– Он болен, Мишель. Мне жаль тебя… – На хрен пошла отсюда! – Николас, подлетая к матери, сильнее толкает её к двери. Только закрываю глаза, ощущая горечь во рту. Болен, а я больна им. Слишком глубоко больна, чтобы верить в ужасный конец. Слишком люблю, чтобы воспринимать эти слова серьёз. И всё же, они царапают сердце. Дверь хлопает и я, вздыхая, распахиваю глаза, поднимая голову на вошедшего в гостиную Николаса. – Никогда. Больше. С ней. Не встречайся. Тебе всё ясно? – Рыча, подходит ко мне ближе. А я упиваюсь его яростными глазами, его обликом. Не видела кажется так долго, что забыла, как дурманит меня его аромат и приносит спокойствие. – Ты поняла меня? – Повторяет он. – Она сама… – Плевать. Я сказал – никогда больше, – цедит он, отстраняясь от меня. Только киваю, понимая, что задержала дыхание от щемящего сердца внутри. – Николас, – шепчу, наблюдая, как бросает дубликат ключей на журнальный столик и проходит мимо. – Николас, – уже громче, а сердце бешено скачет внутри от страха. Останавливаясь у двери, оборачивается ко мне. Мрачный. В идеальном классическом тёмно-синем костюме и без единого лучика доброты в карих глазах. – Ты ушла. Теперь моё дерьмо тебя не касается, – сухо бросает и хлопает дверью за собой. От этих слов всё опускается к ногам. Закрывая лицо ладонями, падаю на пол, сотрясаясь в рыданиях. Между любовью и болью можно поставить знак равенства. Чем сильнее любовь, тем острее боль. Не слышать друг друга и не верить в чувства ещё опаснее, чем они сами. Это всё вырывается громким криком и слезами из груди, заполоняя разум настолько, что ты не соображаешь. Хочется многое сделать, биться до конца за любовь и отпустить её одновременно. Думаешь, что это легко. Никогда ничего просто не бывает. И за сердце другого человека необходимо сражение против всех. Но что делать, если чужие выводы подбираются к твоему разуму всё ближе. Сходишь с ума, прыгая с одной мысли на другую. И в итоге затихаешь, жалея обо всём сказанном и сделанном. Жалеешь, что дышишь, когда задыхаешься. Жалеешь, что умеешь любить, когда это чувство изгрызает тебя, а ответного нет. Ушёл. Снова. А я бессильна против его нежелания быть со мной, открыться мне. Глупая кукла, крошка, которая одна в этом мире. Одна и ей никто не поможет. Все мы такие, жаждем, чтобы нас пожалели, поняли и вернули. Но не в реальном мире. Сказки не бывает, лишь боль, которую сама ты и нашла. Виновата во всём, и хочешь больше. Распахивая глаза, смотрю на пол и поднимаюсь. Его дерьмо давно стало моим. И если Николас хочет войны за это дерьмо, то он её получит. Сорок первый вдох – Мишель, – вздыхая, устало оборачиваюсь к вошедшему Дэйву. – Да? – Видел фото. Необычно, – улыбаясь, подходит ко мне. – Спасибо. Думала, что, наоборот, будешь ругать, – выключая ноутбук, поднимаюсь со стула. – Всё нормально? Ты какая-то, в общем, плохо выглядишь, – по выражению его лица видны все мысли, которых он даже не стесняется выражать. – Пойдёт, – пожимая плечами, обхожу его, собираясь свернуть фон. – Ладно, не буду лезть. До завтра. У тебя утренняя съёмка, – напоминает он. – Ага. До завтра, – безынтересно бросаю я, убираясь в студии. – Дэйв? – Моментально пришедший вопрос заставляет меня остановить мужчину, открывшего дверь, и обернуться к нему. – Да? – А ты можешь… расскажи мне, если ты знаешь о семье Николаса, – нервно прошу его. Удивлённо вскидывает брови и закрывает дверь. – Мишель, я не думаю, что в моих правах делать выводы… – Ты же не первый раз общаешься с ними и женат, как видно, давно на дочери Пирса, – перебивая его, подхожу и с мольбой смотрю в его глаза. – Я немного знаю, точнее, не интересуюсь ими. Веду дела с Николасом, он бывает у нас в гостях. Бывал, так точнее. Работал с женой, – вздыхает, сдаваясь моему