– Хватит и вашего участия, сержант, – поправил его Митч. – И участия ваших подчиненных. А вот помощь… Если понадобится, обращусь. – Улыбка пропала, рябое лицо обратилось в камень, холодный и непроницаемый. – Пока же мне от вас нужно, чтобы все здесь работало как часы и чтобы у моих людей было все необходимое: бумага, канцелярские принадлежности, телефон, постоянная связь с полицией штата и всеми, кто еще понадобится. Вы, сержант, шестерня, которая должна приводить этот механизм в действие. Не желая больше такое выслушивать, Чендлер направился к выходу. – Я поручаю вам важное дело, сержант, – сказал Митч ему вслед. – Серьезным парням не пристало отвлекаться на сиюминутные задачи. Для этого есть подручные. Чендлер обернулся. – Я не собираюсь разносить вам чай и печенье. Митч засмеялся. – Вот уж спасибо, не надо. С этим мои люди прекрасно справятся и сами. Вам нужно послужить буфером между нами и местными. Ведь неизбежно начнутся вопросы: что происходит? почему полиция на улицах? откуда взялись люди в черных костюмах? Ваша задача, сержант, не допускать паники. – Постоянное тыканье званиями выводило Чендлера из себя. Однако бывший напарник еще не закончил: – Я беру на себя ситуацию в целом, а вы занимаетесь частностями. Чендлер собрался с духом и спросил: – Я смотрю, Митч, ты совсем не изменился? Тот слегка дернул уголком рта. – Могу то же самое сказать про тебя. Дерьмо не становится золотом; неважно, сколько оно пролежало в выгребной яме. – Вот уж не думал, что ты станешь устраивать из этого дела поединок. Теперь инспектор Эндрюс улыбнулся по-настоящему, хотя за улыбкой скрывалось что-то еще. Чендлеру показалось, что он разглядел того, старого Митча, у которого всегда запасен козырь-другой на случай передряги. – Что ты, приятель, он еще даже не начался. 16 Не прошло и четверти часа, как посыпались звонки. Ник отвечать не успевал, поэтому переадресовывал часть из них Чендлеру. Звонили в основном местные, которые уже много лет не видели в городке такой суеты: встревоженные матери, обеспокоенные отцы, возмущенные пенсионеры, смешливые подростки. И все хотели узнать, что за зловещие черные автомобили колесят по улицам. Выдвигались предположения о том, что в Уилбрук нагрянули спецагенты, что в городке проходит шпионский съезд, – чем дальше, тем нелепее. Стоило успокоить одного, тут же звонил второй и спрашивал, не нужно ли приодеться и подготовить комитет по встрече некоего, судя по всему, очень важного гостя. Одни выпытывали, кто это, чтобы первыми разнести слух. Другие – потому что не хотели видеть премьер-министра и его гребаных прихвостней. Каждому Чендлер твердил одно и то же, буквально через силу: в городке все спокойно; пока что лучше посидеть дома; если что-то случится, я лично вам сообщу. Таким образом сержант отделался от десятка любопытных, а потом ему задали самый страшный вопрос: почему перекрыты дороги и почему Джим, Таня и Лука досматривают автомобили. Звонил не кто иной, как преподобный Саймон Аптон, полный негодования, мол, как полиция посмела остановить святого отца. Для обыкновенно выдержанного человека он жаловался чересчур рьяно, как будто у него было что прятать. Вот и еще одно подтверждение слухам, что в прошлом он вел себя далеко не как праведник. – Так вас обыскали или нет? – уточнил Чендлер. – Нет, но меня задержали, а я ехал к Джорджине Паттерсон. Она, знаете ли, очень больна. – Знаю, преподобный. Передайте ей мои наилучшие пожелания. – И все-таки зачем вы досматриваете машины, позвольте спросить? – громогласно поинтересовался Аптон, будто с кафедры во время воскресной проповеди. Пока не сдержанный на язык святой отец не пошел сеять панику, пускай и не беспричинную, Чендлер постарался убедить его, что это профилактическая мера. – Сержант Дженкинс, с какой это стати в целях профилактики перекрывать дороги? Нельзя замалчивать информацию, горожане обязаны знать! Чендлер помолчал, придумывая иное объяснение. – Вы правы. Кто-то совершил кражу в магазине, и мы полагаем, что он пытается скрыться из города. Теперь замолчал преподобный. Он как будто ожидал откровения