– Шторм, ты помнишь мою Мишель? – Интересуется он, и собака переводит на меня тёмные глаза, а я сглатываю и натянуто улыбаюсь ему. Он издаёт новый заливистый лай и делает прыжок на меня, я успеваю отбежать на другую сторону и сжаться до размера лилипута. – Шторм, сидеть, – приказывает Ник, и он обиженно подчиняется, размахивая хвостом. – Не бойся, мужчинам этого дома ты просто нравишься, и они ничего не могут поделать со своими чувствами, – мягко говорит мне Ник и предлагает руку. Я делаю шаг к нему и хватаюсь за неё. – Пойдём, – он ведёт меня в уже знакомую гостиную и напоследок хлопает в ладоши, что всё погружается во мрак. Отпускает мою руку, и я стою, обнимая себя и чувствуя, что собака совсем близко ко мне. Свет камина озаряет приглушённым сиянием комнату. Ник стягивает с себя пиджак и вешает его на спинку стула, за ним летит галстук. Он бросает на меня загадочный взгляд, я снова сглатываю и не понимаю, что со мной происходит. Ноги дрожат, и я потерялась в себе. Он медленно подходит ко мне, не сводя с меня глаз, останавливается позади и кладёт руки мне на плечи. – Позволь, сниму с тебя пальто? – Шепчет он, и я киваю, опуская руки, помогая ему раздеть меня. Его пальцы проходятся по затылку, он скользит к груди, подхватывая ткань и освобождая меня от верхней одежды. Сразу становится холодно, я ёжусь то ли от страха, то ли от возбуждения, ещё сама не знаю. Нервно облизав губы, продолжаю стоять в шикарной гостиной, пока Ник бросает моё пальто к своей одежде и разворачивается ко мне. – Для начала поешь, ты так ничего не попробовала в ресторане, – беспрекословно говорит он и указывает на стул за столом. – Я не хочу, – голос пропадает, и я едва слышно произношу. – Мишель, садись, – он снова указывает пальцем на стул, и я делаю неуверенные шаги к столу, собака двигается за мной. С опаской бросаю на неё взгляд, и опускаюсь на стул. Ник исчезает за перегородкой-камином. Не могу найти объяснения своему нервному состоянию и напряжению, цепляя руки под столом в замок. Он возвращается с полной тарелкой салата и салфеткой для неё. Расставив всё передо мной, он уходит, оставляя так и смотреть меня на «Цезарь» с креветками. Аппетит так и не приходит, поэтому я не двигаюсь, слыша позади себя его шаги. Он ставит уже открытую бутылку шампанского и молча наполняет два бокала, садится во главе стола. – Ешь, – он указывает головой на салат, и я беру в руки вилку. Пальцы заметно дрожат и как будто окоченели, что я неуклюже втыкаю острые зубья в креветку и подношу ко рту. Сложно есть спокойно, когда ты не можешь расслабиться, и на тебя смотрят, следя за каждым твоим действием. Ник неожиданно встаёт, а я глотаю непрожёванную креветку, что чуть не давлюсь. Я чувствую его позади себя, его пальцы дотрагиваются до моих волос, вздрагиваю от этого прикосновения. Горячая волна моментально подступает к щекам, и мне становится невероятно жарко от одного лишь прикосновения. – Мне нравится, когда твои волосы распущены, – тихо говорит и вынимает шпильки из причёски, локоны тут же падают на плечи, и он кладёт заколки на стол слева от меня. – Что у тебя с Сарой? – Выдавливаю я из себя и слышу громкий вздох. Он возвращается на место и берёт бокал с шампанским, смотря перед собой. – Ты её… проводил сессию? – Слова даются мне с невообразимым трудом, я откладываю вилку и для храбрости беру бокал, делая глоток. – Нет, – отвечает Ник. – Мы просто обедали и ужинали. – Зачем? Она тебе нравится? – Хмурясь, делаю ещё глоток. – Мне нравишься ты, а с ней мы встретились в супермаркете. Надо же было как-то узнать о тебе больше. Что ты делаешь? Что любишь? Что говоришь обо мне? – Спокойно произносит он. – Я