В глазах Чус мелькает что-то сходное с узнаванием и сопричастием. — В литературе он мне не встречался, — добавляет Габриель. — А вы большой знаток литературы? — Любитель. У меня книжный магазинчик на улице Ферран… — Я знаю. «Фидель и Че». Он всегда закрыт. Неожиданное замечание Чус на мгновение выбивает Габриеля из колеи. — Ну-у… Не всегда. То есть я хотел сказать… Для вас я буду держать его открытым. Не говоря ни слова, Чус что-то чиркает на листке, после чего протягивает Габриелю протокол: — Распишитесь. — И все? — Все. На сегодняшний день. Я попрошу вас оставить свой контактный телефон… — С удовольствием. — А также попрошу не покидать город… Ни для поездки в Марокко, если вы все-таки соберетесь туда… Ни для поездки куда бы то ни было еще. Забавно. Последние несколько лет Габриель предавался вялотекущим мечтам навестить Фэл в Англии. Навестить сигарную артель на Кубе, — ту самую, где чтение книг является неотъемлемой частью производственного процесса. Он собирался в Париж, так блистательно описанный Хемингуэем в романе «Праздник, который всегда с тобой». Он собирался в Дублин Джеймса Джойса и еще во множество других, переведенных на испанский и каталонский, мест. Стоит ли ехать туда, где действительность наверняка хуже, чем это подано в литературе? Можно еще отправиться в Мадрид, но где гарантия, что в поезде он не столкнется с Птицеловом? Или что это будет не тот поезд, на котором отправился в небытие отец?… Оставаться на месте полезнее, это развивает воображение, всегда думалось Габриелю, теперь же его так и тянет сняться с якоря. В пику Чус. — …В моем случае усидеть на месте трудно. — Придется постараться. Вы свободны. «Свободен» означает неизбежное расставание с Чус, неизвестно, когда они встретятся в следующий раз. Когда и где. И что будет с татуированным бутоном на шее Чус, распустится ли он? Если — да, увидит ли Габриель цветение?… — Вы свободны, — с нажимом повторяет девушка. — Я понял. Она не только не слишком опытна, но еще и непрофессиональна, ничем другим объяснить поступок Чус невозможно: Габриель чувствует удар в спину и, повернувшись, видит перед собой исполненное ярости лицо. — Понятия не имею, к какому человеческому типу относится твоя невеста. Но тип, который представляешь ты, мне хорошо знаком. — По литературе? — По жизни. Но и по литературе тоже. Это специфическая литература. — Психология? — Психиатрия. Хотя не исключено, что ты просто подонок. Еще никто не называл Габриеля подонком, со стороны Чус это сильный ход. В любом случае «подонок» намного лучше, чем «недоумок», и даже чем «настоящий красавчик», и даже чем «чудесный парень». За «подонком» стоят душевные качества, требующие силы и мужества быть не таким, как все. «Подонок» — всегда вызов. Вызов можно принять, а можно уклониться от него, но незамеченным он не останется. Чус Рекуэрда, такая же несравненная, как и звездная лягушка, волшебная корова, мифическая абиссинская кошка Чус Портильо, сама того не желая, дала Габриелю самую лестную характеристику в жизни. — «Стифф джаз» переводится как «жесткий джаз»? — Его указательный палец касается футболки девушки. — Нет. Он переводится как «пошел вон». — Мне тоже было очень приятно познакомиться. Заходите в «Фидель и Че», если выдастся свободная минутка. У меня отличная подборка книг по психологии, философии и постструктурализму… …Что может понравиться Чус? Труды отщепенца и провокатора Тимоти Лири — идеолога компьютерных технологий и молодежных движений, известного своими экспериментами с ЛСД. Труды Жана Бодрийяра, читать которые не легче, чем осваивать китайскую грамоту. Труды Ролана Барта — в них еще можно хоть что-то понять, и труды Жака Деррида — за вычетом геометрического орнамента, они похожи на записную книжку ковровщика с ее нулевой информативностью и скользящей гладью строк. Единственная разница между Деррида и ковровщиком состоит в том, что он оперирует давно знакомыми Габриелю буквами. Вот только буквы эти никоим образом не хотят складываться в понятные слова. Из всего сонма сумасшедших, высокомерных и далеких от повседневности философов Габриелю нравится лишь поверхностно изученный Жиль Делез с его лихими теориями телесности и желания. Телесность и желание. Этим можно было бы заинтересовать Чус — при условии, что она, рано или поздно, заглянет в магазин. На случай, если она просто будет проходить мимо, заготовлена другая ловушка: все тот же Жиль Делез в специальном издании Лионского университета, пара замшелых номеров «Psychedelic Review»[27] со статейками Лири о трансперсональной психологии, увесистый том Деррида и три не менее увесистых триллера, повествующих о судьбе серийных убийц и их жертв. Габриель даже не заглядывал в них, ограничившись аннотациями на последней странице: высосанный из пальца бумажный ужас, не