Только сейчас Альберту пришло на ум, что рано или поздно придется объяснить ей все. Да, но что сказать? Он надеялся, что все образуется само собой, пока же немного доброжелательства явно не помешает. Альберт скривил рот в улыбке: — Я должен непременно уладить одну вещь… Как там яйцо? — Несу, несу, дорогой. В трубке вновь раздался голос Почтаря: — Да, все в порядке, есть письмо, мистер Уайт. — Том, выслушайте меня хорошенько. Я сегодня очень плохо себя чувствую, но завтра рассчитываю выйти. Прошу вас, задержите на один день письмо, не отсылайте его Харрингтону. — Одну минуту, я узнаю. — Том! Но тот уже отошел. Элизабет вернулась и жестами показывала, что яйцо готово. Альберт с прежней вымученной улыбкой закивал головой и сделал ей знак удалиться. Том вновь взял трубку: — Ваше письмо лежит у нас с прошлого вторника, мистер Уайт. Элизабет стояла, скрестив руки, с жалостью глядя на мужа. — Том, я выйду через день и сразу же заберу его. Резким взмахом он указал Элизабет на дверь. — Почему бы вам не позвонить Харрингтону, — подсказал Том, — и не объяснить ему, что вы заболели? — Том, я вас прошу, задержите письмо! — Мне очень жаль, но это невозможно, мистер Уайт. Вы сами наказали мне при любых обстоятельствах отправить конверт назад через пять дней. — Но я заболел! — завопил Альберт. На крик вбежала Элизабет. На лице ее читалась тревога, кроме того, она явно умирала от любопытства. Том с привычной служебной вежливостью втолковывал: — Вам не следует волноваться, мистер Уайт. Вы можете спокойно болеть, все будет в порядке… — Том, вы же меня знаете! Вы узнаете мой голос?! — Разумеется, мистер Уайт. — Письмо адресовано мне или не мне?! — Совершенно верно, мистер Уайт, но в правилах почтового ведомства… — Да плюньте вы на правила! Элизабет вытаращила глаза. Альберт тоже понял, что хватил через край. Он продолжил чуть тише: — Извините, Том. Я не то имел в виду. Понимаете, я так нервничаю, а тут еще эта проклятая болезнь… — Всего лишь грипп, мистер Уайт. Я уверен, Харрингтон не вышвырнет вас за дверь из-за того, что вы разок заболели. Альберт с отчаянием взглянул на Элизабет, и тут в голову ему пришла спасительная мысль. — Том, выслушайте меня, Том. Сделаем таким образом. Я сейчас пришлю за конвертом жену. (Теперь он будет вынужден рассказать обо всем Элизабет, по крайней мере — сокращенную версию.) Она принесет от меня записку, мои водительские права с фотографией и вообще все, что потребуется… — К сожалению, это невозможно, мистер Уайт. Я не могу отдать ваше письмо никому. Вы помните? Еще бы! Черт его дернул тогда болтать! — Том, прошу вас. Вы даже не представляете… — Мистер Уайт, я не могу нарушить правила. — У-у-у, — замычал Альберт, с клацаньем опуская трубку на рычаг. — Альберт, дорогой, что происходит? — вступила Элизабет. — Я не помню тебя таким. — Пожалуйста, не лезь сейчас ко мне, — отрезал Альберт. Он вновь схватил справочник, набрал номер редакции «Геральд-Стейтсмен» и попросил к аппарату Боба Харрингтона. «Одну минутку, пожалуйста», — пропела секретарша. Альберт представил себе разговор с Бобом. Просить этого журналиста вернуть нераспечатанным таинственное письмо — все равно что бросить кусок мяса в клетку льву и увещевать зверя стать вегетарианцем! Прежде чем Харрингтон взял трубку, Альберт дал отбой. Он уронил голову на грудь. «Что делать?.. Что делать?..» — бормотал он. — Может, позвонить доктору Фрэнсису? — подсказала Элизабет. Доктору уже звонили в пятницу, он назначил лечение и после этого еще позвонил в аптеку, уточнив, что нужно для Уайта. Доктор Фрэнсис приходил к больному только, если речь шла о несчастном случае. Но сейчас Альберт радостно ухватился за эту мысль. — Да-да, позвони ему и попроси приехать немедленно! — Потом он добавил обреченным тоном: — Давай свое яйцо всмятку. Доктор Фрэнсис прибыл около двух часов дня. Снимая в прихожей мокрый плащ — на улице лило как из ведра, — он спросил голосом, не предвещавшим ничего хорошего: — Ну-с, что там случилось? Альберт лежал пластом на диване в гостиной, накрытый горой одеял. При звуке открываемой двери он хрипло закричал: «Я здесь, доктор! Сюда!» — Вы что, шутите? Я же назначил в пятницу лечение, — бурчал Фрэнсис. — Доктор, — начал Альберт как можно тверже. — Мне во что бы то ни стало надо сходить сегодня на почту. Это вопрос жизни. Я вас прошу, дайте мне что-нибудь такое, сделайте укол… что угодно, только, чтобы я смог дойти до почты. Доктор остановился перед ним, сжав брови на переносице. — Вы мне скажете, наконец, что происходит? — Я должен пойти… — Вы, дорогой мой, насмотрелись детективов по телевизору. Не существует лекарства, способного поднять вас с гриппом. Когда человек болен, он должен болеть, а не городить чушь. В конце недели я вам гарантирую выздоровление. — Но поймите, мне нужно там быть сегодня! — Попросите сходить жену. Это ведь всего лишь почта. Безумная ярость внезапно придала силы Альберту. Он сбросил с себя одеяла, вскочил и в пижаме ринулся в переднюю, сорвал с вешалки пальто, нахлобучил шляпу и в шлепанцах выбежал за дверь. Элизабет и доктор что-то кричали, перебивая друг друга, но он не слышал. Альберт успел сделать несколько шагов по мокрой аллее, тапок соскочил у него с ноги, и он рухнул, неловко подвернув ступню. Элизабет с доктором перенесли его назад в дом. Доктор, мрачно бормоча, наложил на вывихнутую ногу тугую повязку. «Геральд-Стейтсмен» выходила по средам. …Телефонный звонок раздался в среду около часа дня. Элизабет появилась на пороге спальни. Лицо ее имело в высшей степени странное выражение. — Дорогой, это мистер Клемент. Альберт, покорный судьбе, снял трубку и тихо промолвил: — Алло. Голос Клемента замолотил ему в висок: — Мой самолет отходит через три минуты, но я хочу, чтобы вы знали, дрянная вошь. Мы еще с вами посчитаемся. Я вернусь. Альберт опустил трубку. Элизабет, сама сердечность, спросила: