И все же… Амэмия и Кода перешли границу. Им придется отвечать за свои поступки. Ответственность Амэмии особенно велика. Ересь остается ересью; никакой градации тут быть не может. Какими бы ни были его мотивы, он инсценировал похищение молодой девушки. Подверг ее мать, Муцуко Мэсаки, ужасным страданиям. Она боялась потерять дочь. А ведь он сам был свидетелем мучений собственной жены, Тосико, когда они узнали о том, что их дочь похищена. Правда, чувства Тосико трудно отделить от его собственных страданий. Амэмия преступил нравственные законы. Ради собственной мести он разбил сердце ни в чем не повинной матери. Он полностью сознавал, что именно он сделал, – больше чем кто-либо другой. Вот почему он не вернулся домой. Неужели решил?.. Таксист, сидящий в машине на холме, нажал клаксон. Такси было частным; префектуральное полицейское управление часто пользовалось его услугами. Вряд ли водитель заподозрил Миками в том, что тот хочет сбежать не заплатив. Правда, Миками выглядел ужасно – он выглядел как человек, который не спал тридцать шесть часов… может быть, водитель испугался, как бы он не пошел топиться? Миками увидел таксиста, вышедшего из машины. Высунувшись из будки, он помахал таксисту рукой: – Я сейчас! Он закрыл дверь и достал мобильник. Хотел было набрать номер Мацуоки, как вдруг, словно по наитию, снял с рычагов трубку телефона-автомата. Треск помех – как звуки из прошлого. Его сразу же переключили на автоответчик Мацуоки. Решив, что молчать в трубку не смешно, Миками представился, сказал, что перезвонит, и повесил трубку. Что-то подсказывало, что сам Мацуока ему не позвонит. Миками многое хотел сказать; у него накопились вопросы. Что случилось с Хидэки Кодой? Вряд ли Мацуока просто отпустит его. В конце концов, Кода совершил кражу. Угрожал Мэсаки. Шантажировал его… Безусловно, его действия можно квалифицировать как преступные. Однако за все время, которое Миками провел на мобильном командном пункте, он ни разу не услышал, чтобы Мацуока упомянул фамилию Коды; и по рации он тоже о нем не говорил. Неужели его не удалось перехватить? Может быть, его отпустили нарочно? Кода наверняка должен был как-то связываться с Мацуокой. Во всяком случае, перед тем, как все началось, Мацуока получил анонимное сообщение… Только так можно объяснить кое-какие странности. Мацуока не видел почерневший палец Амэмии. Если бы кто-нибудь не намекнул на возможную связь между отдельными событиями, вряд ли ему удалось бы связать странные звонки абонентам, чьи фамилии начинались на «М», и похищения. И все же… оставались и более насущные вопросы. В самом ли деле Мэсаки – похититель из «Дела 64»? Вот что самое главное. Миками показалось, что Мацуока убежден в виновности Мэсаки. Но, в отсутствие других улик, кроме слов Амэмии, невозможно передавать дело в суд. Любой адвокат не оставит от обвинения камня на камне. Без признания или неопровержимых доказательств Мэсаки по-прежнему будет считаться человеком, который «находится под охраной полиции». Если допустить, что Мэсаки все же и есть похититель из «Дела 64», он прекрасно все скрывал, когда отъехал от дома в белой двухместной машине. Наверное, в его пользу была и неподдельная тревога за дочь. Но в конце он допустил оплошность. Его фасад дал трещину, пусть и ненадолго, когда он отвечал на указания Коды по телефону. Это случилось после того, как ему велели отъехать от кафе «Сакура», когда он ехал на север по федеральной трассе. И Огата заметил оговорку Мэсаки в машине. – Пожалуйста, скажите! Куда я должен поехать? – Езжайте… прямо… три… километра. – Прямо? – Да, прямо… впереди парикмахерская… Салон «Аи-аи». Не будете там через десять минут… вашей дочери конец. – Н-но… Прослушав запись разговора, Миками понял. Кода все же поймал Мэсаки на лжи. Раньше он не случайно спросил у Мэсаки, знаком ли тот с местностью. Мэсаки вынужден был ответить: «Здесь? Н-нет…» Ведь не мог же он признаться, что помнит маршрут из «Дела 64»… Вынужденный давать подробные указания, Кода велел Мэсаки ехать прямо три километра. Прежде чем он сообразил, что делает, Мэсаки переспросил: «Прямо?» Он ведь наверняка помнил, что быстрее доберется до парикмахерской, если на ближайшем перекрестке повернет направо и проедет еще километр. Тогда Кода еще не упоминал название «Аи-аи». Он намеренно запутал Мэсаки, и его слова показали: он догадывается, что следующей остановкой будет салон «Аи-аи». Для Мэсаки тот километр до перекрестка, наверное, тянулся с полжизни. Ему велели как можно быстрее добраться до парикмахерской, но дали указание ехать прямо. Повернуть? Не повернуть? Оба варианта приводили его в ужас. На полу за передним рядом сидений лежал детектив. Все разговоры с похитителем записывались. Мэсаки не