Черный дым взметнулся в воздух; его было видно на мониторах в мобильном командном пункте. – Я все сделал, как вы велели… поджег деньги. Они горят. Я сделал все, что вы сказали. А теперь… прошу, верните мне мою дочь! Где она? Прошу вас. Где она? – Под контейнером. – Что?.. Что-то щелкнуло. – Похититель оборвал разговор, – доложил Толстяк. – …Мэсаки поднимает контейнер. Заглядывает под него. Что-то нашел… листок бумаги. Небольшой, как будто вырванный из блокнота. Смотрит на него… Командир, он на коленях! Мэсаки упал на колени! Бьется головой о землю, протянул руки вперед, держит в них бумажку. Он… сминает ее. Рыдает. Кричит. Выкрикивает имя дочери: «Касуми, Касуми!» В записке написано, что его дочь мертва? Что же написал ему Амэмия? «Теперь ты понимаешь, как больно потерять дочь. Этот миг будет длиться вечно». – Входящий вызов. Телефон Мэсаки. Ему звонит… Муцуко, его жена. Соединяю! – Наконец-то! Где ты был? Касуми… жива и здорова. Наша дочь жива! – Она… жива?! – Да! Никакого похищения не было. Никто ее не похищал. Ее и пальцем не тронули, она вообще ничего об этом не знает. Я так рада, что дозвонилась… все хорошо. – Она… Так ее не похитили? – Нет. Она цела и невредима. Она не хочет говорить… но беспокоиться не о чем. Она цела. Милый, разве не прекрасно? Возвращайся как можно скорее! – Что-то случилось? В чем дело? Милый! – Докладывает Ёсикава! Мэсаки разворачивает записку, смотрит на нее. Та же самая. Он как-то странно на нее смотрит. Остановился. Застыл в неподвижности. Впереди показался пустырь. Он хорошо просматривался на мониторе. Из салона вышла парикмахерша, остановилась у двери черного хода. Поспешила вперед, несомненно удивленная суматохой. Одна из клиенток с сомнением выглядывала в заднее окно; в волосах у нее заметны были кусочки фольги для колорирования. Услышав вопли Мэсаки, из парикмахерской, из близлежащих магазинов и домов выбежали люди. Все смотрели на бочку, из которой валил черный дым, и на Мэсаки, который сидел на земле рядом с бочкой, скрестив ноги. – Увеличьте картинку! – Есть! Камера приблизила фигуру Мэсаки. Фигура росла, пока не заполнила собой весь экран. Камера была направлена прямо ему в лицо. Голова склонилась к земле. Он не сводил взгляда с чего-то на земле. Было что-то безмятежное в его позе, в его взгляде, несмотря на то что он только что совершил поездку в ад и вернулся обратно. У него двигалась кожа на висках. Нервный тик? Нет… Движения были мерными… И челюсть слегка двигалась. – Она у него во рту! – закричал Минэгиси. – Подонок сожрал записку! – Нет, погодите. Смотрите! – показал Огата. Записка была в руках у Мэсаки. По-прежнему у него. Если не считать… По словам Ёсикавы, листочек был маленький, словно вырванный из блокнота. Бумага казалась очень тонкой. И листочек – каким-то очень уж маленьким. Да, Мэсаки ел бумагу – оторвал полосу от записки и запихнул себе в рот. Было уже поздно. Его челюсти задвигались из стороны в сторону, а не вверх-вниз. С помощью коренных зубов он перемалывал бумагу в кашу. – Ёсикава, видишь, что он делает? – Я… не видел, как он рвал бумагу! Он буквально на секунду поднес руку к лицу, но было похоже, что он просто вытирает подбородок. – Ну да, все логично. Он старался все проделать незаметно. В его машине прятался полицейский; он знал, что другие стражи порядка наверняка следят за ним. Понимал, что потом его попросят показать записку. Вот почему он съел не всю, а только кусок. Тот кусок, который он не хотел им показывать. Скорее всего, там было послание Амэмии… Лицо у Мэсаки сделалось безмятежным. Челюсти больше не двигались. Миг – адамово яблоко дернулось вверх-вниз. Миками даже показалось, что он слышит глотательный звук. – Черт побери! Огата ударил кулаком по раме монитора. Минэгиси стукнул по стене. Правая сторона монитора чуть исказилась, став светло-коричневой. Один из зевак встал прямо перед камерой, загородив Мэсаки. Еще одна фигура, размытая и голубоватая, заполнила оставшееся пространство слева. Фигура Мэсаки совершенно скрылась из вида. – И все? – спросил Минэгиси, разведя руками. – Не