– Так, Мишель, скажи… отвечай честно, как это было и где ещё у тебя раны, – требует он, придвигаясь ко мне. – Он кричал… обзывал тебя и меня… он порвал твои письма… они были моими, а он порвал. Я ударилась головой… потом ремень… как ты тогда… по плечу… и я упала… не удержалась и упала на вазу… она дорогая была… мама на аукционе купила… и я порезалась, а потом бежала… ноги, – бессвязно бормочу я, а он кивает, с каждым моим словом я ощущаю ярость, разрастающуюся в нём, но пытаюсь поднять руку, чтобы схватить его за плечо. Сил нет, они словно онемели. – Мистер Холд, – рядом появляется домработница и ставит перед ним всё, что он просил. – Иди и звони Грегори, пусть живо едет сюда, – бросает Ник, и Лесли кивает, торопливо выходя из ванной комнаты. Он пытается закатать рукава рубашки, но со злостью разрывает её на себе и отбрасывает в сторону. С каждой секундой моё сердце возвращает свой более спокойный ритм, пока из горла вырывается хриплое дыхание. Ник обмакивает бинт в воде и подносит к моему лицу, сосредоточенно обтирая его и всматриваясь. – Он ударил тебя сюда, – гневно цедит он, дотрагиваясь до щеки. – Синяка не будет, только лёгкий и у виска. Он знал, как бить тебя, кто-то научил его делать удар с захлестом. Такие делают, чтобы причинить максимум боли и минимум следов оставить. Это… это из моего мира… его кто-то научил. Убью… убью за то, что позволил себе это. Убью за тебя, крошка. – Ник… не надо, – прошу я, а из глаз снова скатываются горячие слёзы. – Он не имел права, Мишель. Ты моя… моя сильнейшая боль, – кривится Ник, шипя слова, проговаривая их с ненавистью и огромной яростью. – Я обязан защищать тебя, а меня снова не было. – Нет… нет, Ник, я сама виновата, я напросилась… – Это не причина, это не оправдание и не ищи их ему. Никогда… никогда в жизни я не хотел вернуться обратно, только бы сделал это и пережил миллион раз свой ад, лишь бы не видеть тебя сейчас вот такую, – он яростно мотает головой, подхватывая меня на руки и пересаживая на свои ноги, обнимая меня и укачивая в своих объятьях. – Боже, Мишель, я должен, слышишь? Должен показать ему, что такое боль… твоя боль и моя. Тише, Тише, крошка, не плачь… не плачь, – баюкает он меня, прижимая к себе и целуя в волосы. Его руки, голос, весь он – бальзам для моей истерзанной души, и моё исцеление, но мне так гадко внутри, я боюсь… теперь боюсь за Ника и последствия. – Не дай мне потерять тебя, пожалуйста, – шепчу я, пытаясь соединиться с ним любым способом, быть ещё ближе, быть в нём. – Я с тобой, – заверяет он меня, дотрагиваясь своей прохладной ладонью до моей горящей щеки. – Если ты сделаешь это… мне придётся возненавидеть тебя, понимаешь? – Подаюсь вбок, чтобы насладиться этой лаской, которая стирает с моей души отпечаток горечи. – Я не хочу… не смогу без тебя, Ник. Просто будь со мной… только мне больно… так больно. Мои руки… я не чувствую их, и мне холодно, – шепчу я, закрывая глаза. – Мишель, даже не вздумай это делать! Быстро открывай глаза и дыши, давай, – Ник встряхивает меня и поднимает за подбородок к себе. Его голос такой твёрдый, такой уверенный даёт мне силы, выполнить его слова и посмотреть мутным взглядом на него. – Дыши, родная, дыши, – шепчет он, гладя меня по щеке. – Давай, вдох и выдох, всё будет хорошо. Всё будет хорошо, Мишель, я обещаю. Только прости меня, прости и прими, ведь я тоже не хочу никого другого, кроме тебя. Крошка, ты… я… ты должна знать, что я… – Мистер Холд, я здесь, – раздаётся голос справа от нас, перебивая его тихую речь. – Грегори, надо наложить швы, как я увидел на один порез минимум три, лучше четыре. На другой два также бедро, там тоже два. Удар по голове… затылок, она не чувствует рук, и