Старик был потрясен. Он снова пробормотал: – Кто вам это сказал? Кто открыл? – Господин Кессельбах. – Никогда! Это секрет, который я ему поведал, а Рудольф хранит свои секреты… особенно этот… – Однако необходимо, чтобы вы нам ответили. В настоящее время мы проводим расследование относительно Пьера Ледюка, которое должно завершиться без промедления, и вы один можете пролить свет на эту тайну, поскольку господина Кессельбаха здесь нет. – Что, в конце концов, – воскликнул Стейнвег, казалось, решившись, – что вам нужно? – Вы знаете Пьера Ледюка? – Я никогда его не видел, но давно уже владею одним секретом, который его касается. Вследствие событий, о которых не стоит рассказывать, и благодаря ряду случайностей, я, в конце концов, удостоверился, что тот, кто меня интересует, ведет в Париже беспорядочный образ жизни и что он называет себя Пьером Ледюком, хотя это ненастоящее его имя. – Но сам-то он знает свое настоящее имя? – Полагаю, что да. – А вы? – Я его знаю. – Ну что ж, назовите его нам. Старик заколебался, потом с яростью произнес: – Я не могу… не могу… – Но почему? – Я не имею права. В этом весь секрет. Когда этот секрет я открыл Рудольфу, он придал ему такое значение, что вручил мне крупную сумму денег в обмен на мое молчание и пообещал мне целое состояние, настоящее богатство в тот день, когда ему удастся сначала отыскать Пьера Ледюка, а потом извлечь выгоду из секрета. Он с горечью улыбнулся. – Крупная сумма денег уже истрачена. Я приехал узнать о моем состоянии. – Господин Кессельбах умер, – сказал начальник полиции. Стейнвег вздрогнул. – Умер! Возможно ли это? Нет, это ловушка. Госпожа Кессельбах, это правда? Она опустила голову. Казалось, старик был подавлен таким неожиданным открытием, и в то же время оно причинило ему невыразимую боль, поскольку он заплакал. – Мой бедный Рудольф, я видел его совсем маленьким… он приезжал играть со мной в Аугсбург… Я очень его любил. И, взывая к госпоже Кессельбах, продолжал: – И он тоже, мадам, он тоже меня очень любил, не правда ли? Он должен был вам об этом говорить… Мой старый папаша Стейнвег, так он меня называл. Господин Ленорман подошел к нему и твердо произнес: – Выслушайте меня. Господин Кессельбах был убит… Успокойтесь же… крики бесполезны… Он был убит, и все обстоятельства преступления доказывают, что преступник был в курсе этого самого секрета и проекта господина Кессельбаха. Нет ли в самой природе этого проекта чего-либо такого, что позволило бы вам разгадать?.. Стейнвег не мог прийти в себя. – Это моя вина, – пробормотал он. – Если бы я не направил его на этот путь… Госпожа Кессельбах с умоляющим видом приблизилась. – Вы думаете… У вас есть какое-то предположение… О! Я прошу вас, Стейнвег… – У меня нет никакой идеи… я над этим не думал, – прошептал он, – мне надо поразмыслить… – Поищите в окружении господина Кессельбаха, – сказал ему Ленорман. – Никто не был причастен к вашим переговорам в тот момент? Сам он не мог кому-то довериться? – Исключено. – Подумайте хорошенько. Оба они, Долорес и господин Ленорман, склонившись над стариком, с мучительным беспокойством ожидали его ответа. – Нет, – проронил он, – я не вижу… – Подумайте хорошенько, – повторил начальник полиции, – имя и фамилия убийцы начинаются с буквы «Л» и буквы «М». – «Л»… – повторил тот, – я не вижу… «Л»… и «М»… – Да, золотые буквы украшали портсигар, принадлежащий убийце. – Портсигар? – произнес Стейнвег, силясь что-то вспомнить. – Из полированной стали… И одно из внутренних отделений разделено на две части: та, что поменьше, для сигаретной бумаги, другая – для табака… – На две части, на две части, – повторял Стейнвег, воспоминания которого, казалось, пробудила эта подробность. – Не могли бы вы показать мне этот предмет? – Вот он, или, вернее, точное его воспроизведение, – сказал Ленорман, протягивая ему портсигар. – Как? Что?.. – произнес Стейнвег, взяв портсигар. Он тупо смотрел на него, разглядывал, крутил во все стороны, и вдруг вскрикнул, это был крик человека, в голову которому пришла вдруг страшная мысль. И он застыл, мертвенно-бледный, с дрожащими руками и блуждающим взглядом. – Говорите, да говорите же, – приказал господин Ленорман. – О! – молвил тот, словно осененный каким-то открытием, – все объясняется… – Говорите, да говорите же… Оттолкнув их обоих, Стейнвег, шатаясь, подошел к окну, потом вернулся назад и бросился к начальнику полиции: – Сударь, сударь… убийца Рудольфа, я назову вам его… Он умолк. Наступило молчание. В глубокой тиши кабинета, меж этих стен, слышавших столько признаний, столько обвинений, прозвучит ли здесь имя отвратительного убийцы? Господину Ленорману казалось, будто он находится на краю бездонной пропасти и что оттуда к нему возносится голос… Еще несколько секунд, и он узнает… – Нет, – прошептал Стейнвег, – нет, я не могу… – Что вы такое говорите? – в ярости воскликнул начальник полиции. – Я говорю, что не могу. – Но вы не имеете права молчать! Правосудие требует. – Завтра, я скажу завтра… Мне надо подумать… Завтра я расскажу вам все, что знаю о Пьере Ледюке… все, что предполагаю относительно портсигара… Завтра, я вам обещаю. В нем ощущалось такого рода упорство, которое не в силах преодолеть самые энергичные усилия. Господин Ленорман уступил. – Ладно. Я даю вам время до завтрашнего дня, но предупреждаю, что если завтра вы не заговорите, я буду вынужден сообщить об этом следователю. Он позвонил и, отведя инспектора Дьёзи в сторону, сказал: – Проводи его до отеля… и останься там… Я пришлю тебе двух товарищей. Глядите в оба. Его могут попытаться забрать у нас. Инспектор увел Стейнвега, а господин Ленорман, вернувшись к госпоже Кессельбах, которую эта сцена сильно взволновала, извинился: – Примите мои сожаления, мадам… Я понимаю, до какой степени вас это опечалило… Он спросил ее о том времени, когда у господина Кессельбаха установились отношения со стариком Стейнвегом, и о продолжительности этих отношений. Однако она так устала, что Ленорман не стал настаивать. – Должна ли я прийти завтра? – спросила она. – Нет, конечно, нет. Я буду держать вас в курсе всего, что скажет Стейнвег. Не позволите ли предложить вам руку и проводить до вашего экипажа?.. Эти три этажа так трудны для спуска…