напору. – И какой он? – Николас? – Уточняет Дэйв. – Да, – киваю я. – Неугомонный, – слабо улыбаясь, отвечает он. – У него всегда полно идей, как вытащить прибыль даже из неудачных проектов. Говорит мало, всегда по делу. Примерно месяц назад спрашивал, как мне идея открыть собственное здание искусств, где будут проходить выставки начинающих и одарённых фотографов. Это затратное дело и не всегда выигрышное. Потому что помогать юным дарованиям обычно рискованно. Они могут зазнаться и ничего хорошего не выйдет. Но он очень настаивал, показал проект, сумма, которую готов потратить на это, была очень высока. И я теперь понимаю, зачем так уговаривал меня взяться за это. – Зачем? – Из-за тебя. В тот вечер я спросил, какой смысл в этом? Он ответил, что мечты должны сбываться у тех, кто ему дорог. Отвожу взгляд от мужчины, а сердце сжимается от боли расставания. Так скучаю по нему, безумно, ещё сильнее теперь, после брошенных им слов. Вся уверенность потухла за последние часы, после стычки с его матерью. И, скорее всего, теперь будет меня ненавидеть за то, что я сделала. А врать ему не хочу, не жалею, хотя стыдно. Но не жалею. Ни капли. – Ты спросила о его семье, – продолжает Дэйв, и я возвращаю на него своё внимание. – Насколько мог заметить на торжествах, на которых мы были, он… не знаю, как объяснить это, он другой. Отличается от них, словно неродной. Они громкие, особенно Эмбер, хотя и тут её можно понять. Она мама, а матери все такие. Желают счастья своим детям, но для неё будущее Николаса стало панацеей. Иногда даже неловко, когда она рассказывает о своих мечтах. А он её обрывает и уходит. Пирс пытался говорить с ней, как и многие из наших, но бесполезно. Она не слышит их. – А Люси? – Интересуюсь я. – Не общался с ней, да и не хочу. Избалованная вниманием своей семьи, особенно Николасом. Когда что-то не нравится, то угрожает братом. Когда что-то хочет, то просит у него. А он ей потакает во всём… хм, кроме последней встречи. Истеричка, одним словом, и никто ей ничего не говорит. Проще не трогать, иначе… будет как с Райли, – хмыкает он. – А что было с Райли? – хмурюсь я. – Насколько я знаю, по словам Пирса и жены, когда Люсинде было шестнадцать или пятнадцать, она что-то сделала и чуть не рассорила ребят. А потом выяснилось, что она беременна. И тут тоже сошло всё с рук, брат помог. Райли ненавидит её, старается всем видом показать, как к ней относится. Она ему отвечает тем же. – Она пыталась развести их? Разрушить дружбу? – Уточняю я. – Да. Выходит, что так, но это было давно, и никто точно не знает, что произошло, кроме них самих. – Ясно. Спасибо, Дэйв, – улыбаясь ему, подхватываю сумку и фотоаппарат. – Мишель, – он хватает меня за локоть, останавливая и заставляя поднять на него голову. – Я не могу с точностью ответить, насколько сложны отношения в их семье. Но будь осторожна. Николас и ты очень гармоничны, и мне бы хотелось, чтобы у вас всё сложилось. – Спасибо, – только и могу сказать, когда он отпускает меня. – До завтра. В ответ только тяжёлый вздох и я, закрывая дверь, пролетаю по этажу и спускаюсь на первый этаж. Помню, как Райли отзывался о Люси, а после слов Дэйва полностью уверилась, что она хочет Николаса только для себя. И неважно, кто будет с ним, мужчина или женщина. Хотя женщину она опасается глубже, чем мужчину. Ведь я забираю не только её брата, но и его сердце, решения, внимание полностью. Когда мужчина вроде Райли, претендует только на дружбу, я же жажду любви. Полной. Безумной. Долгой. Живой. Забираю свой заработок и сажусь в машину. Достаю из сумки телефон, снимая блокировку, перебираю кнопкой контакты. Не думая, а лишь желая погрузиться и разобраться с собой и проблемами Николаса, нажимаю на один из номеров. Прикладывая телефон к