её вырвало, – быстро говорит Ник, одновременно подхватывая меня на руки и выпрямляясь. – Несите её на кровать, подложите ей под ноги подушки, чтобы был приток крови к сердцу… лучше отвезти в больницу, чтобы запаять… – Нет, это огласка, ты знаешь об этом. Я не дам никому узнать, что её кто-то тронул, понял? Так что делай всё аккуратно, иначе сам прирежу. – У неё останутся шрамы. – Ничего, потом отшлифуем. Он должен видеть, что натворил… что чуть… я чуть не потерял её. Разговор мужчин проходит где-то далеко от меня, но я чувствую мягкую постель, а затем уколы… несколько… в левую руку. – Мистер Холд, не дайте ей заснуть сейчас, пока не зашью всё и не обработаю. Мы должны знать о состоянии, ведь здесь нет мониторов. – Понял. Мишель, – рядом со мной ощущается тепло, и я слабо улыбаюсь ему, как и нежное прикосновение к щеке меняет мои ощущения внутри. – Ты всё сделала правильно… ты приехала ко мне, – шепчет он. – Обещай, что не тронешь его, – едва слышно произношу я. – Не могу… после того, что он сделал с тобой… – Боюсь… боюсь потерять тебя… так не дай мне это сделать, не исчезай… не трогай его, я виновата в этом, – перебиваю я его и приоткрываю глаза, тут же издавая стон от очень яркого света над нами. – О, Мишель, – его голос полон боли и бессилия, и теперь я могу спокойно вздохнуть, доверяя ему полностью. Зная, что он выполнит мою просьбу. – Не отпускай меня… я теряю нить, которая связала меня с тобой. Он любил бить меня по ступням, где этого не было видно. Тонкими розгами, смачивал в воде и бил, требуя от меня звуков. Затем заставлял ходить босыми ногами, чтобы оставлять после себя следы. Он видел… наслаждался кровью, как и я. Но только не с тобой, Мишель… крошка, только не ты. Сейчас я не понимаю… ведь вижу столько крови, но она не радует меня, только вызывает желание наказать его. Тогда я был маленьким… слабым, не имел возможности постоять за себя и за них, но сейчас… Я не могу противиться этому, поэтому не отпускай меня, – его признание отзывается в моей душе болезненными спазмами, слёзы уже привычно скатываются из глаз. Я только приоткрываю рот, чтобы ответить ему, признаться, что люблю его и никогда не отпущу. Но голос постороннего просит Ника перевернуть меня и подать ему другую руку. Я как кукла, которую крутят и зашивают, теперь я вспоминаю, что тут есть ещё врач. Мы не одни, но я ничего не чувствую. Тело стало лёгким, неподвижным, а разум совершенно не концентрируется на событиях. – Я привёз шоколад, завтра ты его попробуешь. Жаклин передаёт тебе привет. Ты ей очень понравилась, хотя ты не можешь не понравиться. И моя мать без ума от тебя. Там, где ты, люди теряют разум. Откуда такая сила надо мной? Даже сестра прекратила меня третировать. Но Жаклин предупредила меня, что больше не продаст мне шоколад, если я обижу тебя, – раздаётся его голос, и я улыбаюсь ему. – Она хорошая. – Да, но ты лучше. В разы лучше, такая маленькая, такая моя. Я хочу почувствовать себя варваром… тем самым Зевсом, который украдёт тебя и спрячет на своём острове, и никто… ни единая душа не сможет помешать мне любоваться тобой, слышать твой смех и просыпаться от смертельного сна, видеть краски и знать, что это всё твоё. Прости меня за то, что я такой неправильный, а ты ещё хуже, потому что моё подобие… стала частью моей, неотрывной, но я должен… понимаешь, я не могу дать тебе… не знаю, что мне делать больше. Ничего не знаю… первый раз не знаю, куда мне пойти, куда податься, только бы сердце не билось так громко за тебя. Не знал, что моя глупость приведёт к таким последствиям. А я не углядел… не угадал… не успел и не смог защитить тебя. – Ник, – выдыхаю я, пока он гладит меня по волосам, и я теряю эту связь с