– Ты такой самодовольный… А ведь ты преуспел только в том, что тасовал людей туда-сюда и ни за что по-настоящему не отвечал! – Миками, а ты посмотри на себя! – Что? – Ты отважно сразился с представителями прессы перед самым кабинетом начальника управления. Миками едва не поперхнулся. – Все считают тебя превосходным сотрудником секретариата. Миками стиснул зубы. Повязка пропиталась кровью. – Ну-ка, повтори! – Не пойми меня неправильно. Я собирался сделать тебе комплимент. – Повтори то же самое мне в лицо! Приезжай сюда, в кабинет Акамы, сейчас же. – А все-таки, Миками, кое-что в тебе не меняется. Пора взглянуть правде в глаза. Мы больше не на тренировке по кэндо. Глава 52 Виски на вкус было водянистым. Даже со льдом оно было как вода. Опьянение все не наступало. «Цукинами», небольшой бар на первом этаже жилого дома, которым управляла пожилая супружеская пара, был одним из немногих настоящих убежищ Миками. О нем не знали ни в уголовном розыске, ни в административном департаменте. Он узнал о баре после того, как владелец привел к Миками в кобан бродячую собаку. С тех пор вот уже двадцать пять лет Миками приходил сюда. Хозяйка, мама-сан, была жесткой и несгибаемой, а ее муж обычно говорил первое, что приходит в голову. В результате супруги, стоящие за стойкой, все время ссорились. У Миками, который привык сидеть по ту сторону стойки, их привычная грызня вызывала не только раздражение, но и, как ни странно, зависть. Он забыл, кто он; забыл свою семью. Воспользовавшись отсутствием Акамы, он силой прорвался в кабинет начальника управления. Один этот поступок является достаточной причиной для того, чтобы его перевели куда-нибудь в глушь. Кроме того, он толкнул своего непосредственного начальника Исии, а потом разбил телевизор, нанеся ущерб имуществу секретариата. Если бы он не поранился и у него не шла кровь и если бы Исии не был таким трусом, он бы сейчас уже писал объяснительную в каком-нибудь подвальном помещении службы собственной безопасности. Если бы он думал о своей семье, вовремя предупредил бы Акаму о том, какую ловушку расставил ему уголовный розыск. Он бы даже воспользовался случаем и сыграл за обе команды, притворившись, будто принимает предложение Аракиды. Даже учитывая, что на самом деле такое вряд ли произошло бы, ему следовало принять страховку в виде работы в Центральном управлении – на тот случай, если уголовному розыску удастся одержать победу. Тогда ему не придется никуда уезжать. Он останется с Минако, и они вместе будут ждать, когда их дочь вернется домой. Звякнули кубики льда в стакане. До сих пор он все терпел. Главным образом ради семьи… Нет, не то. Он прикрывался женой и дочерью, как щитом. Он вел себя эгоистично. Приносил их в жертву всякий раз, как под угрозу попадала его работа. А потом он всегда винил во всем своих близких. А правда достаточно ясна: без жены и дочери он проживет, а без работы в полиции – нет. Если бы он сразу все понял, смирился с тем, кто он, какой он, никогда бы не сумел найти свое истинное место в мире. Миками почувствовал, как вибрирует телефон в кармане пиджака. Наверное, он звонил уже давно. Перед его глазами возникло несколько лиц, но его догадки не подтвердились. Ему звонил Итокава, заместитель начальника отдела уголовного розыска Второго управления. Голос у него звучал встревоженно. Итокава без всяких предисловий завел речь о незаконном сговоре с целью завышения цен. Он сообщил Миками, что обвинения против исполнительного директора «Хаккаку констракшен» уже собраны. До сих пор исполнительного директора приглашали на допросы. Теперь же его вызвали повесткой. Ордер на его арест уже выписан. Однако перед самым арестом исполнительный директор стал кашлять кровью и лег в больницу. Сначала Миками удивился, почему Итокава звонит сам, но вскоре стала ясна и причина. «Ёмиури» и «Санкэй» каким-то образом удалось узнать об ордере; они позвонили во Второе управление и предупредили, что намерены освещать ход дела. Итокава умолял их подождать, но они его не послушали. – В общем, я подумал, что лучше предупредить тебя заранее. Завтра утром начнется настоящий хаос. Перед глазами Миками появилось лицо Аракиды. Миками посмотрел на часы – восемь сорок пять – и позвонил Суве на мобильный. Сува находился в «Ван-Ван-Тэй», недавно открытом баре, принадлежащем трансвеститу. После того как ему не удалось ничего вытянуть из представителей прессы в здании управления, он сымпровизировал «лекцию по политологии», которую должна была прочесть Микумо. Вначале Сува держался немного скованно – ведь Миками ушел, так и не объяснив, почему у него перевязана рука. Однако после того, как Миками рассказал о «Хаккаку констракшен», его тон стал обычным. – Теперь