– Тут людей много, – шепчу я, смотря на похожую публику, что и внизу. – Да, потому что мы учимся на опыте друг друга, – отвечает он, обнимая одной рукой меня за талию, мы проходим мимо людей, полностью поглощённых тем, что происходит впереди. Их даже не волнует то, что мы их обходим, перекрываем обзор. Их не смущает их внешний вид, и это заставляет меня признать, что эти люди здесь действительно получают то, за что их в обычной жизни могут высмеять. Во мне живёт двоякое чувство: хочется уйти отсюда, и никогда не знать о существовании этого клуба. Но вот второе – подсознательный интерес увидеть подтверждение того что Ник находится тут, не даёт мне развернуться и убежать. И я вглядываюсь, продолжая всматриваться в каждого мужчину, уже не в лицо, пытаясь угадать своего Ника, а по татуировкам, телосложению и просто почувствовать его. Но ничего. Ни один мною не узнан. Вздыхаю, когда мы останавливаемся, и перевожу взгляд вперёд. Обычный, на первый взгляд, спортзал, где висят канаты, какие-то перекладины на стенах, приспособления для накачивания мускул. Но к сожалению, это не так. – Что это? – Вглядываясь в то, что привлекло моё внимание, тихо спрашиваю я. – Это мумификация. Красиво, да? – Восхищённо отвечает Роберт. Но я не нахожу в извивающемся теле, подвешенным к потолку вниз головой, никакой красоты. Блестящая прозрачная плёнка в свете ламп, направленных на пару, практикующих это занятие, каждый раз отражает блики, когда девушка двигается, пытаясь освободиться. – Она же задохнётся. Скажи, чтобы прекратили, – панически шепчу я, хватая Роберта за локоть. – Не задохнётся… – У неё рот заклеен и всё замотано! Ей дышать нечем! – Уже повышаю я голос, и на меня оборачиваются несколько людей, спокойно наблюдающих это сцену. А мне отвратительно смотреть, что им нравится эта беспомощность, эта кощунственность к человеческому страху. И они лишь смотрят вместо того, чтобы помочь ему. – Миша, – шикает он на меня, – ладно, пошли, нам и так уже пора. Он хватает меня за руку, расталкивая людей, которые начинают, словно волной, возбуждаться от сдавленных криков жертвы. А внутри меня всё сжимается от желания помочь, от непонимания таких игр, и как это, вообще, может быть реальным. Каждая клеточка моего тела напряжена, а нервы просто на пределе. Я вырываю руку из хватки Роберта и толкаю его в грудь. – Зачем? Я не хочу больше смотреть на такое! Это ужасно! Ужасно! – Кричу я, указывая на дверь, которую он закрывает. – Тогда предлагаю то, ради чего мы пришли. Думаю, разогрев закончился, – словно не слыша моих слов, говорит Роберт, разворачиваясь, идёт к лестнице. – Ты глухой?! Я ухожу отсюда! Вы больные! Все тут больные! – Кричу я, сбегая по лестнице за ним. – Вот как раз сейчас и увидишь, кто из нас самый больной, – бросает он через плечо, и я замедляю свои шаги. – Он тут, – утвердительно говорю я, и Роберт останавливается внизу лестницы, кивая мне, и протягивает руку, чтобы я спустилась. – Сейчас я отведу тебя туда, но ты должна пообещать мне, что такой экспрессии, как наверху у тебя не будет. А если же будет, то держи её в себе. Он не должен увидеть тебя, тогда у нас будут проблемы. Это нарушение, за которое охрана может немного помять. А причина в том, что последний этаж, на который мы сейчас спустимся, принадлежит садистам. И это самое опасное и травматичное направление во всём клубе. Там тихо, нельзя мешать им, когда у них проходит сессия. Из-за этого вмешательства может пострадать нижняя. Ты обещаешь мне, что не издашь ни звука, пока мы там? Не выдашь нас и если захочешь уйти, то дай мне знак, и я уведу тебя, – полушёпотом произносит Роберт, беря меня за руки. – Миша, это не игры, это может быть опасно. – Хорошо, – киваю я. – Пойдём, – он берёт меня за талию, и к нам присоединяется ещё одна пара, огибая лестницу и спускаясь вместе с нами. Но уже