думал, что полиция подозревает его; никто не знал, что он и есть похититель из «Дела 64». Но если он, вместо того чтобы ехать прямо, повернет направо, детективы наверняка поймут, что он знает, где находится нужное место. Значит, он должен ехать прямо… Но поступить так он тоже не мог. Он все время думал о том, что может случиться, если он не успеет на место в условленный срок. Похититель сказал, что его дочь умрет, если он не успеет через десять минут. «Вы уверены, что я должен ехать прямо?» – вот какой вопрос вертелся на кончике его языка. Но он понимал: произнести такие слова равнозначно признанию. Взвесив все за и против, Мэсаки решил все же повернуть направо. Он выбрал жизнь дочери. Но самое трудное для него приберегли на конец. Амэмия оставил Мэсаки записку. На обрывке бумаги, который Мэсаки все же передал полицейским, оставались всего несколько слов: «Дочь. Детский гроб». Найдя и прочитав записку, Мэсаки рухнул на землю в слезах. Он завыл, решив, что Касуми мертва. Потом ему позвонила Муцуко, сообщила, что дочь цела и невредима. Он перечитал записку. Заметил одну подробность. В ней говорилось «детский гроб», а не просто «гроб». Тогда до него дошло. Речь в записке шла не о Касуми: в ней шла речь о Сёко Амэмии. После звонков похитителя Мэсаки наверняка сообразил, что кто-то подражает ему самому. Скорее всего, он заподозрил, что похититель так или иначе связан с семьей Амэмия. В то же время он уверял себя, что ни одному любителю, пусть даже и родственнику, не под силу выследить его, раз уж это не удалось профессионалам за четырнадцать лет. Заглушая страх, он повторял одно и то же, как мантру: «Совпадение, всего лишь совпадение!» Но он прочитал слова «детский гроб», и ему открылась правда. У него не осталось и тени сомнения. Записку написал человек из числа ближайших родственников Сёко. Он понял это, однако все же передал записку полиции. Что же было в том куске, который он съел? Миками понятия не имел. Верхний край записки был неровно оторван. Записка была написана горизонтально, в западном стиле; значит, Мэсаки съел начало, точнее, две пятых листка. Оставшиеся слова занимали нижние три пятых. Обычно в первой строке пишут имя адресата. Все казалось правдоподобным. «Масато Мэсаки»… Но нет. Амэмия наверняка знал, что записка попадет в руки полиции. Он наверняка как-то хотел сказать о том, что Мэсаки – убийца Сёко. Голос Мэсаки совпадал с голосом похитителя четырнадцатилетней давности. Вот и все, что Амэмии было известно наверняка. Может быть, именно это он и написал. «Масато Мэсаки, хрипловатый, без особенностей произношения». Записка не могла служить уликой. И все же Мэсаки оторвал верхнюю часть и съел. Потому что он – похититель из «Дела 64». А что ему еще оставалось делать, ведь он знал, что полицейские непременно потребуют отдать записку им! Голова у Мэсаки заработала с перегрузкой. Вовсе не отдавать записку – значит навлечь на себя подозрения. Они решат, что кто-то затаил на него злобу, что он что-то от них скрывает. Однако и отдать им записку в первозданном виде он тоже не мог. В первой строчке его открыто называли убийцей Сёко. А ведь оставалось меньше года до истечения срока давности по «Делу 64». Мэсаки отвернулся, быстро оторвал верхнюю часть записки и сунул ее в рот, а нижнюю оставил. Да, он решил уничтожить ту часть, которая навлекает на него подозрения, и сохранить то, что позволяет предположить: он – жертва похитителя, который убил его дочь. Ну а слова «детский гроб», по его мнению, объяснялись просто… Отпрыски всегда остаются детьми в глазах родителей. Он осторожно разорвал лист бумаги. Осторожно сунул кусок в рот. Осторожно начал жевать. В тот миг он перестал быть отцом, который тревожится за судьбу своего ребенка. Он превратился в дикаря, который много лет назад убил семилетнюю девочку и забрал выкуп у ее отца. И это несмотря на то, что в то время его собственной дочери было три года. «Зачем вы проглотили листок? Что на нем было написано?» Вначале Мэсаки пытался отпираться, уверяя, что ничего не ел. «У нас есть видеозапись. Эксперты могут сличить следы зубов». Поэтому Мэсаки быстро перестал притворяться. «Ну да, наверное, я все-таки оторвал кусочек… я был не в себе. Я со вчерашнего дня ничего не ел. Но это… это все, что там было написано. Да, я точно помню». Миками трясло от ярости, когда он прослушивал запись рапорта, сделанную по приказу Мацуоки. Теперь он понимал, почему Огата и Минэгиси внезапно словно обессилели. Почему все-таки Амэмия не заставил Коду посильнее надавить на Мэсаки? Ведь у них была масса времени. Им только и нужно было извлечь из него сведения по «Делу 64», каплю за каплей, постепенно загоняя Мэсаки в угол. Они могли пригрозить убить Касуми, если он не