— Обойдется. Если мы и только мы будем влиять на события и сами создавать их. Еще один маркетинговый ход. — Но с девочками ведь ничего не случится? — слабо сопротивляется далекий от каких-либо жестких управленческих структур Габриель. — Надеюсь… И вот что… нам нужно подумать о магазинах. — В смысле? — От брата осталась ковровая лавка, а еще твой книжный. Два магазина — слишком много, за ними не уследишь. — Почему не уследишь? Я замечательно справляюсь с книгами… — Ты справляешься прекрасно. — Мария старается говорить мягко, но щупальца ее рук сжимают запястье Габриеля все сильнее, оно почти онемело и покрылось багровыми пятнами. — Но мне кажется, что от ковров было бы больше пользы. Ковры практичные, теплые и красивые. Они делают дом уютным и радуют глаз. А книги? — Книги — радуют душу. — Не всегда. То есть — определенные книги, конечно, радуют. Но некоторые — смущают умы и направляют человека по ложному пути. — Ты преувеличиваешь. — Нисколько не преувеличиваю! Мой брат… Тот, кого застрелили прямо у меня на глазах… Он был великим книгочеем. Дня не мог прожить без какой-нибудь книги. И разве это привело к добру? Сам знаешь, чем все закончилось. — Книги здесь ни при чем! Не думаю, что он читал дурные книги. — Я никогда особенно в них не заглядывала. Простой грамоты и кое-каких специальных, необходимых для работы знаний вполне достаточно, а все остальное можно найти в себе. И в семье. В любящих людях, которые во всем помогают друг другу. Может, мой брат и не читал дурных книг. Но их вполне могли прочесть те, кто его убил. Ты допускаешь такую возможность? Габриель молчит. В его голове вертятся сотни афоризмов, обличающих человеческую глупость и косность, чьим образчиком выступает сейчас Мария. Но он, как на грех, не может повторить их дословно, какая-то деталь, самый важный смысловой компонент, в последнее мгновение ускользает. Да и в словах Марии есть рациональное зерно, если отнестись к ним непредвзято. И Габриель пытается отнестись именно так, непредвзято, но его магазин… Созданный с нуля, любовно отреставрированный и наполненный ароматами самых разных эпох; наполненный ошибками, открытиями, любовью, ненавистью, великими нравственными победами и такими же великими поражениями, — разве не из них состоит жизнь? И разве это не сама жизнь?… Жизнь Габриеля — во всяком случае. И вот теперь этой жизни угрожают, покушаются на самое дорогое — книги! на медный звонок, на прилавок со славословиями Ингрид, Рите и несравненной Чус Портильо, и с другими, милыми сердцу Габриеля откровениями; на вечную табличку CERRADO/ABIERTO, но главное — на книги. Стоит запустить туда королеву термитов, как за ней потянутся остальные термиты, чья классификация приведена в «Nouveau petit LAROUSSE illustr?»: крылатые самцы и самки бескрылые рабочие бескрылые стерильные солдаты, они сжирают все на своем пути, сожрут и книги, превратив их в труху. От одной мысли об этом Габриель впадает в странную апатию. — …я просматривала документацию в твоем магазине, это ничего? — Ничего. — Дела идут ни шатко ни валко… — Это потому, что я не так давно открыл магазин. И опыта у меня маловато. Дальше все будет веселее, поверь. — Если быть совсем честной — ты в большом минусе, а содержать магазин дорого… — Я надеюсь, что ситуация выправится. — Если быть совсем-совсем честной… Я досконально изучила проблему. В городе много больших книжных магазинов, и цены там ниже. А ассортимент шире. Ты не выдержишь конкуренции. — Я попытаюсь. Предложу дополнительные услуги… Придумаю что-нибудь эксклюзивное… — Вот если бы речь шла о каких-нибудь дорогих, антикварных изданиях! Но у тебя нет антикварных изданий. — Есть! У меня есть эти издания. Просто я не хочу их продавать. — Вот видишь!.. Если ты не хочешь их продавать, то их как бы и нет, верно? Я говорила с Магдаленой, и она согласна, чтобы мы занялись коврами, оставшимися от брата. — Мы? — Ты. Опыта у тебя маловато, но какой-то все же есть… Это не так сложно, как кажется на первый взгляд. Я тебе помогу, я ведь закончила курсы маркетинга. — Да-да, я помню. А ты сама? — Коврами лучше