свыше, врет Чендлер или нет. Наконец ответ пришел. Господа Бога сержант не убедил. – Никто не досматривает каждый автомобиль ради простого воришки. Спрашиваю вас еще раз, сержант: тот человек опасен? Может, он – или она – уголовник? А то еще и беглый? – Нет, преподобный, – ответил Чендлер, сохраняя спокойствие. – Нам просто нужно его допросить. Но чтобы без помех задержать подозреваемого, мы просим всех оставаться по домам. Преподобный тут же зацепился за оговорку. – «Подозреваемый»! Стало быть, уголовник! Мозг Чендлера переключился в экстренный режим. Святого отца нужно было срочно утихомирить. – Преподобный, «подозреваемый» – это такой полицейский жаргон. На самом деле речь всего лишь о человеке, которому надо задать несколько вопросов. Мы только хотим убедиться, что он не угнал ничью машину и ни к кому не подсел. – Ну уж я-то, сержант, точно под преступника прогибаться не стану. В моей машине ему делать нечего. Слава богу. Стоило немного изменить тон общения, и преподобного повело в нужном Чендлеру направлении. – Я понимаю, но у моих сотрудников приказ досматривать все автомобили без исключения. На данный момент мы даже не знаем, где он может быть. Вполне вероятно, что он давно уже улизнул, и тогда пускай с ним разбирается полиция штата. Однако береженого, как говорится, бог бережет. Или вы не согласны? На это представителю Господа на земле возразить было нечего. Он промычал в ответ что-то невразумительное, мол, окажет посильную помощь, спросит на утренней мессе у своих прихожан (да, у всех десятерых, подумал Чендлер), не замечали ли они ничего необычного. Поблагодарив святого отца, сержант повесил трубку. Звонки не прекращались. Каждый, кому случилось застрять на кордоне, считал своим долгом осведомиться, какого черта им не дают проехать. Митч тем временем прикомандировал к себе Ника; тот, пряча голову, бегал мимо Чендлера, выполняя поручения. Сержант в одиночку продолжал отвечать на жалобы и вопросы уилбрукцев, параллельно слушая, где и чем занимаются остальные. Вдруг хлопнула входная дверь. В участок вошли двое подручных Митча и направились прямиком к начальнику, в кабинет Чендлера. Чендлер отвел трубку в сторону и попытался подслушать, что там происходит. Увы, слов было не разобрать. Меньше через минуту подручные вышли и снова покинули участок. Когда Чендлер закончил разговор, появился Митч. – Что происходит? – спросил сержант. – Тебя не касается, – ответил инспектор. – Куда ты их отправил? Снова зазвонил телефон. – Твое дело – успокаивать местных, – напомнил Митч и спросил: – Миссис Джунипер еще не объявлялась? Миссис Джунипер вечно совала нос во все подряд. По молодости, в порыве бунтарства, она выскочила замуж за Кена Мэлоуни, но, образумившись, развелась. Она всегда чуяла, если где-то что-то случалось. По крайней мере, раньше. – Она умерла четыре года назад, – сказал Чендлер. Он ожидал, что Митч что-нибудь скажет или хотя бы нахмурится, но тот лишь безразлично пожал плечами и не спеша вернулся в кабинет. На пути к регистратуре Ник прошел мимо Чендлера. – Куда он их отправил, Ник? Юный констебль, не останавливаясь, молча дернул плечами. По суетливому поведению Чендлер понял – парень что-то скрывает. С появлением Митча их прежде сплоченный коллектив начал понемногу разлагаться. – Эй, Ник? – крикнул Чендлер вслед парню. – Я не знаю, сержант, правда. Они о чем-то шептались, я не слышал. За спиной у Чендлера вдруг снова возник Митч. – Я хочу допросить Баруэлла. – И что тебе мешает? – Ключи у вас, сержант. Чендлер встал с кресла. Ростом он был ниже Митча, зато шире в плечах и в подкладках для солидности не нуждался. – Я пойду с тобой. Митч помотал головой. – Нет, я хочу начать с чистого листа. Присутствие того, кто снимал допрос в прошлый раз, все только испортит. – Зато я замечу, если он вдруг изменит показания. – Я тоже, – сказал Митч и постучал пальцем по лбу. – Я запомнил их наизусть. – Лишняя пара ушей не повредит. Митч помолчал, выпятив вперед подбородок; эта неуклюжая привычка осталась у него с мальчишеских лет. – Ладно, сержант, но вопросы задаю я, а вы держите язык за зубами.