идущий ни в какое сравнение с дневником Птицелова. Все это добро выложено на витрине — в так свойственном для ловушки привлекательном виде (то ли цветок, то ли крест) и перемежается менее значимыми опусами карманного формата. Композиция из книг представляет собой вариации на тему «arte cifra»[28] — так, как понял этот постмодернистский бред сам Габриель. Не исключено, что у Чус другие представления об «arte cifra», но мимо триллеров о серийных убийцах она уж точно не пройдет. Триллеры на витрине можно расценивать как вызов. Вызов подонка. Габриелю остается выбросить флаг с надписью ABIERTO и ждать. Он много думает о Чус и о том, что думают о Чус другие, столкнувшись с ее пирсингом, татуажем, молодостью, хрупкостью и кожаной жилеткой. Не просто люди, а уголовные типы, которых она допрашивает по тому или иному делу. Наверняка не обходится без издевательств, прямых оскорблений, непристойных жестов и предложений отсосать или — завуалированно — «взять за щеку». Что заставляет девушек, подобных Чус, браться за такую работу? Обостренное чувство справедливости. Желание очистить мир от скверны. Но очистить мир от скверны вовсе не означает сделать его лучше — об этом свидетельствует вся история человечества в целом и искусства в частности; что-то Чус не торопится в «Фидель и Че». За время ее отсутствия Габриель успел продать триллеры, заменить их другими — и снова продать. Запас триллеров иссякает с невероятной быстротой — не то что классическая заумь Деррида и Бодрийяра: до них-то как раз охотников нет. Чус не появляется в магазинчике, но проявляется в телефонной трубке. Через неделю после встречи она звонит Габриелю и сообщает, что нашла… нет, не Марию, а араба. Того самого таксиста, который вез его в Город. Конечно, это предполагаемый таксист, но он запомнил молодого человека и беседу с ним — насчет улетевшей девушки. Что с того, что молодых людей полно, а девушек — еще больше? всех не упомнишь, но этот (имеется в виду Габриель) кое-что забыл у него в машине. — Журнал, — осеняет Габриеля. — Я забыл в такси журнал «Ридерс Дайджест». В него еще были вложены фотографии. — Моментальные снимки, — подтверждает Чус. — Вы и девушка. Ваша невеста, да? — Девушка на снимках — действительно Мария, — уклоняется от прямого ответа Габриель. — Она красивая. — Красивая, — глупо отрицать очевидное. — И она улыбается. — Улыбка — ее естественное состояние. Вне зависимости от того, кто находится рядом с ней. — И вы выглядите… довольно гармонично. Подонки всегда выглядят гармонично, хочется сказать Габриелю, но он опускает эту фразу: неизвестно, как отреагирует на нее вспыльчивая девушка-полицейский. Еще Чус обнаружила нескольких человек, которые видели Марию входящей в терминал — и позже, когда она рассматривала товары в магазинчиках дьюти-фри. Если сопоставить показания этих людей с показаниями араба, то окажется, что Габриель садился в такси в тот самый момент, когда Мария бродила по терминалу, следовательно, — он никак не может быть причастен к исчезновению. — Значит, подозрения с меня сняты? — тихо радуется Габриель. — Это странная история. Очень-очень странная. — Пожалуй, вы правы, — какой бы «странной» ни выглядела история, для Габриеля она закончилась наилучшим из всех возможных образом: он снова свободен. При условии, что Мария больше не вернется. И что в забитом народом терминале она нашла кого-то еще. Более подходящего для спаривания термита. Такой вариант не исключен, но на всякий случай нужно держать пальцы скрещенными. — Может быть, мы встретимся? В неформальной обстановке… — Зачем? — удивляется Чус на другом конце провода. — Я вызову вас, если возникнет необходимость или вскроются новые обстоятельства. — Это само собой разумеется, но… Ответом Габриелю служат короткие гудки. …Спустя еще десять дней Габриель решает убрать с витрины философов и прочих ненормальных и усилить составляющую художественной литературы: Чус не появилась, его ожидания оказались напрасными. Лучше не думать о ней, не предаваться несбыточным мечтам. Но и сдаваться без боя ему не хочется: пару раз Габриель пытается подкараулить Чус возле управления (с нулевым результатом); потом, отчаявшись, решается на звонок по номеру, некогда данному Магдаленой. — У меня информация для сеньориты Рекуэрда. По делу, которое она ведет, — сообщает Габриель невидимому собеседнику. — Это очень срочная информация, очень важная. Как я могу с ней связаться? Некто из мелких сошек, сидящих на управленческом коммутаторе, вздыхает и мекает. После чего выражается в том духе, что Габриелю (если у него действительно есть важная и срочная информация) нужно позвонить по таким-то и таким-то телефонам. — Это прямые телефоны следователя Рекуэрды? — продолжает наседать Габриель. — Нет. Это телефоны людей, которым переданы ее дела.