Их бессмысленность очевидна, к тому же Габриелю есть с кем поговорить на эту вечную тему. Курить «Боливар» невозможно, так он крепок. Не всякая мужская глотка вынесет этот жесткий, царапающий дым, что уж говорить о женской? Таня Салседо — та еще штучка. Железная леди. И не захочешь, а поскачешь в Интернет с отсканированной фоткой в зубах. Когда же он последний раз фотографировался? По всему выходит, что с Христиной, в автомате моментальной фотографии. После нее у Габриеля было несколько девушек — и все это летние связи, когда он пребывает в относительном порядке и спокойствии и не подвержен зимней хандре. Она давно уже называется «синдромом Птицелова», а девушки… Они — совершенно разные, у Габриеля нет устоявшегося типа возлюбленной. Две были просто туристками, он встречался с ними с разницей в год, с обеими — на протяжении двух недель, ровно столько длился их отпуск. И обе они носили одинаковое имя — Габи. Вернее, это немку звали Габи (полное — Габриэла). А француженку звали Габи (полное — Габриэль). Габриель — Габриэла — Габриэль. Забавно. Если слить Габриэлу и Габриэль в одну кастрюлю, хорошенько размешать полученную смесь и взбить ее миксером, сунуть в духовку, благополучно вынуть, а потом украсить заварным кремом, цукатами и замороженными фруктами — то получится незабвенная Ульрика. А Габриэла и Габриэль — всего лишь бледная, плохо пропеченная копия Ульрики. Без цукатов, крема и фруктов. И потом, им явно хотелось заняться сексом, безразлично с кем, а Габриель просто оказался на пути, как мог оказаться любой другой — будь то спасатель на пляже, рабочий на стройке, владелец кондитерской или уличный музыкант. Такой, весьма распространенный, тип искательниц приключений не очень-то нравится Габриелю, но и отказываться от того, что само плывет в руки, — глупо. Ни Габриэла, ни Габриэль не обогатили его ни одной новой мыслью, ни одной новой эмоцией, они лишь закатывали глаза и глупо хихикали над фактом такого кармического совпадения имен. Вернее, это Габриэла называла его кармическим. А Габриэль выразилась в том духе, что оно — судьбоносно. Судьбоносно. Ха-ха. Эти две мерзавки опустили Габриеля на десяток приличных сигар каждая («на память о том, как мы зажигали с душкой-испанцем»). Кроме того, Габриэла умыкнула у него альбом «150 лет репортажной фотографии», а Габриэль — альбом «Знаменитые французские модельеры». Когда факт кражи вскрылся, Габриель дал себе слово не связываться с туристочками в топиках, мини и вьетнамках от «Дольче-Габбана» (этот нехитрый прикид был на обеих шалавах в судьбоносно-кармический час знакомства). Остальные подружки Габриеля — местного разлива. От того, что они постоянно проживают здесь, в Городе, связи не становятся длиннее и по-прежнему имеют сезонный характер. Все это милые девушки, но они не носят умопомрачительных саквояжей с умопомрачительной начинкой, как Ульрика. И не носят табельного оружия в кобуре, как Христина. Никакой изюминки в них нет. Они же, напротив, считают, что изюминки не хватает как раз Габриелю. Габриель — несовременный. Не любит тусоваться, не любит ходить в кино и на пляж, хотя фигура у него — дай бог каждому. Габриель не развлекает их шуточками и неожиданными хлесткими сюрпризами в стиле киношного психопата Фредди Крюгера, он — довольно-таки мрачный тип. Волосы Габриеля не мешало бы подстричь, а речь — упростить, уж больно она заумная. Так же не мешало бы заняться гардеробом Габриеля, прикупить ему пару попсовых футболок, пару попсовых штанов и пару попсовых сандалий, и еще — летний вариант попсового браслета: кожаный ремешок со вставленными в него раковинами каури. Ни одной девушке до сих пор не удалось достичь желаемого: Габриель цепко держится за свои волосы и за свою речь, которую, не покладая рук, шлифовала вся мировая литература — от Гомера до старины Умберто Эко. Габриеля вполне устраивают его классические джинсы и футболки, и он терпеть не может цацок на запястьях. Он хочет оставить все как есть. Как было всегда. С ним не соглашаются — молча