– Я – нет. Но Эдвард видел его, Гурель видел его, и человек, которого они видели – совсем не тот, кого видела горничная на служебной лестнице, когда тот тащил за руку Шапмана. – Итак, ваш вывод? – Вы хотите сказать «истина», господин председатель. Вот она или, по крайней мере, то, что я знаю об истине. Во вторник шестнадцатого апреля некий человек… Люпен… вторгся в комнату господина Кессельбаха около двух часов пополудни… Взрыв смеха прервал господина Ленормана. Это смеялся префект полиции. – Позвольте заметить вам, господин Ленорман, что вы с излишней поспешностью делаете уточнения. Доказано, что в тот день в три часа господин Кессельбах вошел в «Лионский кредит» и спустился в зал сейфов. Об этом свидетельствует его подпись в регистрационной книге. Господин Ленорман почтительно дождался, пока его начальник договорит. Затем, не потрудившись прямо ответить на выпад, продолжил: – Около двух часов пополудни Люпен с помощью сообщника, именуемого Марко, связал господина Кессельбаха, отобрал у него все имевшиеся при нем наличные деньги и вынудил назвать шифр его сейфа в «Лионском кредите». Как только секрет был раскрыт, Марко ушел. Он встретился со вторым сообщником, который, воспользовавшись некоторым сходством с господином Кессельбахом – сходством, которое, впрочем, он усилил в тот день, надев одежду, похожую на одежду господина Кессельбаха, и очки в золотой оправе, – вошел в банк, подделал подпись господина Кессельбаха, опустошил сейф и вернулся в сопровождении Марко. Тот сразу же позвонил Люпену. Тогда Люпен, удостоверившись, что господин Кессельбах не обманул его, ушел, поскольку цель его экспедиции была достигнута. Валангле, казалось, колебался. – Да… да… предположим… Но все-таки меня удивляет, что такой человек, как Люпен, серьезно рисковал из-за столь жалкой прибыли… нескольких банкнот и всего лишь предполагаемого содержимого сейфа. – Люпен зарился на большее. Он хотел заполучить либо сафьяновый футляр, который находился в дорожной сумке, либо эбеновую шкатулку, хранившуюся в сейфе. Этой шкатулкой он завладел, поскольку прислал ее пустой. Следовательно, теперь он уверен, что ему открыт путь к разгадке знаменитого проекта, который задумал господин Кессельбах и о котором говорил своему секретарю незадолго до смерти. – Что за проект? – Я не знаю. Директор агентства Барбарё, которому он открылся, сказал мне, что господин Кессельбах разыскивал одного человека, похоже, опустившегося, по имени Пьер Ледюк. С какой целью он его искал? И каким образом Ледюк связан с его проектом? Этого я не могу сказать. – Пусть так. – заключил Валангле. – Это что касается Люпена. Его роль закончилась. Господин Кессельбах был связан, обобран… но оставался жив!.. Что происходит до того момента, когда его нашли мертвым? – Ничего на протяжении нескольких часов; ничего до наступления ночи. Но в течение ночи в апартамент кто-то вошел. – Каким образом? – Через комнату четыреста двадцать, одну из тех, что зарезервировал господин Кессельбах. Визитер, безусловно, обладал поддельным ключом. – Но, – воскликнул префект полиции, – все двери, а их пять, между этой комнатой и апартаментом были заперты на задвижку! – Оставался балкон. – Балкон! – Да, он один на весь этаж, который выходит на улицу Жюде. – А перегородки? – Ловкий человек может их преодолеть. Наш преодолел. Я обнаружил следы. – Но все окна апартамента были закрыты, и после совершения преступления установили, что они таковыми и оставались. – Кроме окна секретаря Шапмана, которое было лишь прикрыто, я сам в этом удостоверился. На сей раз председатель Совета, казалось, немного дрогнул, настолько версия господина Ленормана выглядела логичной, точной и подкрепленной основательными фактами. Он спросил со всевозрастающим интересом: – Но с какой целью приходил этот человек? – Я не знаю. – Ах, вы не знаете… – Нет, я и имени его не знаю. – Но по какой причине он убил? – Я не знаю. Единственное, что можно предположить, так это то, что у него не было намерения убивать, что он тоже пришел с намерением забрать документы, находившиеся в сафьяновом футляре и в шкатулке, а случайно оказавшись перед лицом беспомощного недруга, убил его. Валангле прошептал: – Такое возможно… да, строго говоря… А как, по-вашему, нашел он документы? – Он не нашел шкатулку, поскольку ее там не было, зато обнаружил на дне дорожной сумки черный сафьяновый футляр. Таким образом, Люпен и… тот, другой, оба в одинаковом положении: о проекте господина Кессельбаха им известно