уху, слушаю гудки, а затем мужской голос отвечает мне: – Райли Вуд, слушаю вас. – Привет. Это Мишель, – отзываюсь я. Только шум раздаётся из динамика, громкие голоса, а затем всё стихает. – Мишель? Какого чёрта ты звонишь мне? – Зло шипит он. – Что у тебя случилось с Люси? – Требовательно спрашиваю я. – Слушай, я устал от ваших разборок с Николасом. Больше в них не лезу и… – Ответь. Почему ты так её ненавидишь? Что она сделала тебе? Почему ваши пути с Николасом чуть не разошлись? – Перебивая его, настаиваю на разговоре. – Чёрт, – тяжёлый вздох летит с того конца телефонного провода. – Кто сказал тебе об этом? И это давнее… не хочу. Всё в прошлом. – Райли. Прошу тебя, помоги мне понять, насколько она жаждет его как мужчину. Я не говорю о брате, потому что её зависимость больная и приравнивается к инцесту. Она не любит его, как сестра, а хочет, как женщина. Так помоги мне, потому что меня уверяют, что он ненормальный. А я не верю, хочу спасти его, вытащить обратно. Она… эта сука его толкнула в тему, поощряла, и сейчас же, когда между нами разногласия, она вновь может забрать его. Не дай мне потерять Николаса. Пожалуйста, – яд перемешивается с отчаянием, и пока шепчу последние слова, слышу на том конце приглушённый стон. – Было время, я подсел на наркотики, и под кафом мне было всё равно, что делаю и с кем делаю. Летом вернулся в Торонто, пагубная привычка прилетела со мной. Николас первым заметил изменения во мне, и пытался докопаться до истины. Я избегал его, тогда и появилась Люси. Ходила за мной, признавалась в любви, помогала даже достать наркотики. Сидела рядом со мной, мы трахались с ней, когда меня уносил кайф. Она не была уже девственницей, о чём прямо сказала мне. Месяц таких встреч, и я не помню как, но оказался в их доме. Громкий крик Николаса, его кулаки, он избил меня за это, обещал посадить за то, что использовал его сестру. Нас разняли родители, меня отвезли в больницу, где у меня началась ломка. Люси пробралась ко мне и принесла дозу, в то же время пришёл Николас, следил за ней. Снова скандал, он ненавидел меня, и обещал убить после того, как она крикнула, что беременна от меня. С тех пор начался ад, меня обещали затаскать по судам, а я всегда предохранялся. Хотя именно в моменты употребления наркотиков не мог ответить даже самому себе, был ли я защищён. Ругались, чуть ли не каждый день, меня заставляли жениться, Николас снова порывался ударить меня. В один из таких дней я заметил невероятно довольное лицо Люси. Она не пыталась скрыть торжество, когда услышала, как он сказал мне, что ни о какой дружбе и речи не может быть. Это насторожило меня, ведь после этого инцидента она пропала. Больше не таскалась за мной, полностью отдав внимание другу. Я пошёл к нему и поставил условие, если она сделает тест на ДНК, и он подтвердит – ребёнок мой, то женюсь. Если нет, то нет. Люси кричала, обвиняла меня, обещала рассказать о моей наркотической зависимости родителям. Николас потащил её к врачу, и там сделали ДНК. Ребёнок был не мой. Мы снова стали дружить, и он вытащил меня из того ада, как извинение за его поведение. Кажется, даже не дышу, пока слушаю горькую речь Райли. Закрывая глаза, падаю на сиденье. – Ты права, Мишель. Я давно заметил это. Она, словно его жена или кто-то вроде этого, не даёт никому подступить ближе. Это потому что он всегда заботился о ней, с раннего детства защищал её. Не дал ей повзрослеть, оставив навсегда ребёнком рядом с ним. – Боже, какой ужас. Какая же она сука, – шепчу я. – Не поспоришь. Будь осторожна, эта девушка может пойти на всё, только бы вернуть его… – И я сама его толкнула обратно к ним, – хныкая, понимаю, насколько необдуманно поступила. – Райли, я ударила его мать. – Что? – Свистящим шёпотом переспрашивает он.