— Кстати! Мне хочется спросить его, приходил ли Деревянная Нога понаблюдать за вами, когда вы танцуете… Она увлекает его вперед. — Не стоит… Я сама скажу… Он приходил несколько раз… — Вот видите, он вас ревновал… Они поднимаются на горку. Вот и лавка Мелани Шошуа. Мегрэ продолжает игру: — Что, если я спрошу ее, сколько раз она видела, как вы гуляли с Жаком Петийоном? — Она нас никогда не видела! На этот раз Фелиси говорит уверенно. — Вы так хорошо прятались? Вот и дом; они увидели его в тот момент, когда от него отъехала большая машина Отдела установления личности. На пороге, словно настоящий мелкий собственник, стоит Люка. — Кто это здесь был? — Фотографы, специалисты… — Ах да… Отпечатки пальцев… Она хорошо осведомлена. Она прочла столько детективных романов. — Что нового, старик Люка? — Ничего особенного, начальник… Тот тип действовал в резиновых перчатках, как вы и предполагали… Они только взяли отпечатки его башмаков. Башмаки совершенно новые, он их носил не больше трех дней… Фелиси поднялась к себе в комнату снять траурное платье и вуаль. — Есть новости, начальник?.. Похоже… Люка так хорошо знает комиссара! У Мегрэ есть особая способность проявлять себя, расцветать, излучать жизнь. Он смотрит вокруг, все здесь так хорошо знакомо, и, повинуясь какомуто закону подражания, Мегрэ начинает вести себя так же, как обитатели этого дома… — Выпьем по рюмочке? Он берет из буфета в столовой графин, в котором еще осталось вино, наполняет две рюмки, останавливается на пороге, лицом к саду. — За твое здоровье… Послушайте, Фелиси, детка… Она уже спустилась, надев передник, и проверяет, не устроили ли люди из Отдела установления личности беспорядка на кухне. — Будьте так любезны, приготовьте чашку кофе моему другу… Мне надо сходить в «Золотой перстень», но я оставлю с вами бригадира, он будет охранять вас… До вечера… Он ожидал этого недоверчивого, пугливого взгляда. — Уверяю вас, я иду в «Золотой перстень»… Это правда, но он остается там недолго. Так как в Оржевале нет такси, он просит механика Луво свезти его в Париж на грузовичке. — На площадь Терн… Поезжайте по улице Фобур-Сент-Оноре… Когда он вошел в ресторан, там уже никого не было, и гарсон, вероятно, спал где-нибудь в соседнем помещении, потому что он появился, зевая, со всклокоченными волосами. — Вы знаете, где живет господин, которому вы сегодня передали записку от сопровождавшей меня дамы? Этот дурак думает, что перед ним ревнивец или разгневанный отец. Он отрицает, смущается. Мегрэ показывает ему свое удостоверение. — Я не знаю его фамилии, уверяю вас… Он работает здесь поблизости, но вряд ли он здесь живет, потому что бывает у нас только днем… Мегрэ не хочется ждать до завтра. — Вы не знаете, чем он занимается? — Постойте… Однажды я слышал, как он разговаривал с хозяином… Пойду посмотрю, здесь ли хозяин… Решительно весь дом погружен в послеполуденный сон. Хозяин появляется без воротничка, отводит рукой растрепанные волосы. — Номер тринадцатый? Он работает по кожевенному делу… Он как-то говорил мне об этом, не помню уж, по какому поводу… Он служит в одной фирме, на улице Ваграм… С помощью справочника Боттена комиссар быстро обнаружил фирму Желле и Мотуазона — импорт-экспорт кожевенных изделий — на проспекте Ваграм, 17-бис. Он едет туда. В конторе, сумрачной из-за зеленоватых оконных стекол, на которых изнутри можно прочесть в зеркальном изображении фамилии владельцев, стрекочут пишущие машинки. — Вам, наверное, нужен мсье Шарль… Подождите… Его ведут через лабиринт коридоров и лестниц, где пахнет сыростью, до каморки на самом верху, на дверях которой написано: «Заведующий хозяйством». Это, конечно, мсье номер тринадцать. Он сидит здесь, еще более серый, в длинной серой куртке, которую он надевает во время исполнения своих обязанностей. Видя, что Мегрэ проник в его убежище, в его святая святых, он подскакивает. — Что вам угодно, мсье?.. — Из уголовной полиции… не пугайтесь… Я только хочу кое о чем спросить вас… — Не понимаю… — Нет, мсье Шарль… Вы очень хорошо понимаете… Покажите мне, пожалуйста, записку, которую вам сегодня передал гарсон. — Клянусь вам… — Не клянитесь, иначе мне придется тут же арестовать вас за соучастие в убийстве… Тот шумно сморкается, и это не только для того, чтобы выиграть время, — у него хронический насморк: потому-то он и носит теплое пальто и кашне. — Вы ставите меня в такое положение… — Гораздо менее затруднительное, чем вы сами поставите себя, отказываясь отвечать мне откровенно… Мегрэ нарочно повышает голос: мадам Мегрэ в таких случаях говорит, что он представляется жестоким, и ее это всегда забавляет, потому что она знает его лучше, чем кто-либо. — Видите ли, мсье комиссар, я не думал, что мой поступок… — Покажите мне сначала записку… Вместо того чтобы вытащить ее из кармана, мсье Шарль принужден влезть на стремянку, чтобы достать записку с самой верхней полки, где он спрятал ее за кипами бланков. Он достает оттуда не только этот документ, но и револьвер; он держит его осторожно, как человек, который страшно боится оружия. «Ради бога, не говорите ничего, никогда, ни под каким предлогом. Бросьте в Сену, вы сами знаете что. Это вопрос жизни и смерти». Мегрэ улыбается, читая эти последние слова, в них вся Фелиси. Ведь то же самое она сказала и Луво, шоферу из Оржеваля. — Когда я заметил… — Когда вы заметили, что у вас в кармане пальто лежит это оружие, не так ли?.. — А вы знаете? — Вы только что перед тем сели в метро… Вы были вплотную прижаты к молодой женщине в глубоком трауре, и в тот момент, когда она приближалась к выходу, вы почувствовали, что вам в карман суют какой-то тяжелый предмет. — Я понял это только потом. — Вы испугались… — Я никогда в жизни не пользовался огнестрельным оружием… Я не знал, заряжен ли он… Я и сейчас этого не знаю… К ужасу заведующего хозяйством, Мегрэ вынимает из револьвера обойму, в которой не хватает одной пули. — Но раз вы помните девушку в трауре… — Сначала я хотел пойти и сдать это… этот предмет в полицию… Мсье номер тринадцатый смущается. — Вы чувствительный человек, мсье Шарль. Женщины производят на вас впечатление, не правда ли? Бьюсь об заклад, что у вас в жизни было немного приключений…