на лестнице я вижу, как много людей здесь собралось. Все стоят на лестнице, мало кто спустился вниз к открытой площади, куда падает яркий свет. Это больше похоже на спектакль, чем на что-то страшное. Но мой взгляд останавливается на девушке, привязанной к какому-то приспособлению вроде деревянного креста. Её ноги и руки разведены в стороны, а сама она наклонена животом вперёд. На ней средневековые кандалы, сдерживающие полностью тело. Я сглатываю от увиденного, спускаясь ещё на одну ступень вниз. Она голая, полностью голая, её ягодицы имеют несвойственный розоватый оттенок, а на спине… – О, Господи, это иглы? – Ужасаюсь я, закрывая рот рукой и отворачиваясь к Роберту. – Да, это такой способ навести красоту, чтобы появиться перед Верхним, а точнее, Садистом. Это условие для сессии, это подтверждение того, что она хочет этого и готова к новым ощущениям, – шепчет Роберт, указывая мне взглядом вернуть своё внимание на импровизированную сцену. – Для нас это красиво. Не могу этого сделать, но через силу издаю шумный вздох и снова смотрю на спину, зашнурованную лентой. А лента эта держится на иглах, которые сочными наконечниками играют в ярком свете над девушкой. Сложно передать все свои ощущения, когда ты сама видишь, что люди желают уродства сами. Я осматриваю толпу, с жадностью ожидающую дальнейшего продолжения шоу. И приходит понимание, что я никогда не стану частью их. Как бы я ни любила Ника, как бы ни хотела быть с ним, но для меня вот это всё, что я увидела и узнала, стало невозможным препятствием. На «сцене» начинается какое-то движение, и я моргаю, концентрируя взгляд на чёрных свободных штанах, держащихся на узких мужских бёдрах. Кубики пресса, которые под моими руками когда-то сжимались от возбуждения, играют в свете. Широкая грудь, которую я когда-то покрывала поцелуями. Эти руки, которые я так люблю, и которые умеют дотрагиваться до меня с особой нежностью. Мне не нужно угадывать этого человека под чёрной маской. Это тот, кого я всегда буду искать во сне. Это тот, кто умеет причинить мне боль, не прикасаясь ко мне. Это Николас Холд. – Боже, – по щеке скатывается слеза от сжавшегося горла, когда мужчина полностью вышел на свет. Внутри меня всё перевернулось, словно я очутилась в самом страшном и невероятном кошмаре во всей моей жизни. Это даже не больно, это остро и жгуче отдаётся в груди, как будто меня туда укусила змея, отравив сердце. И теперь оно леденеет с каждым вздохом. – Это его сессия. Они проходят тут крайне редко для публики, в основном закрытые. Но каждый из нас ждёт таких дней. Ведь садисты самые опытные из нашего мира. И каждый доминант или же домина хочет быть похожим на них. Это праздник для всех, – шёпот Роберта на ухо подтверждает все предчувствия, которые когда-то терзали меня. Смотрю на единственного человека, которого люблю в этой жизни, который дал мне много и забрал ещё больше. Мне хочется закричать, попросить его прекратить это, не предавать меня вот так легко и просто. Но я молчу, пребывая в какой-то прострации, не дающей мне даже двинуться. Только сейчас сквозь пелену из слёз я замечаю в его руке какой-то предмет, и прищуриваюсь, чтобы разглядеть его. – Это кнут, особый кнут, сделанный на заказ именно для него. Это его любимый девайс, самый болезненный, самый запоминающийся и самый красивый. Он может разорвать кожу лучше скальпеля, а может оставить только точку. Сейчас начнётся экшен, сама сессия. А до этого был разогрев падлом, – продолжает нашёптывать Роберт. Ник раскручивает кнут, разминая его в руке, и резко взмахивает им, разрывая воздух, и оставляя свист позади, на который публика издаёт восхищенный возглас. Публика, но не я. Я жмурюсь от этого, но зачем-то продолжаю стоять и любить его. – Смотри, никто не умеет вот так работать кнутом, как он. Сейчас он покажет невероятное мастерство, – слышу такое возбуждение в шёпоте Роберта, что кривлюсь от этого. Как в замедленной съёмке я вижу, как незнакомец, которого я думала знаю, разворачивается, вставая спиной к жертве. – Не надо, – одними губами молю его. Ник разминает плечи и шею, а затем резкий поворот и тёмно-бордовый тонкий язык, как молния прорезает воздух, опускаясь на ягодицы девушки. Она дёргается, но я не слышу ни звука от неё, только толпу вокруг. Я отворачиваюсь, а из глаз вырываются крупные слёзы. Ощущения как будто он ударил сейчас меня, но не оставил следа на коже, лишь на сердце. – Посмотри, больше никого не узнаёшь? – Спрашивает шёпотом Роберт, поднимая моё лицо к себе, и разворачивая его к «сцене». Где мужчина, бывший для меня единственным смыслом, готовится к новому удару. Теперь он встаёт боком, что я с лёгкостью могу увидеть татуировки на его спине. А я целовала каждую звезду на нём, я надеялась стать одной из этих звёзд. А в итоге я стою среди людей, к которым никогда не буду принадлежать, и смотрю на то, как мужчина изрезает кнутом моё сердце. Предатель. Ник взмахивает рукой, а бордовая змея в его ладони повторяет движение, делая круг в воздухе, и опускается на левую ягодицу, оставляя после себя алый след, который пересёк первый. Девушка вздрагивает, тряся светлыми волосами, пытаясь, видимо, освободиться, но разве её кто-то слышит? Нет, они все наслаждаются болью на её лице. Её лицо… – Боже… Господи… Лесли, – я закрываю рот рукой, пока в горле собирается огромный ком, когда я узнаю девушку. Новый удар проходится ей между ягодиц, и она раскрывает рот, который заткнут кляпом. И я слышу её крик, я вижу её слезы, катящиеся по лицу, как и по моему. Новый удар не даёт ей прийти в себя, а меня начинает трясти так, что я впиваюсь зубами в пальцы, только бы не закричать. Я не считаю больше ударов, которые оставляют алые следы на белоснежном теле. Они быстрые без возможной передышки, и я удивляюсь, как это ему удаётся. Мой взгляд прикован к сосредоточившемуся, на своей жертве, Нику. Его спина от пота блестит, а грудь вздымается чаще. Но даже с такого расстояния я вижу блеск его глаз. И первый раз за всё наше знакомство я понимаю, что не знала, кто такой Николас Холд. А сейчас я вижу полноценного и настоящего мужчину, которому никто не нужен, кроме наслаждения, болью. Я придумала Ника, но его не существовало, есть только Николас и никак иначе. Мой мужчина был иллюзией, в которую я поверила. И которая сейчас испарилась, оставив во мне кровавый след. – Посмотри, как они гармоничны. Посмотри на его лицо, ему нравится это. Я ведь говорил, что он давно забыл о тебе. Думаешь, сейчас он думает, каково тебе, когда ты видишь это? Ему плевать, что ты со мной, что Люк забрал тебя. Ему на всё плевать, его ничего не волнует. Ещё думаешь иначе? Нет, он никогда не волновался о твоих чувствах. Потому что вот он. И как давно Лесли хотела его, и у неё получилось. Она так хвалилась всем, что она увольняется лишь потому, что ему надоела его блёклая пташка. И он наконец-то решил вернуть своё настоящее «я» с ней. Это его мир, Миша, он принадлежит ему. Нельзя вырвать сердце, которое впитало в себя всю боль. Нельзя заставить человека полюбить бархат после невероятного адреналина. Нельзя человеку подсунуть чёрно-белый фильм вместо красочного. Нельзя изменить Николаса Холда, он садист до мозга и костей. И когда-нибудь ты была бы на её месте. Когда-нибудь он бы сорвался на тебе, как на ней. Когда-нибудь… – ядовитый шёпот проникает под мою кожу, с большей силой отравляя мою кровь. «За что ты так со мной?» Единственный вопрос, крутящийся в голове, и я продолжаю стоять, чувствуя, как моя кожа накаляется от разгорячённого воздуха вокруг. А внутри так холодно, что этот контраст приносит дрожь в теле. На меня словно накатывают чужие волны возбуждения, и я с ужасом кручу головой, видя