понимаю… Зачем ограничиваться этим? Он ведь мог бы сделать куда больше! Он мог бы заставить его признаться, угрожая убить Касуми, если он этого не сделает! – Согласен. Все… как-то слишком просто, – прошептал Огата. – Зачем запугивать, зачем торопить, сжигать деньги… он всего-то и выманил у подонка двадцать миллионов иен! Конечно, тогда, в машине… Но это мелочь. А записку Мэсаки сожрал. Надо ему было сразу к делу – по телефону. Вот тогда был бы нормальный результат. Миками тяжело дышал. В нем поднимался гнев; ему показалось, что своей критикой Огата и Минэгиси оскверняют что-то важное. Вмешался Мацуока: – «И все», говорите? – Он переводил взгляд с одного детектива на другого. – Ёсио Амэмия подарил нам подозреваемого! Передал его в наши руки. То, что будет дальше, зависит от нас. У него был только голос по телефону. Что бы ни написал Амэмия, мы не сумели бы воспользоваться этим при аресте. Амэмия заслуживает награды – он показал Мэсаки нечто, не являющееся решающим доказательством, и заставил его это проглотить. Вот о чем не забывайте! Мэсаки все равно что сознался! Теперь нам известно: он из тех, кто способен запаниковать и признаться даже без решающих доказательств. Огата и Минэгиси стояли по стойке «смирно» совершенно неподвижно, сосредоточившись, как новобранцы третьего года, которые до сих пор подают чай настоящим детективам. Сиратори кивал, глядя на борт грузовика. Глубоко вздохнув, Морита убрал увеличение. Вокруг пустыря толпились многочисленные зеваки. Мэсаки не было видно. Над толпой поднималась только белая струйка дыма. Ветер утих, и дым поднимался вверх почти ровной прямой линией. Зачем Амэмия заставил Мэсаки сжечь выкуп? Едва ли он хотел отомстить за свои потерянные деньги. Это было второе послание – да, наверное. Послание, которое Сёко и Тосико могли увидеть с неба. Он поручил дыму передать им свои слова: «Кончено. Я сделал все, что мог». – На выход! – приказал в рацию Мацуока. – Арестуйте Мэсаки. Скажите, это для защиты от прессы. Возьмите его под стражу и доставьте в Центральное управление. Миками кивнул. Мацуока прав. Теперь все зависит от них. Чувствуя, что их пути скоро разойдутся, Миками открыл телефон и нажал кнопку быстрого набора номера Сувы. – Касуми Мэсаки, живая и невредимая, находится под охраной полиции. Действие договора о неразглашении прекращается немедленно. Глава 77 Впереди замерцала телефонная будка – точка в темноте. Попросив таксиста подождать на вершине холма, Миками зашагал к парку на берегу реки. Пологая тропинка уводила вниз. Скоро послышался слабый плеск воды. Хотя еще не было шести вечера, он заметил, что не видит собственных ног. Ртутные лампы в парке еще не включили, отчего синеватое мерцание телефонной будки было единственным источником света. Миками покинул мобильный командный пункт и в три часа вернулся в префектуральное полицейское управление. К тому времени там не осталось и следов суматохи, которая раньше царила на шестом этаже западного крыла административного корпуса. Конференц-зал пустовал; он напоминал Уолл-стрит в годы Великой депрессии или площадь после парада в честь возвращения космонавта. Репортеры разбежались, разлетелись, как птицы, в тот же миг, как узнали о том, что действие договора о неразглашении прекращается. Узнав, что Касуми жива и здорова, половина репортеров вернулась в Токио. Оставшиеся разделились: одни поспешили на пустырь возле парикмахерской, другие – к дому Мэсаки в Гэмбу. Они обещали информировать журналистов о новостях через каждые три часа, как было до похищения. К четырем часам, когда анонсировали очередной брифинг, у Отиаи восстановился нормальный цвет лица – к тому же в зале оставалось всего с полсотни репортеров. Поскольку договор о неразглашении утратил силу, полиция уже не обязана была информировать прессу о происходящем в режиме реального времени. Хотя они старались передать как можно больше сведений, естественно, никто не упоминал о том, что Масато Мэсаки заключен под стражу и находится совсем рядом с ними. Скрыли и местонахождение его жены и дочери – Муцуко и Касуми. Муцуока