торговать мужчине. Мужчинам доверяют больше, особенно если речь идет об основательной и дорогостоящей покупке. Ты быстро всему обучишься, и я буду рядом. Тем более что ничего особенного нарабатывать не придется: от брата остались связи с ковровыми производствами в Марокко, их просто нужно будет возобновить. — Я не готов… К такому повороту дела. — Я тебя не тороплю. Решение потребует усилий, я понимаю. Но мы все тебе поможем… Все. Крылатые самцы и самки, бескрылые рабочие, бескрылые стерильные солдаты и масса других, которые выползут из брюха и наводнят дом с посадками, открытой террасой и мандариновыми деревьями. Какая же она ловкая, эта Мария из Касабланки!.. Успела окрутить всех, не только Габриеля. Вот и несчастная вдова готова передать ей бизнес покойного мужа, та же участь наверняка ждет и остальных. Они присоединятся к большой дружной семье, никуда не денутся. Даже те, кто пока не знаком с Марией, — экс-пикадор со своей маленькой частной конюшней, к примеру. Сто против одного, что Мария и здесь сумеет отыскать дальние родственные связи — пусть не кровные, но липкие и удушающие, от таких не отвертишься. Не-ет, без приворотного зелья провернуть подобную операцию невозможно — что же там налито, в кувшине?… — Я давно хотел спросить тебя, Мария… В день, когда мы познакомились, с тобой был кувшин. — Он и сейчас со мной. — А что было в кувшине? — О-о! Это страшная, страшная тайна. — Мария округляет глаза и подносит палец ко рту. — Но тебе я расскажу. И очень скоро. Обещаю… * * * Обещанию Марии сбыться не суждено. Поначалу оно откладывается на неопределенное время, условно называемое «до свадьбы». Габриель и сам не заметил, как превратился в жениха, но псевдородственники марокканки говорят о «нашей Марии и ее чудесном парне» все чаще и чаще. К тому же Мария жаждет познакомиться с семьей Габриеля, и скрывать ее от новоявленной невесты становится довольно трудно. Мантры о родне, будто бы уехавшей в Англию, к тетке, произносятся с большим скрипом, и в какой-то момент Мария просто перестает верить им. — Ты прячешь их от меня? — скорбно спрашивает она. — Нет. — Ты прячешь меня от них? — Тоже нет. — Тогда в чем дело? — В том, что они не вернулись из поездки. Но это всего лишь вопрос нескольких дней, — врет Габриель, совершенно не задумываясь о том, что «несколько дней» заканчиваются очень быстро. Быстрее, чем «несколько недель», «несколько месяцев» или даже «несколько лет», ох уж эти несколько лет! Самый предпочтительный вариант, но никто не уезжает в гости так надолго. А жаль. — Ты же понимаешь, без знакомства с твоими близкими ни о каких совместных планах на будущее не может быть и речи! — Конечно, понимаю. Но ты не должна волноваться, Мария. Ты понравишься маме, она полюбит тебя сразу. Тебя просто невозможно не полюбить… — А, кроме мамы, у тебя есть кто-нибудь? — Из тех, кто жив и здравствует, — только сестра. Но она давно не живет с нами. Честно говоря, я даже не знаю, где она сейчас… — Это плохо. — Мария морщится и осуждающе качает головой. — Плохо, что она не живет с вами. И очень плохо, что ты ничего не знаешь о ней. В нашей семье такого не было. В нашей семье все и всегда были вместе. Несмотря на то что она целиком состояла из мужчин. А с мужчинами, сам знаешь, как трудно, просто невыносимо!.. Они — не дети и не старики, они думают, что смогут прожить без чьей-то заботы, любви и опеки. — Разве это не так? — Нет, конечно. — Мария смотрит на Габриеля снисходительно, того и гляди — легонько шлепнет по попке в воспитательных целях. — Никто не в состоянии прожить один. Всегда нужно на кого-то опереться, чтобы сделать очередной шаг вперед. Ты согласен со мной? — Да. Пожалуй. — Мы разыщем твою сестру. — Зачем? — искренне удивляется Габриель. — Если она сама не хочет проявляться, зачем навязывать ей свое общество? — А вдруг у нее проблемы? Жизненные трудности? Вдруг ее сердце разбил какой-нибудь негодяй, а ей даже пожаловаться некому. — У нее наверняка есть подруги… — высказывает предположение Габриель. — Подруги — одно, а семья — совсем другое… Ее ведь зовут Мария-Христина, так?