или громогласно, и это — отличный повод, чтобы сказать девушке: «По-моему, мы не очень подходим друг другу, милая. Не пора ли нам разбежаться?» Так он обычно и говорит. И они уходят — обычно. В Городе полно парней, легких и остроумных, веселых и не зануд. И полно мест, где можно с ними познакомиться, днем и ночью, ведь Город никогда не спит! И здесь можно встретить не только простых парней, но самых что ни на есть знаменитых. Всемирно известных футболистов, например, — Пуйоль, Рональдиньо, Дзамбротта, Виктор Вальдес, они играют за местный клуб. Есть еще знаменитые художники и знаменитые музыканты, и один переведенный на 32 языка знаменитый писатель-постмодернист в сакральном и вполне приемлемом для флирта возрасте «за тридцать», — но футболисты все же предпочтительнее. Габриель искренне желает своим мимолетным подружкам счастья. И хорошо, что они мимолетны, — ничье сердце в результате не было разбито, Фэл может не переживать. Весна и лето наступят в любом случае, а значит, будут новые девушки. Все они заглянут в магазинчик «Фидель и Че» в поисках книжки про любовь — как он мечтал когда-то. Самое смешное, что так обычно и бывает, вот только все время попадаются не те девушки. Не те, в которых можно самому влюбиться по-настоящему. Сейчас, по прошествии лет, Габриель мог бы сказать, что у него была настоящая любовь. И не говорит этого лишь потому, что любовей было две — Ульрика и Христина. Кто из них настоящая? И вспоминают ли они о Габриеле — хоть иногда? Габриель — вспоминает, и довольно часто, но в этих воспоминаниях гораздо больше вопросов, чем ответов. И вопрос «почему мы расстались?» здесь далеко не главный. Габриель переполнен подробностями интимной жизни с Ульрикой и Христиной. И подробностями, связанными с их повадками, привычками и содержимым их сердец, но это — описательные подробности, как если бы он строчил очередное долгоиграющее письмо Фэл или — не приведи господи! — взялся бы за роман. Описательные подробности — и никаких документальных свидетельств. Ничего, что можно вспомнить просто так, не облекая в затейливые словесные построения, не делая вид, что читаешь книгу о себе. Между Габриелем и обеими девушками — куча страниц убористого текста, вот что напрягает. Существование Тани Салседо напрягает не меньше. С Таней все происходит в хорошо знакомом Габриелю русле тотального потока. Сверхбыстрого течения, по которому он скользит, не пытаясь сопротивляться: все силы уходят на то, чтобы держать голову над поверхностью. Самым неприятным выглядит требование воспользоваться электронной почтой, а значит, и Интернетом. Габриеля сложно обвинить в дремучести: у него есть компьютер и есть выход в сеть, и все закупки для магазина, прежде всего — книжные, он делает по Сети. То же касается расчетов и проплат. Но это — технические моменты, неизбежные в любом бизнесе, не более. Интернета в отрыве от повседневных нужд Габриель не переносит на дух. Несколько раз он пытался внедриться в него и понять суть, используя привычные для подобных действий инструменты: анализ, глубинное проникновение, эмоциональное сопереживание, идентификация. Ничего путного из этих поползновений не вышло. То, что безотказно срабатывало с литературой, оказалось бессильным перед Интернетом. Интернет — большая помойка. Интернет — враль, каких мало. Мистификатор. Ушлый рекламщик, способный и мать родную заложить за пару-тройку лишних евро. Интернет — питательная среда для самых разных пороков и комплексов: гипертрофированное тщеславие, жажда превосходства, ложь во всех модификациях, откровенное манипулирование случайными собеседниками. Конечно, Интернет — незаменимое средство для получения информации, там этой информации завались, стихийное бедствие какое-то, торнадо, смерч, цунами, но — нужно ли обычному человеку столько информации? и тысячную ее долю не удастся переварить за всю жизнь. И потом, там слишком много голосов. Разных и не всегда приятных. От них у Габриеля начинает болеть голова и напрочь теряется чувство собственной