тебе не верю, – усмехаюсь, несмотря на него. – Сара очень красивая, открытая и… любит то, что ты. Возможно, неконкретно то же, но похожее. – Мишель, – слышу в его голосе упрёк, но это ещё больше обижает меня, поворачиваю голову на него и уверенно поднимаю подбородок. – Я не понимаю, что ты хочешь от меня, – шепчу. – Я не понимаю тебя. Ты странный… очень странный. Ты меня пугаешь. – Чем же? – Удивлённо спрашивает он. – Всем. Я ожидаю, что ты набросишься на меня или ударишь. Везде где появляешься, происходит что-то ненормальное. Почему ты такой? Почему не… не обычный? – Тихо произношу. – Я не бью женщин, если они об этом не попросят, Мишель. А тебе нужен обычный вроде Люка, который будет оскорблять за спиной, и обливать грязью? Тогда да, я необычный, потому что никогда ни с кем не буду обсуждать девушку, которая находится рядом со мной. Тем более рассказывать об интимных подробностях. – Саре ты нравишься, она готова быть с тобой… со всеми заморочками, – я не знаю, кого сейчас убеждаю его или себя. – Меня не интересует Сара, Мишель. Я вполне ясно ответил на твой вопрос, поэтому не вижу смысла развивать эту тему. Я отворачиваюсь от него, упираясь взглядом в тарелку с салатом. – Ты с ней целовался? – Произношу и ощущаю себя слабой сейчас, потому что боюсь услышать ответ. – Нет. Я ни с кем не целуюсь, я говорил тебе об этом, – отрезает он. – Обнимал ну… или… – Нет, меня она не привлекает. – Почему ты не можешь поцеловать меня? – Упёрто продолжаю загонять себя в угол. – Это мой страх. Я удивлённо поворачиваюсь к нему, ожидая улыбку, но его лицо серьёзно. – Страх поцеловать в губы? Откуда он? – Интересуюсь я. Его плечи напрягаются, и он стискивает зубы. Понимаю, что не хочет говорить об этом, но желаю узнать ответ. – Ник, – прошу его одной интонацией, и он вздыхает, допивая до дна шампанское. – Ты помнишь, что подписала договор? – Да. – Уже в пятнадцать знал, что мне нравится причинять боль девушкам и видеть вожделение в их глазах. У меня была опытная нижняя, которая рассказывала обо всём, об этом тайном мире. В то время о теме БДСМ никто не говорил, это было запретно, вульгарно и извращено, но люди занимались практикой. Она была старше меня на три года, но попробовала многое. На шестнадцатилетие снял номер в гостинице, она обещала мне подарок. Тогда я занимался ванильным сексом с использованием девайсов, только и всего. Во время полового акта, она попросила меня сжать ей горло и целовать. Увлёкся настолько, что она чуть не умерла. Я целовал её, не давая вздохнуть, и одновременно душил, мне это настолько понравилось. Не услышал стоп-слово. Девушка пролежала в больнице и впала в депрессию, шарахалась от меня, как и от всех мужчин. Она уехала, оставив незнающего парня, что делать дальше. У меня появилась новая нижняя, и я понял, что во время сессии, как и во время секса, когда целую кого-то в губы, то отключаюсь. Сознание блокируется, и могу убить человека, ведь на мне полная ответственность за их жизни, это непозволительно. Вторая нижняя тоже получила от меня сильные повреждения. Больше такое не практиковал. С этого момента не занимаюсь сексом во время сессий, я просто получаю наслаждение, выпускаю пар, а потом выбираю ту, которую хочу трахнуть, с использованием девайсов, но не позволяю себе кого-то целовать. Даже желания не возникало. Вот так-то. Он наливает ещё один бокал шампанского и тут же опрокидывает в себя. Я сижу полностью поражённая его рассказом, и пока он говорил, всё это представляла в голове, мне становится… жаль его. Сердце сжимается, а кожа покрывается мурашками от его слов, по телу проходится волна ледяного холода. Меня немного потряхивает, и я