все понятно! – воскликнул Сува. – Нет ни Усиямы из «Ёмиури», ни Суду из «Санкэй». – Он понизил голос. – Еще одна сенсация! Надеюсь, она не спутает наши карты и не помешает отменить бойкот! – Завтра с самого утра мне понадобится подробный отчет, – предупредил Миками и захлопнул телефон. Шум на том конце линии сменился грохотом караоке. На ковре в центре зала топталась группа из десятка с лишним мужчин и женщин разного возраста – судя по всему, сослуживцев. По словам владельца бара, они несколько преждевременно отмечали конец года. Миками стало не по себе. Сува, Микумо, даже Курамаэ – все они вели себя одинаково. Они сосредоточили все силы на отмене бойкота. И неудивительно. Комиссар приедет всего через три дня. Их работа – управляться с прессой. Чем еще им заниматься? Неожиданно перед ним предстал мысленный образ Ёсио Амэмии. Он возник так неожиданно, что показался Миками откровением, знаком, внутренним голосом, который подсказывал ему верное решение. Кровь отхлынула у Миками от лица. «Генеральный комиссар – наш самый большой начальник. Его визит непременно получит широкое освещение в средствах массовой информации. Его покажут по телевидению. Новость увидит большое количество людей». Его собственные слова. С их помощью он пытался возродить надежды Амэмии, чтобы тот согласился принять комиссара у себя. Только Амэмия давно уже ничего не ждал от полиции. Наоборот, он испытывал горечь, помня о том, как они скрыли третий звонок похитителя. В визите комиссара Амэмия усмотрел то, чем он и являлся: пиар-ход. Вот почему он отклонил просьбу Миками. Амэмия больше не хотел питать ложных надежд. И передумал не из-за чего-то сказанного Миками. Он был потрясен и даже растроган, когда его гость неожиданно расплакался, – только и всего! И все же… Он сам произнес: «…есть надежда, что после визита комиссара у нас появятся новые следы». Миками допил виски. В конце концов, он все же увидел знак. Слушая, как ругаются хозяева за стойкой, он задрал голову и вдруг увидел падающую звезду. Обещание! Такое, какое он дал внешнему миру, не думая ни об уголовном розыске, ни об административном департаменте. Что-то сдвинулось; на чашках весов нарушилось равновесие. Комиссар ни за что не простит бойкота. Что бы ни случилось, он, Миками, обязан позаботиться о том, чтобы слова комиссара попали в газеты и на радио. Ради Амэмии. Комиссар подтвердит его обещание… Миками понял, что принял важное решение. По-настоящему он, конечно, никому ничего не «обещал». И если единственный способ остановить бойкот зависит от репортеров, ему, директору по связям с прессой, даже не придется искать другого выхода. Все, что он сделал, – нашел еще одну крайность, разрываясь между уголовным розыском и административным департаментом. Он воспользуется Амэмией, чтобы навязать смену направления. Характерный для него способ решать споры! – Смотри-ка, он ухмыляется, – поддразнила его мама-сан. – Оставь его в покое. Наверное, ему хорошо, потому что он дал отпор одному из своих козлов начальников, – ответил ей муж. – Сейчас он хочет только одного: спокойно выпить в одиночестве. Неужели не видишь? Супруги снова начали переругиваться. Миками развернул табурет спиной к стойке. На ковре расшумелись любители караоке. Лидер группы, человек за пятьдесят, громко пел, не попадая в ноты. Остальные ритмично хлопали; судя по их лицам, было ясно, они считают, что по-прежнему на работе. Женщины уже косились на дверь; им явно не терпелось уйти. Миками рассчитывал на Суву. На Микумо. Даже на Курамаэ. Все получится, если пресс-клуб созовет общее собрание, на котором репортеры решат отменить бойкот. Тогда подтвердятся его обещания, а управление по связям со СМИ выживет! Взгляд Миками встретился со взглядом женщины из группы любителей караоке. Та хихикнула и что-то прошептала на ухо своей соседке. Он отвернулся и сунул в рот сигарету. Мама-сан, не переставая пикироваться с мужем, поднесла ему зажигалку; вспыхнул язычок пламени. Сидящий рядом с ним человек решил, что это подходящий момент затеять разговор. Миками уже видел его здесь, в баре; возможно, они уже когда-то встречались. Раньше Миками принял нового знакомого за врача, но сейчас тот представился администратором. После того как он три года подряд не поступил в медицинскую школу, устроился управляющим в больницу, которая находилась в ведении его семьи на протяжении трех поколений, начиная с деда. Он спросил про повязку на руке Миками. На что Миками объяснил: он ударился, когда упал в обморок. Сосед настоял, чтобы Миками описал свои симптомы. Слушая его, сосед с серьезным видом кивал. – Должно быть, у вас болезнь Меньера, – изрек он под конец, а затем спросил, откуда начинается головокружение – с