на каждом лице рядом, полное восхищение и горящий сумасшедший блеск. Это культ, от которого надо бежать. Это ад, в котором горит любовь. Это мой ад и мой мужчина, создавший его для меня. Он моя боль. Громкий крик Лесли через кляп разрывает тишину, и я поворачиваюсь на него, видя, как девушку сотрясает в слабых конвульсиях, и Ник отбрасывает кнут. Какой-то парень ему подаёт обычную бутылку вина, опускаясь перед ним на колени, он берёт её и подходит к девушке, а моё сердце замирает. Его рука в чёрной перчатке дотрагивается до ярких и уродливых отпечатков извращённой любви. И их даже не сосчитать. Меня передёргивает от этого. Он переворачивает бутылку, зажимая горлышко. Резкий аромат алкоголя моментально заполняет тяжёлый воздух вокруг. Алые капли попадают на раны, принесённые Ником. И Лесли извивается под дождём из «бокала вина» после основного блюда. Тело девушки сотрясается в сильнейших конвульсиях, её подкидывает то вверх, то вниз. Она извивается, но освободиться не может из-за цепей на её теле, удерживающих её. А он продолжает лить на неё кровавый напиток. Её крик застревает в моих ушах. Моё дыхание сбивается, и я слышу, как каждый присутствующий замер в ожидании чего-то грандиозного. Последний крик Лесли, и её голова безвольно падает на дерево, а тело расслабляется. Сильнейшая волна от последнего вздоха девушки проходит по залу, и звучат громкие аплодисменты. Резкая тошнота подкатывает к горлу, когда Ник поворачивается к толпе, изгибая губы в победной улыбке. Я не могу больше смотреть на этого человека. Моё сердце не выдерживает боли, которую я сейчас перенесла. Мне противно и так гадко, что я разворачиваюсь и быстро взбегаю по лестнице. Только бы убежать, только бы оставить всё тут. Но я знаю, что с этого момента моя жизнь полностью изменилась, потому что я увидела монстра во всём его обличии. Айсберг, который скрывался под водой, явился для меня во всей красе. И боюсь, что и в этот раз от столкновения с ним, корабль, под названием любовь, потерпел крах и пошёл ко дну вместе со мной. Десятый шаг Словно в бреду поднимаюсь по лестнице, не понимая, что происходит внутри меня. Всё вокруг кружится от переизбытка адреналина в крови. Господи, как его много. Почему так ярко? Меня трясёт от всего, что увидела, я не знаю, куда мне идти, останавливаясь у лестницы, и чувствуя, что ноги предают меня подкашиваясь. – Дорогая моя, сейчас я помогу тебе, – меня за талию обхватывают мужские руки, а затем меня поднимают на руки, и куда-то несут. Но не могу сконцентрироваться на этом, всё ещё пребывая под властью увиденного. Картинки, они бегают перед глазами, смешиваясь с улыбкой нежных губ, с горячим шёпотом, с обещаниями, а затем сменяются свистом кнута и криками. Они такие громкие, они там… внутри меня. Они продолжают терзать меня изнутри. Меня опускают на постель, поддерживая за плечи, и я пытаюсь дышать, поднимая голову на Роберта. – Всё, всё уже закончилось, – успокаивает он меня, но я мотаю головой, срывая с себя его руки и обнимая себя, впиваясь в свою кожу ногтями. Хочется разодрать её, чтобы перебить сильнейшую боль внутри. Боже, как же это невыносимо. Это не отпускает меня, и я не знаю, как с этим справиться. Я не могу сидеть и вскакиваю, тут же падая обратно. – Боже… боже… он убил её… убил, – шепчу я, срывая маску и трясущимися руками, зарываясь в волосы. – Нет, не убил. Возьми, выпей, у тебя шок, – говорит Роберт, присаживаясь напротив меня на корточки, вкладывает в мою руку бокал с ароматом водки. – Нельзя… нет… убил, – как в бреду шепчу я, мотая головой. – Давай, – он уже подносит бокал к моему рту и заставляет открыть его, заливая в меня горячительный напиток, от которого я начинаю откашливаться. Что-то внутри разрывается, и мне хочется закричать, закричать от боли внутри, от страха и от картины, которая стоит перед глазами.