лично отвез их на конспиративную квартиру. Их перевезли очень быстро, вместе с младшей сестрой Касуми. Временное убежище им предоставило Общество взаимопомощи в соседней префектуре. Миками наконец-то понял, что имел в виду Мацуока, когда сказал: «О некоторых вещах лучше вообще не говорить». После ареста Масато Мэсаки Муцуко автоматически становится женой, а Касуми – дочерью похитителя и убийцы. Мацуока стремился по возможности оградить их имена от огласки ради их же пользы. «Вам нужно поспать. Езжайте домой, отдохните. Мы-то отдыхали по очереди. Мы выспались», – уверяли Миками Сува и Микумо. Пока они разговаривали, Курамаэ вызвал такси. Мысль поехать в парк пришла Миками в голову неожиданно. По пути Миками назвал водителю новый адрес. Дом Ёсио Амэмии был погружен во мрак. И его машины не было. Где он сейчас? Где он был, когда Масато Мэсаки жег деньги? Миками толкнул дверь телефонной будки. Хотя будка была старой, дверь открылась легко и беззвучно. Светло-зеленый телефонный аппарат был старым; краска облупилась, кнопки почернели, но ближе к центру, в тех местах, которых чаще всего касались пальцами, они были отполированы до тусклого серебристого блеска. Что неудивительно – ведь им так часто пользовались… Миками глубоко вздохнул. Вот откуда звонил Амэмия. Наверняка и им домой Амэмия тоже звонил отсюда. В девятом часу вечера четвертого ноября. Сначала ответил женский голос. Амэмия перезвонил в девять тридцать. К телефону снова подошла женщина. Он сделал третью попытку ближе к полуночи – тогда он, наконец, услышал мужской голос. Он внимательно слушал, а потом повесил трубку, вычеркнув из списка имя Мориюки Миками. Так звали отца Миками; он был еще жив в год, когда выпустили справочник. Если бы Амэмия взял более поздний выпуск или если бы Миками поселился в служебной квартире, никаких звонков не было бы. Несомненно, он начинал обзвоны со своего домашнего телефона. Потом услышал о том, что появились автоматические определители номера. Как часто бывает с людьми, которые живут в одиночку, Амэмия не до конца понимал, в чем смысл таких устройств, и не знал о возможности антиопределителя. Наверное, тогда он и начал звонить из телефона-автомата. Хотя, возможно, для этого у него имелись и другие причины. Парк находился ближе всего к его дому. Здесь была детская игровая площадка. Он наверняка приходил сюда с Тосико и Сёко, когда она была совсем маленькой. Они приходили сюда втроем. Семьи с маленькими детьми начали избегать этих мест после «Дела 64», отчасти потому, что так и не удалось определить, где именно похитили Сёко. По иронии судьбы, в результате у Амэмии появилось место, где он мог подолгу занимать телефон-автомат в любое время дня и ночи, не боясь, что его увидят. «Вот оно, это место». Миками закрыл глаза и прислушался. Было тихо. Ни звука не проникало в телефонную будку. Несомненно, в тот день, когда Амэмия звонил к ним домой, все было по-другому. В тот вечер север префектуры заливало не по сезону сильными дождями. Во многих местах сошли оползни. Реки вышли из берегов; они с шумом несли ил вниз по течению. То, что он тогда по ошибке принял за шум большого города… Телефонная будка находилась в парке на берегу реки, в самой пойме. Вот откуда «непрерывный шум», который он тогда услышал. Он вспомнил, что говорил тогда в трубку: «Аюми? Аюми, я знаю, что это ты! Аюми! Где ты? Вернись домой! Все будет хорошо, только возвращайся сейчас же!» Амэмия понял, почему Миками расплакался перед буддийским алтарем. «Вам лучше? – спросил его Амэмия вчера по телефону. – Не все так плохо. У всего есть и хорошие стороны». Где он сейчас, хотелось бы знать? Миками невольно подумал о том, что он сам привел все в движение. Первый раз он приезжал к Амэмии неделю назад. Но десять дней назад Амэмия услышал по телефону голос Мэсаки; к тому времени, как его посетил Миками, Амэмия уже вычислил похитителя. Наверное, сначала думал, заявить о нем в полицию или нет. Хотя… То, что он не заявил о своем открытии сразу, свидетельствует о степени его недоверия стражам порядка. Все детективы, с которыми