не смею больше на него смотреть. – Ты их сильно бьёшь? – Сипло спрашиваю. – Да, – чётко отвечает он, и мне становится плохо. – Почему? Зачем ты заставляешь людей испытывать боль? – Понимаю, что сейчас расплачусь и, сглатывая неприятный ком в горле, моргаю, чтобы помутневшее зрение вернуло чёткость. – Власть, подчинение, безоговорочный контроль. Это мой способ расслабления, выместить свою агрессию и увидеть результат. – Ты садист, – шепчу я. – Я тот, кто я есть. – Прости, это для меня слишком, – качаю головой. – Ни одна нижняя не имеет права смотреть в глаза верхнему. Ни одна нижняя не имеет права перечить ему. Ни одна нижняя не имеет права делать то, что я позволяю тебе. За это их ждёт наказание, но не тебя. Ни о чём это тебе не говорит, Мишель? Поднимаю голову и смотрю на него непонимающе. Он немного подаётся вперёд и его губы растягиваются в улыбку. – Я хочу тебя рядом со мной, не как нижнюю, а как девушку, которую могу держать в своих руках. – Но… эти все сессии, ты же не откажешься от них, – с горечью отвечаю я. – Нет, но у меня в сессиях нет полового контакта, если тебя это волнует. Его слова разбивают все мои надежды и мечты, я усмехаюсь, вставая с места. – Прости, но нет. Это всё не для меня. Я не могу, – качаю головой, и его лицо каменеет на глазах, что в ужасе шарахаюсь от него, а собака тут же поднимается с пола, наблюдая за нами. – Хорошо, – холодно произносит он и встаёт. – Я вызову Майкла и уезжай. Убегай снова от меня. – Я не убегаю. Я не знаю, как… как… ты будешь бить кого-то до полусмерти, а потом улыбаться мне, но я ведь буду в курсе всего. Это… ужасно, – облизываю губы и хлюпаю носом. – Твои руки будут в крови, даже если её не увидеть. Они будут грязными, а я…я просто. Да почему ты такой? – Срываюсь на крик и отворачиваюсь от него, чтобы смахнуть слёзы отчаяния. – Мишель, каждый в этом мире извращенец. Только надо понять степень извращения и принять её, тогда станет легче. Я не могу изменить себя, я такой, какой есть. Да, у меня есть изъяны, но от этого не перестаю быть человеком. Мужчиной, который тоже желает нежности, заботы и тебя, – слышу его шаги позади, но не могу остановить поток слёз, яростно подтирая глаза, ненавидя себя за свою слабость. – Даже ради меня? – Шепча, поворачиваюсь к нему и вглядываюсь в ничего не отражающие карие глаза. Он вздыхает и проводит рукой по волосам, поджимая губы. – Понимаешь, у меня есть наследственная неконтролируемая ярость, которую мне надо куда-то выбрасывать. И я выбрал такой способ, он подходит мне. Если этого не буду делать, то могу сорваться на тебе. Тогда… я не хочу носить тебе цветы на кладбище, – мрачно отвечает Ник. Я опускаю глаза, а в груди так давит, что дышать становится сложно. Почему он? Почему такая несправедливость? – Крошка, – нежно произносит и поднимает моё лицо двумя пальцами, не могу смотреть на него и перевожу взгляд за его спину в темноту. – Я не могу смотреть на твои слёзы, они сбивают меня. Я думал, что всё будет просто. А оказалось так сложно, что теперь сам не знаю, что мне делать с тобой и с собой. Хочу дотронуться до тебя. Хочу поцеловать, хотя это невозможно. Хочу доказать, что я не монстр. Обычный, несколько со странными вкусами, но такой же, как и все, – в его голосе столько боли, что мой подбородок начинает дрожать, а из глаз выкатываются слёзы. Он резко притягивает меня к себе, и я утыкаюсь носом в его рубашку и позволяю просто разреветься, хватаясь за шею. Меня разрывает внутри от сочувствия и желания помочь ему, от его слов, от его неправильности, от него. Я вязну в нём так сильно, что назад дороги нет. Не смогу забыть его, но и принять такую жизнь тоже не в силах.