одно и то же. – То есть, – заметил председатель, – они будут сражаться. – Вот именно. И борьба уже началась. Убийца, обнаружив визитную карточку Арсена Люпена, приколол ее к трупу. Все внешние признаки – против Арсена Люпена… Значит, Арсен Люпен и будет убийцей. – В самом деле… в самом деле… – согласился Валангле. – Расчет не лишен основательности. – И хитрость удалась бы, – продолжал господин Ленорман, – если бы по другой случайности, на этот раз неблагоприятной, то ли по пути туда, то ли обратно убийца не потерял в четыреста двадцатой комнате свой портсигар, и если бы слуга отеля, Гюстав Бёдо, не подобрал его. С тех пор, зная, что его обнаружили или вот-вот обнаружат… – Откуда он это узнал? – Откуда? Да от самого следователя Формери. Дознание велось при открытых дверях! Наверняка убийца скрывался среди присутствующих, служащих отеля или журналистов, когда следователь отправил Гюстава Бёдо в его мансарду за портсигаром. Бёдо поднялся. Убийца последовал за ним и нанес удар. Вторая жертва. Никто больше не возражал. Драма восстанавливалась, поразительная в своей правдивости и вероятной точности. – А третья жертва? – спросил Валангле. – Эта сама подставила себя под удар. Бёдо не возвращался, и Шапман, которому не терпелось самому взглянуть на портсигар, пошел вместе с управляющим отеля. Застигнутый убийцей, он позволил увлечь себя, тот отвел его в одну из комнат и тоже убил. – А почему Шапман дал увлечь себя этому человеку, хотя знал, что это убийца господина Кессельбаха и Гюстава Бёдо? – Я этого не знаю, как не знаю и того, в какой комнате было совершено преступление, так же как не догадываюсь о поистине чудодейственном способе, каким виновному удалось скрыться. – Говорили о каких-то двух синих этикетках, – заметил господин Валангле. – Да, одна найдена на шкатулке, которую прислал Люпен, другую нашел я, наверняка она выпала из сафьянового футляра, который украл убийца. – И что? – Ничего, по-моему, они ничего не означают. Что действительно имеет какое-то значение, так это цифра 813, которую господин Кессельбах написал на каждой из них: его почерк установили. – А что такое 813? – Тайна. – И что? – Ничего, я снова вынужден вам ответить, что ничего об этом не знаю. – У вас нет подозрений? – Никаких. Два моих человека проживают в одной из комнат «Палас-отеля» на этаже, где нашли труп Шапмана. С их помощью я слежу за всеми людьми в отеле. Виновный не входит в число тех, кто уже уехал. – Никто не звонил во время убийства? – Да, из города кто-то звонил майору Парбери, одному из четырех человек, проживавших на втором этаже. – И этот майор? – Мои люди следят за ним. До сих пор против него ничего нет. – И в каком направлении вы собираетесь искать? – О! Направление вполне определенное. На мой взгляд, убийца принадлежит к числу друзей или знакомых семейства Кессельбах. Он знал их маршрут, знал их привычки, знал причину, по которой господин Кессельбах находится в Париже, и, по крайней мере, он подозревал о важности его намерений. – Стало быть, это не профессиональный преступник? – Нет! Нет! Тысячу раз нет. Преступление было совершено с неслыханной ловкостью и смелостью, но оно было продиктовано обстоятельствами. Повторяю, искать надо в окружении господина и госпожи Кессельбах. И доказательство этому – то, что убийца господина Кессельбаха убил Гюстава Бёдо только потому, что в руках у того был портсигар, а Шапмана – потому, что секретарь знал о его существовании. Вспомните волнение Шапмана: услышав одно лишь описание портсигара, секретарь что-то заподозрил. Если бы он увидел портсигар, мы бы поняли, в чем дело. В этом неизвестный не ошибся: он устранил Шапмана. И теперь мы ничего не знаем, кроме инициалов Л и М. Подумав, Ленорман добавил: – Еще одно доказательство, которое является ответом на один из ваших вопросов, господин председатель. Неужели вы думаете, что Шапман пошел бы за тем человеком по коридорам и лестницам отеля, если бы не знал его раньше? Факты накапливались. Истина – или, по крайней мере, вероятная истина – обозначилась. Многие обстоятельства, возможно, самые любопытные, оставались неясными. Но какое озарение! Даже при незнании мотивов, подготовивших их, цепочка поступков, совершенных в то трагическое утро, вдруг стала очевидной. Наступило молчание. Каждый размышлял, раздумывал в поисках аргументов, возражений. Наконец, Валангле воскликнул: – Дорогой Ленорман, все это прекрасно… Вы меня убедили… Но по сути мы ведь никуда не продвинулись. – Как это?