признается. В конце концов, раньше Кода служил детективом! Если не полное признание, он должен был все же вырвать из него достаточно. А он этого не сделал. Не заставил Мэсаки признаться. Конечная цель была именно такой, как сказал Мацуока. Амэмия подарил им подозреваемого, доставил прямо в руки. Не больше, но и не меньше. Мэсаки наверняка заявит, что понятия не имел, где находится салон «Аи-аи». «Я вдруг вспомнил дорогу, вот почему повернул… когда-то давно видел их рекламу… я очень боялся. Сам не знаю, о чем я тогда думал…» Если он будет придерживаться такой тактики, допрос ни к чему не приведет. Почему их план оказался таким сложным и запутанным? Чем больше Миками обо всем думал, тем больше приходил в недоумение. Вместе с тем чем дальше, тем больше он понимал, что именно так все и было задумано с самого начала. Амэмия решил «доставить им подозреваемого» и на том остановиться. Дальше он передавал инициативу в их руки. «Дальше – ваша забота». Можно ли назвать его поступок словом «месть»? Снова загудел клаксон. На сей раз громче. – Иду, иду! – Помахав рукой, Миками вдруг кое-что вспомнил – красный жезл. Он живо увидел перед собой Коду в форме охранника, который регулировал движение на парковке «Токумацу». Вот в чем дело! Амэмия поступил так из-за Коды! Только Кода не предал доверия Амэмии. Он пришел к нему домой в составе оперативной группы и усердно работал без сна и отдыха. Узнав о том, что ошибку замяли, он так и не оправился. Он пошел против всей полиции – и его уволили. И даже после такого Кода сохранил верность Амэмии. Теперь же, после всего, что случилось, он доказал Амэмии, что он – человек слова. Для того чтобы помочь Амэмии, Коде пришлось нарушить закон. Правда, его еще раньше вытеснили на задворки общества. Он, наверное, прекрасно представлял, что его будут судить и признают виновным. Скорее всего, он думал, что, отсидев срок, сможет начать новую жизнь с женой и ребенком. Несмотря ни на что, Кода согласился помочь Амэмии. Именно тогда Амэмия понял: в органах еще остаются порядочные люди вроде Коды. Составление плана Кода взял на себя. Миками не сомневался: такая работа причиняла ему боль. Они ведь собирались утереть нос полиции! Вывести на чистую воду похитителя из «Дела 64», которого вся префектуральная полиция не смогла разыскать за четырнадцать лет. Что, если бы Кода вырвал у Мэсаки признание? Радовались бы Огата и Минэгиси? Коде наверняка было бы больно видеть лица своих прежних коллег. Он понимал, что наносит тяжелый удар полицейскому управлению. И все же ему наверняка было тяжелее всего при мысли об их унижении. Тогда, много лет назад, никто не вступился за него; его вынудили подать в отставку. Однако в глубине души он хранил верность бывшим сослуживцам и не винил их за бездушие. На том он стоял до сих пор – он считал полицию родным домом, пусть и опозоренным. Бывших детективов не бывает… Кода никогда не забывал о «Деле 64», об Амэмии. Даже выйдя в отставку, он по-прежнему считал себя детективом и по-прежнему гордился своим призванием. Вот почему они не довели дело до конца. Решение принимал Амэмия; он не мог вынести страданий Коды. Миками вышел из телефонной будки. «Та работа легкая. Легче не бывает». Интересно, как ответил бы Кода на подобное заявление? Работа испытывает характер – постоянно, снова и снова. Миками шел в темноте, с трудом переставляя ноги. Глава 78 На счетчике высветилась сумма. Колеса скользили по обледенелой дороге, но в салоне было сказочно тепло и уютно, особенно после мобильного командного пункта. – Должно быть, холодно сегодня? – Водитель попытался завязать разговор, но тут у Миками завибрировал мобильник. Посмотрев на экран, он увидел фамилию Мацуока. Перед тем как ответить, Миками попросил таксиста включить радио. – Что, Миками, звоните и молчите в трубку? – Я тут случайно нашел один телефон-автомат, вот и… – Вы что же, издеваетесь надо мной? – Я в такси. – Зачем вы мне звонили? Миками попросил водителя сделать звук погромче и прикрыл микрофон рукой: – Что там с Мэсаки? – Он еще под стражей. Завтра мы его выпустим. Миками кивнул. Если Мэсаки скажет, что хочет уехать, им придется его освободить. Другого выхода нет. – Он что-нибудь сказал? – Велел арестовать подонка, который так с ним поступил. Невероятно! – Что ж, может быть, это выход. Вы могли бы с помощью показаний Амэмии… – Нет, мы не собираемся арестовывать Амэмию. Мы намерены выжать из Мэсаки все, что только можно. Отыграемся за четырнадцать лет. Получим столько косвенных улик, чтобы можно было закопать его заживо! Миками медленно кивнул. – Я кое-что вспомнил – возможно, вам будет интересно. Предполагаемым мотивом для похищения может оказаться его работа в салоне по продаже иномарок. – Так… дальше!