левого или правого уха. «Ты ведь даже не врач», – неприязненно подумал Миками, хотя его рука бессознательно вскинулась к левому уху. Он вызвал себе такси. Выходя, он успел заметить улыбку мамы-сан, озабоченный взгляд владельца бара и взгляды, которые бросала на него групп ка женщин у караоке. Сев в машину, он заметил, что по-прежнему прижимает руку к левому уху, и вспомнил, как слушал тишину в телефонной трубке… Аюми так и не сказала ни слова. Миками гадал, может быть, она позвонила для того, чтобы он сам о чем-нибудь ее спросил? «Что ты вообще сделал как отец? Ты когда-нибудь пытался меня понять?» Выйдя из такси, Миками вдруг понял, насколько он пьян и какое у него дурное настроение. У двери своего дома он увидел Ямасину. Ямасина, оказывается, тоже поехал с другими в «Ван-Ван-Тэй», но ему стало не по себе, когда он заметил, что отсутствуют представители центральных газет, «Ёмиури» и «Санкэй», и решил нанести Миками визит. Наверное, он явился в надежде получить для себя лакомый кусочек. С подобострастной улыбкой он переминался с ноги на ногу и демонстративно ежился от холода. Миками ждал, широко расставив ноги, потом протянул забинтованную руку, схватил Ямасину за шарф и, подтянув к себе, заговорил в его ярко-красное ухо: – Ямасина, не поймите меня неправильно. Я сообщил вам о незаконном сговоре при строительстве музея не потому, что вы мне нравитесь. Я сделал это из милосердия. Потому что вы похожи на брошенную собаку под дождем. – Он отодвинул Ямасину с дороги и нажал на кнопку звонка. Минако сразу же открыла ему. Она начала было говорить о том, что за дверью ждет Ямасина, но заметила его забинтованную руку и осеклась. – Всего лишь несчастный случай, немного порезался, – объяснил Миками, снимая туфли. Минако, очевидно, что-то заподозрила, но воздержалась от вопросов. Нарочито спокойно она рассказала, что около восьми звонила жена директора Одате. Сердце у Миками екнуло. Он посмотрел на часы. Одиннадцатый час! По спине пробежал холодок. Он словно проснулся. Снова окунулся в действительность, вынырнув из полузабытья, отмеченного шумом и спиртным. Бросился в гостиную, почти ничего не соображая. Схватив телефон, он начал набирать номер Одате. Потом замер. Забыл, какие цифры идут после кода региона. Стукнул себя кулаком по лбу. По-прежнему не в силах вспомнить, начал листать записную книжку. Сел в официальную позу, сдвинув вместе колени на татами, и слушал гудки. Он нарушил обещание, данное своему благодетелю, несмотря на то что сам же и напросился в гости! Как только он узнал от Аракиды о том, в чем заключаются истинные намерения Токио, списал Одате со счетов, решив, что директор в отставке ему уже не нужен. Одате не знал о том, что Аюми сбежала из дома; он застрял в прошлом. Каким образом человек вроде Одате мог узнать секретные сведения о визите комиссара? Миками все прекрасно понимал и тем не менее напросился в гости. Просто чтобы немного успокоиться. Потому что ему отчаянно хотелось сделать хоть что-нибудь! Его соединили. – Миками… Как приятно вас слышать! – Хотя добродушие в голосе осталось неизменным, жена Одате говорила уже не так бодро, как днем. – Простите меня, пожалуйста! Не знаю, как выразить свое… – Ах, не глупите, мы знаем, как вы заняты, сейчас передам трубку мужу. Он встал и ждал вас. Голос ее затих в отдалении; казалось, что она передает трубку целую вечность. Затем он услышал скорее тихий вздох, чем голос, почти как помехи. Может быть, Одате уже спал? А может быть, он плохо себя чувствовал, но заставлял себя не спать? – Директор… – А… да, это Одате. Миками рассыпался в извинениях. Он уверял, что не собирался обсуждать никаких дел. – Просто хотел узнать, как вы себя чувствуете. Я скоро заеду к вам… непременно заеду! – Он все время слышал хриплое дыхание Одате. Время от времени из его груди вырывался свист. Миками подумал, что тому лучше отдохнуть, и собирался распрощаться, когда Одате вдруг с трудом произнес: – Спа…сибо… за звонок… В его голосе угадывалась неподдельная признательность. Миками прижал пальцы ко лбу. Даже после того, как он нажал отбой, он не в силах был встать. Сёдзо Одате, директор департамента уголовного розыска префектуры Д. Гордился ли он своими достижениями? Или все ушло, исчезло, как сон? Что дала ему служба в полиции? Что она у него отняла? Беспокойство Миками улеглось. Управление полиции префектуры утратит власть над директором уголовного розыска. Мысль о том, что он сдержит слово, данное Амэмии, растаяло как дым. Миками не мог обосновать свое решение правдоподобной историей, которую он придумал, когда его загнали в угол. Сейчас ему нужна правда. Свет, который озарит всю дилемму насквозь. Ему нужно что-то другое. Ему нужен третий путь.