уникальности. Единственности. Неповторимости. Войти в Интернет — все равно что войти в комнату, полную кривых зеркал. Отовсюду на тебя скалится твоя же собственная, чудовищно изуродованная физиономия. Скорее всего, у Интернета есть и обратная сторона. Но она, так же, как и обратная сторона Луны, навеки скрыта от глаз. И высадок на обратную сторону Луны в ближайшее время не предвидится. А если предвидится, то Габриель уже пролетел с заявкой в отряд астронавтов. Как бы то ни было, он панически боится Интернета. Но через день после получения ультиматума от Тани мужественно фотографирует себя на камеру мобильного, перекачивает изображение на компьютер и отправляет по адресу, указанному в письме. Не то чтобы Габриель очень старался подать себя в лучшем виде: он не выбирал выгодных ракурсов и не выпячивал подбородок, просто побрился и зачесал назад волосы. И изобразил на лице дружелюбную и искреннюю улыбку, чтобы у недоверчивой Тани Салседо не возникло никаких сомнений насчет его порядочности. Ответ пришел тем же вечером и немало смутил Габриеля: Привет, красавчик! Если, конечно, на фотке ты, а не актер Антонио Бандерас в ранней молодости. Мне нравится Бандерас, а тебе? Ты мог написать хотя бы несколько строк о себе, а не просто отделаться фоткой. Глаза у тебя хорошие, и ты не похож на прохиндея, тебя это радует? Меня — так очень. Я на всякий случай высылаю свою, последнюю по времени. Это чтобы ты имел представление обо мне, ни для чего другого, не обольщайся. Ты не написал, какие сигары куришь и чем занимаешься. Отвечай быстрее, я проверяю почту два раза в день — утром и вечером, так что разговорчиками о большой разнице во времени не отделаешься. С наилучшими пожеланиями — Таня Салседо Вот сейчас и откроется истина — кто же такая на самом деле Таня Салседо, внучка неистового Хосе Луиса, негритянка, мулатка или белая. И еще — какая она. И насколько она далека от невнятного образа, который рисовало воображение Габриеля. Он не оставлял своих фотографий ни Христине, ни Ульрике, и у него не осталось на память ровным счетом ничего. Таня Салседо — совершенно непонятный и мало желанный персонаж, да к тому же удаленный на тысячи километров, но вот, пожалуйста: она теперь имеет его фотокарточку, а он ее. Что можно сделать с фотографией Тани? Раскрыть ее. Давно пора было это сделать — еще десять минут назад, пятнадцать, но Габриель сидит над нераспакованным файлом, то поднося к нему стрелку, то убирая ее. Раскрыть фотографию никогда прежде не виданного человека — все равно что толкнуть закрытую дверь, за которой — неизвестность. А Габриель — еще со времен первого знакомства с Птицеловом — терпеть не может закрытых дверей и чаще не входит в них, чем наоборот. Но уж больно интересно увидеть, что представляет собой перчинка Таня Салседо. Она не мулатка и не негритянка. Она очень хорошенькая — вот первое впечатление от фотографии. Она очень молодая, ей, наверное, и двадцати нет. Она — задира и позерка. Первое не удивляет Габриеля, что-то подобное он предполагал, исходя из двух ее посланий. «Позерка» относится непосредственно к фотографии, явно постановочной. У Тани волосы ниже плеч, слегка вьющиеся: они скрывают половину лица, вторая половина представляет собой абсолютный идеал женской красоты. Таню можно было бы назвать моделью, но она слишком живая для модели. Она — как ртуть. Глаза у нее (вернее — один глаз, тот что виден на фотографии) — насмешливые, и губы сложены в улыбку. Улыбку знающего себе цену человека. «Ну, какова я, чико? — вопрошает Таня с фотографии. — Скажи честно, таких девушек ты еще не видел!» Возможно, Таня права. Но и это еще не все. Фон на фотографии абсолютно черный — это сделано специально, чтобы доминировали два светлых пятна: полумесяц лица и полумесяц руки. Рука тоже включена в список достопримечательностей Тани, обязательных к посещению. Пальцы у нее длинные (тут Габриель не ошибся), но нет никаких следов облупившегося лака. Напротив — перед ним образец идеальных ногтей. Идеально обработанных ногтей.