ним, проваливаясь в сон. – Я всё обработал и вколол успокоительное со снотворным. Девушке необходим отдых, ноги не так сильно порезаны, к утру затянется. А вот руки… пришлось забинтовать их и наложить прокладки, а завтра приеду и перевяжу. Также у неё, скорее всего, лёгкое сотрясение. Но надо съездить в клинику. Если будет тошнить, то в срочном порядке. А так… было и похлеще, вы сами знаете, Мастер. – Спасибо, Грегори. Да, знаю, но она не одна из них, – я чувствую, как тепло ускользает, и я издаю судорожный стон, испуганный и отчаянный. – Тише, Мишель, тише, всё хорошо, – шепчет Ник, укладывая меня и накрывая мягким одеялом. – Тебе надо поспать. – Обещай… не уйдёшь… будешь рядом, – из последних сил прошу я. – Мне надо… – Прошу, Ник, обними меня и не уходи, мне больно без тебя, – я сглатываю ком в горле и слышу его приказ, чтобы Грегори потушил общий свет и оставил рецепт в гостиной. – Обещаю, не уйду, – его руки смыкаются вокруг меня и мягкий поцелуй в волосы благотворно действует на мою истерзанную душу, пока разум растворяется в золотом свечении его нежности. – Спи, крошка, больше никто тебя не тронет. Больше нет вариантов выбора. Ты. На первом месте… Двадцать седьмой шаг Громкий крик пробивается в моё сознание, и я с ужасом распахиваю глаза, садясь на постели, и моргаю, судорожно пытаясь понять, что случилось. Вокруг меня слабое знакомое освещение, я поворачиваю голову направо и вижу только смятую подушку. Мои ноги опускаются на холодный пол, меня немного покачивает, пока я иду, чтобы узнать, где Ник и кто кричит. Я замечаю свет, доносящийся из гостиной, хмуро осматривая тёмные стены, которые кажутся чуждыми. Я сильнее запахиваю халат, который неведомо откуда на мне оказался. – Ник, – хрипло зову я его и слышу торопливые шаги. – Миша, – передо мной появляется совершенно иной человек, и я удивлённо озираюсь. – Что… что ты тут делаешь, Люк? Где он? Что происходит? – Шепчу я. – Она здесь! Я нашёл её! – Кричит он и достаёт из заднего кармана верёвку. – Я говорил, что спасу тебя… говорил, но ты не верила, – его улыбка больше похожа на оскал, что я отступаю от него, слыша, как другой человек выбегает из тёмного коридора. – Папа? – Взвизгиваю я. – Где Ник? Что вы с ним сделали? – Неблагодарная сука, – шипит отец, наступая на меня вместе с Люком. – Твой Ник так сильно любит боль, что мне пришлось… как мне понравилось дать ему попробовать его же наслаждения… – Убирайтесь отсюда! Ник! – Кричу я, разворачиваясь, чтобы убежать и запереться где-нибудь, но натыкаюсь на ледяное тело, перекрывающее мне путь. Моя голова медленно поднимается, и я встречаюсь с блёклым взглядом. – Теренс, – в ужасе шепчу я, не имея больше возможности двинуться. – Сука, ты предала меня. Предала, – низким голосом произносит он, хватая меня за локти, но я начинаю кричать, извиваться в его руках. Он толкает меня в другие руки, которые продолжают царапать мою кожу, и я чувствую, как руки болят, окрашиваясь под повязками в красный цвет. – Нет! Ник! Нет, не трогайте меня… не трогайте меня! – В панике кричу я, отбиваясь уже от миллиона рук, толкающих меня и ударяющих то по голове, то по лицу, то по груди. Я оступаюсь и, потеряв равновесие, лечу спиной куда-то с громким криком, зажмуривая глаза и плача. И снова меня хватают, но я дерусь, как из последних сил… – Мишель… крошка, это я. Я, – знакомый голос доносится до моего затуманенного разума, но я не в силах открыть глаза, только всхлипывать и прекратить бороться. – Ник, они… тебе больно, – мотаю головой из стороны в сторону, цепляясь в него руками, а он обнимает меня, гладит по спине, пытаясь успокоить. Но так страшно, словно я горю в собственном аду из боли, постанывая и хныкая.