ему довелось столкнуться во время похищения, уверяли его, что непременно схватят убийцу его дочери, но этого не произошло и через четырнадцать лет. Ему одному, без посторонней помощи, удалось сделать то, в чем не преуспели десятки тысяч полицейских, вся полиция в целом. А почему? Потому что это было не их дело. Несомненно, к такому выводу он пришел. Больше всего, как ему казалось, они хотели утаить собственную ошибку – срыв записи. Похитили семилетнюю девочку, ее жизнь трагически оборвалась, а они бросили все силы на то, чтобы спасти свои шкуры. Они тщательно уничтожили все, что могло бы указать на третий звонок. Ничего удивительного, что Амэмия разуверился в них. И даже если бы он заявил, что узнал Мэсаки по голосу… наверняка ему бы сказали: прошло четырнадцать лет, как можно узнать чей-то голос спустя такой долгий срок? Детективы наверняка понимали, что, приняв его заявление, они потеряют лицо – отец жертвы добился успеха там, где они провалились. Они бы начали все отрицать; может быть, ограничились бы самой поверхностной проверкой, а потом сказали бы ему, что он ошибся… Как бы Амэмия ни старался, он бы не смог арестовать Мэсаки самостоятельно. Он мог поехать к нему, надавить на него, но его слов, что голос Мэсаки совпадает с голосом похитителя, скорее всего, было бы недостаточно для того, чтобы вырвать у Мэсаки признание. И тогда к Амэмии приехал он, Миками. Амэмия наверняка узнал его по голосу. Он каждый день слышал множество голосов, но то, что сказал Миками по телефону, наверняка запомнилось ему. Кроме того, он увидел его визитную карточку, фамилию, которая начиналась с «Ми». Поскольку Амэмия звонил Миками сравнительно недавно, он, наверное, догадался: «Его дочь сбежала из дома. Он беспокоится за нее». Может быть, он увидел возможность завязать настоящие, эмоциональные отношения, может быть, понадеялся, что его гость – один из немногих сотрудников полиции, способных понять его горе, потому что он тоже отец и тоже потерял дочь. Если бы Миками заговорил с ним о чем-то другом, возможно, Амэмия и признался бы ему, что узнал голос похитителя из «Дела 64». Но… Что же сказал ему Миками? Сейчас ему больно было даже вспоминать… Он попросил Амэмию принять у себя генерального комиссара, то есть попытался втянуть его в пиар-акцию. Давил на него, торопил с ответом, намекал, что комиссар ему поможет, что после освещения визита в прессе, возможно, даже появятся новые следы. Что должен был подумать Амэмия? «Они не меняются». Прошло четырнадцать лет, а стражи порядка по-прежнему не проявляют никакого почтения к пострадавшим; наоборот – надеются укрепить свои позиции за счет его страданий. «Я благодарен вам за предложение, но в этом нет необходимости. Совсем не нужно, чтобы столь важный человек ехал в такую даль». Так все и началось. И вдруг Амэмия передумал. Теперь Миками все понял. Амэмия решил, что сам загонит Мэсаки в угол. Он обратился за помощью к Коде. И два человека, пострадавшие от действий полиции, вместе продумали план. Они хотели не только отомстить Мэсаки, но и проучить полицейских. Свой замысел они решили воплотить в жизнь в день приезда комиссара, сознавая, что тем самым нанесут самый серьезный удар. В конце концов, правда, им пришлось перенести все на один день. Их планы изменились по прихоти судьбы. Произошло то, чего никто не мог предвидеть, – Касуми в очередной раз ушла из дома. В их расчетах не было места случаю. На первый взгляд совпадение – похититель-подражатель начал действовать за день до инспекционной поездки комиссара, посвященной «Делу 64». Значит, вовсе не судьба и не обида уголовного розыска в конце концов вызвали отмену визита, а безжалостная месть Коды и Амэмии. Действия Миками, можно сказать, подтолкнули Амэмию, когда тот еще пребывал в нерешительности. Известив его о приезде комиссара, Миками назвал дату, которой они могли бы воспользоваться. Амэмия даже подстригся в знак принятого решения. Слова во время их разговора накануне ночью… возможно, они предназначались не одному Миками. «Не все так плохо. У всего есть и хорошие стороны».