского! – выдыхаю зло, но всё же торможу на магазинной парковке за два квартала до университета.
– Я, между прочим, о тебе беспокоюсь! – забирая с заднего сиденья сумку, обижается Машенька. – Профессиональную этику, знаешь ли, никто не отменял.
– Этику или Велисова? – скрипя зубами.
Потому что бред. Не отпускать её всё это время и высаживать заранее, лишь бы кто-то не увидел – так и вовсе отдающий паранойей. Причём её паранойей, потому что всем остальным глубоко плевать, кто и с кем спит.
Пообсуждают недельку и забудут.
– Илья!
– Радость моя, ты меня доведёшь в один прекрасный момент, и факт наших свершившихся отношений я объявлю по громкой институтской…
Ладно, признаю, любимая прелесть схватывает на лету. Особенно то, как меня можно быстро и очень эффективно заткнуть. Хотя в её случае можно обойтись даже без поцелуев, одного взгляда хватит.
– Пожалуйста! – Нежной ладошкой по моей щеке и широко распахнутыми глазищами по сердцу. – Давай я выпущусь и всё, больше никаких тайн?
– Тайны, Машенька, закончатся все и разом, если этот полудурок ещё раз к тебе подойдёт! – раздражённо выдохнув, отстраняюсь я от неё. – Или любой другой смертник, которых у вас развелось столько, что пересдач не хватит.
– Артур просто извинялся!
Ага, извинялся. Склонившись к ушку моей девочки, когда она надела слишком охрененное декольте.
– Последнее китайское предупреждение! – пытаюсь порычать, но куда там. Прошаренная Машенька кладёт руку мне на бедро, чтобы я разом подавился всеми своими претензиями.
– Ревнуешь? – тихо смеётся она.
– Люблю, – хмыкаю в ответ и убираю её ладонь.– Чеши, давай, пока я не передумал.
Одна пара, вторая…
Скучно так, что я с трудом удерживаюсь от зевка. Первокурсники ожидаемо тупят, не поднимая взгляда от конспектов, а ибэшников у меня в расписании сегодня нет. Машеньки нет, на которую можно отвлечься, предвкушая вечер и всё остальное.
И понятно бы секс, но нет, в отмороженной голове предыдущий вечер, фильм, разметавшиеся по моему плечу волосы и ощущение безграничного, какого-то нереального счастья.
Хоть работу бросай, тем более что Добронравов, то ли науськанный отцом, то ли правда сработавшийся со мной за эту неделю, звонит каждый божий день. Консультируется, мать вашу. Как будто без его вопросов у меня мало развлечений.
– Илья Глебович. – В аудиторию заходит та самая истеричка, слившая проректору наш с любимой прелестью первый поцелуй. – Вас требует Иван Сергеевич.
Да ладно? Накосячить по-крупному я не успел, а других поводов для вызова к ректору как бы нет. Если только Машенька не накатала заяву, что я её совращаю.
Хмыкнув, я смотрю на часы.
– Сейчас приду.
Держать, заинтересованно вскинувших голову, недостудентов смысла нет, до конца пары двадцать минут, а мне только до кабинета идти не меньше трёх.
– Так, – хлопнув в ладони, привлекаю я внимание всех тридцати умников. – Сегодняшние задачи переносятся на следующий раз, считайте, что сегодня вы везунчики. И готовьтесь, уважаемые, к двойной раздаче через три дня. – Бросив взгляд на календарь, я сверяюсь, что да, следующая пара у них через три. – Свободны.
Собраться, дойти до главного корпуса и бросить равнодушной молоденькой секретарше:
– Лютует? – Кивком указав на дверь в святая святых.
– Ждёт, – ровно отзывается натренированная ещё недавно сама студентка.
Ждёт, так ждёт.
Без особого трепета открыв тяжёлую деревянную дверь, я вхожу в ректорский кабинет.
– Вызывали, Иван Сергеевич?
– Проходите, Илья Глебович, садитесь.
Ректор, пожилой мужик неопределённого возраста, коротко кивает на, стоящее перед столом, кресло.
– Какие-то проблемы?
Не то чтобы раньше я трепетал перед главным своим работодателем, но сейчас зачатки опасений отбило напрочь. Главным образом той самой предпринимательской неделей, в которую с кем только не пришлось лаяться на пару с Добронравовым. Неудивительно, почему у отца проблемы с сердцем, терпеть столько тупости это надо уметь.
– До меня дошли слухи, – сцепив руки перед собой в замок, начинает он, – что вы имеете связь с собственной студенткой.